Гай Гэвриел Кей - Львы Аль-Рассана
Он смотрел, как темноволосый командир вновь прибывших снял перчатку и пригладил усы, глядя вниз со своего черного коня на вожака тех, кто уничтожил деревню Зири. Стоящий на земле человек был приземистым и смуглым. На взгляд Зири, было совсем не похоже, что он боится приближающейся смерти.
— Ты сам вырыл себе могилу, — произнес он с потрясающей наглостью, обращаясь к человеку на коне. — Знаешь, кого убили твои головорезы? — Голос его был слишком высоким для мужчины, почти пронзительным. — Знаешь, что произойдет, когда я доложу об этом в Эстерене?
Широкоплечий, темноволосый человек на черном коне ничего не ответил. Человек постарше, стоящий рядом с ним, очень высокий и худой, с седеющими волосами, резко произнес:
— Ты так уверен, что вернешься обратно, де Рада?
Коренастый даже не взглянул на него. Однако через секунду первый всадник, командир, очень тихо сказал:
— Отвечай ему, Гарсия. Он задал тебе вопрос. — Это имя он произнес так, словно отчитывал ребенка, но голос его был холодным.
Зири в первый раз заметил, как на лице человека по имени Гарсия промелькнуло сомнение. Но всего лишь на долю секунды.
— Ты же не круглый дурак, Бельмонте. Не надо играть со мной в эти игры.
— Игры? — В голосе всадника зазвучал тяжелый гнев. Он резко взмахнул рукой, обводя всю горящую Орвилью. Ничего нельзя спасти. Совсем ничего. Зири начал оглядываться в поисках отца. Его охватил смертельный ужас.
— Разве я стал бы играть в игры посреди всего этого? — резко спросил человек на коне. — Осторожно, Гарсия. Не оскорбляй меня. Сегодня не надо. Я сказал твоему брату, что произойдет, если ты приблизишься к Фезане. Полагаю, он предупредил тебя. Я должен предполагать, что он тебя предупредил.
Стоящий перед ним человек молчал.
— Какое это имеет значение? — спросил седой. И сплюнул на землю. — Это же падаль. И даже еще хуже.
— Я тебя запомню! — рявкнул черноволосый, теперь поворачиваясь к говорившему. И сжал кулаки. — У меня хорошая память.
— Однако ты позабыл предостережение твоего брата? — Это снова заговорил командир, тот, кого звали Бельмонте. Его голос опять звучал спокойно, угрожающе спокойно. — Или ты предпочел забыть о нем, скажем так? Гарсия де Рада, что ты делал мальчиком в своих семейных владениях — не моя забота. К сожалению, то, что ты сотворил здесь в качестве человека, считающегося взрослым, — забота моя. Эта деревня находится под защитой короля Вальедо, на службе у которого я состою. Дань, за которой я сюда приехал, отчасти платили и те люди, которых ты сегодня убил. Ты нарушил обещания короля Рамиро и выставил его лжецом в глазах всего света. — Он выдержал паузу, чтобы его слова дошли до слушателей. — Учитывая этот факт, что я должен с тобой сделать?
Человек, которому задали этот вопрос, явно не ожидал его. Но за словом в карман не полез.
— «Учитывая этот факт», — насмешливо повторил он тем же тоном. — Тебе следовало стать судейским, а не солдатом, Бельмонте. Судьей на твоих восточных пастбищах, чтобы выносить приговоры за кражу овец. Разве мы сейчас в твоем зале суда?
— Да, — ответил Бельмонте. — Теперь ты начинаешь понимать. Именно так и обстоит дело. Мы ждем твоего ответа. Что я должен с тобой сделать? Отдать этим людям, чтобы они тебя распяли? Ашариты тоже прибивают людей гвоздями к крестам. Мы научились этому от них. Ты это знаешь? Сомневаюсь, что нам будет сложно найти плотников.
— Пустые угрозы, — ответил Гарсия де Рада.
Джеана, которая шагала назад к кучке людей, стоящих посреди горящей деревни, держа за руки двух маленьких девочек, с черной яростью в сердце, увидела лишь стремительное движение правой руки Родриго Бельмонте. Услышала хлопок, словно от удара хлыста, потом крик человека.
Тут она поняла, что это и был удар хлыста, и увидела черную полоску крови на щеке Гарсии де Рада. «Теперь у него на всю жизнь останется шрам», — подумала Джеана. Еще ей захотелось, чтобы сегодняшняя ночь стала концом его жизни. Никогда прежде она не ощущала такой ярости: всепоглощающей, внушающей ужас. Джеана чувствовала, что могла бы сама убить его. Приходилось глубоко дышать, стараясь сохранить остатки самообладания.
Когда ее отца изувечили в Картаде, сначала до Джеаны и ее матери дошел слух об этом, потом пришло сообщение, а потом они жили с этим знанием два дня, перед тем как им разрешили увидеть содеянное и забрать отца домой. То, что она увидела в лачуге у реки, причиняло такие же страдания, как соль на свежей ране. Джеане хотелось кричать. Что может сделать медицина, все ее образование, ее клятва, столкнувшись с подобным зверством?
Гнев сделал ее безрассудной. Ведя двух девочек, она подошла прямо к стоящим друг против друга Родриго Бельмонте и вожаку налетчиков-джадитов, человеку, которого он назвал Гарсией и только что ударил кнутом.
— Кто из них это сделал? — спросила она у детей нарочито звучным голосом, чтобы все слышали.
Вокруг них внезапно воцарилось молчание. Юноша лет четырнадцати-пятнадцати стал поспешно пробираться к ним. Девочки говорили ей, что их старший брат, возможно, жив. Сестра их матери, Абираб, которая вечно просила у Джеаны на базаре всякие мази и настойки от боли в ногах, судорог или бессонницы, осталась в хижине, пытаясь совершить невозможное: сделать не таким ужасным вид изувеченной, мертвой женщины и мертвого младенца, выпавшего из ее чрева.
Юноша подбежал к ним и опустился на колени возле сестер. Одна из них сломалась и зарыдала у него на плече. Вторая, постарше, стояла очень прямо с серьезным и напряженным лицом, оглядывая бандитов.
— На нем была красная рубашка, — явственно произнесла она, — и красные сапоги.
— Вон тот, — произнес человек по имени Лайн Нунес через несколько мгновений и указал рукой. — Приведи его сюда, Альвар.
Младший воин из отряда, тот, у которого были удивительно высокие стремена, спрыгнул с коня. Он вытолкнул из рядов уцелевших налетчиков одного из них. Джеана все еще была поглощена своей яростью и не слишком удивилась тому, что все они ради нее прервали то, чем занимались.
Не ради нее. Она посмотрела на мальчика, стоящего на коленях и обнимающего рыдающую сестру.
— Тебя зовут Зири?
Он кивнул, глядя на нее снизу вверх. Его темные глаза казались огромными на белом лице.
— Мне жаль, но я вынуждена сообщить тебе: твои отец и мать погибли. Сегодня ночью нет легкого способа это сказать.
— Здесь убито очень много людей, доктор. Почему вы нас прерываете? — Это произнес у нее за спиной Бельмонте, и по-своему этот вопрос был справедливым.
Но гнев Джеаны не отпускал ее. Этот человек — джадит, и тот ужасный поступок тоже совершил джадит.
