Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
Снова выбравшись на палубу, он отыскал взглядом Бертовина:
— Собери людей.
— Что-то случилось? — забеспокоился тот.
— Собери людей. — повторил Рамон. — Вот хотя бы здесь — никто внимания не обратит.
Долго ждать не пришлось.
— Я говорил с капитаном. — начал Рамон. — И то, что услышал, мне не понравилось. Первое — за три дня нас отнесло от курса, и довольно далеко. Второе: мачта сломана, а значит, вместо двух парусов у нас остался один. Третье — ветер утихает и мы можем оказаться в полосе штиля, а на нефе, как вы все уже заметили, весел нет. Все это значит, что до места мы доберемся куда позже, чем планировали.
— А когда? — подал голос Эдгар.
— Почем мне знать? Капитан говорит, что если ветер останется таким, как сейчас — через две недели. Возможно, дольше. Намного.
— Когда мы садились на корабль, две недели должен был занять весь путь.
— Да, и то в худшем случае. — кивнул Рамон. — Мы живы, это главное. Если кто-то хочет напиться по этому поводу, я не против. Но прежде чем продолжить радоваться, нужно кое-что сделать.
— Приказывай. — сказал Бертовин.
— Возьми Хлодия, пересчитай, сколько осталось еды, воды и спиртного. Треть еды отложишь, остальное подели на две недели, будешь выдавать утром каждому его дневную долю, дальше пусть поступают с ней, как хотят.
— Негусто выйдет.
— Негусто. — согласился Рамон. — Ничего, не отощаем. Воды прибережешь половину. Выпивки — две трети.
— Отметили, называется. — Буркнул кто-то.
Воин нашел его взглядом:
— Свою долю, можешь взять всю и вылакать прямо сейчас. Но если дело обернется совсем плохо, то вино, разбавленное морской водой, можно пить. А вот морскую воду в чистом виде — нет.
— Я понял, господин. Прости.
Рамон обвел взглядом своих солдат:
— Я очень надеюсь, что до этого не дойдет. Но лучше пусть я буду трусом, испугавшимся тени, чем мои люди будут голодать.
Он снова обернулся к Бертовину:
— Еще одно. После того, как вы с Хлодием закончите, оставь кого-нибудь сторожить еду. Пока одного, там посмотрим. Мало ли.
— Понял, господин.
— Все. Свободны.
Эдгар осторожно тронул брата за плечо:
— Думаешь, все так плохо?
— Не знаю. Одна мачта цела, а значит, нас не будет носить по морю без руля и без ветрил. Но я должен думать о худшем… в Агене под конец осады, говорят, были случаи людоедства.
— Не сравнивай язычников с…
— Люди везде одинаковы. Неважно, в кого ты веришь: поскреби любого, получишь дикаря. Я надеюсь, до крайностей не дойдет. Очень надеюсь.
— Ты циник, погрязший в безверии.
— Может быть. Но когда от тебя зависят люди, лучше быть погрязшим в неверии циником, чем блаженным, верящим, что все люди чисты и невинны лишь потому, что молятся тому же богу, что и он.
— Мне жаль тебя, брат.
Рамон пожал плечами и отвернулся, уставившись в море. В тот день они больше не разговаривали.
Капитан оказался прав: путь занял еще две недели, и к концу плавания многим пришлось затянуть пояса. До кошмаров, которыми пугал Рамон, дело не дошло, но Эдгар облегченно вздохнул, когда на горизонте показался берег. С братом они давно помирились, и выяснять на опыте, кто из них был прав, как-то не хотелось.
Город встретил разноязыким гамом. Сойдя по пружинившим под ногами доскам, Эдгар замер на миг, обескураженный. Рамон подхватил его под руку, потащил вперед, сквозь людскую толчею. Солдаты копья последовали за ними.
— Куда мы идем?
— Ко мне. Уезжая, я оставил дом на слуг, да и Амикам обещал присмотреть. Тебе ведь все равно пока больше некуда?
— Я думал, меня встретят.
— Кто? Если мы задержались на неделю, и никто не знает, доплывем ли? Сейчас Дагобер прикажет разместить тех, кто здесь впервые, доберется до отца — тогда за тобой пошлют. Не суетись.
Пришлось "не суетиться". Правда, всю дорогу Эдгара так и тащил под руку брат, не давай остановиться и разглядеть ни странно выстроенные дома, ни еще более странные одежды местных. "Успеется" — ворчал он, и продолжал неуклонно вести куда-то.
— Куда торопишься? — не выдержал Эдгар.
— Домой. Я устал от бесконечной качки, тесноты, вони и чужих людей. Поэтому, прошу тебя — пошли домой. Отдохну, высплюсь, и свожу тебя погулять, если хочешь — но не сейчас.
Эдгар вздохнул и подчинился.
Оказывается, Бертовин их обогнал — занятый разглядыванием города, Эдгар и не заметил этого — и когда Рамон со своими людьми подошел к дому, их уже ждали. Немногочисленная челядь выстроилась во дворе, склонившись в поклоне. Рамон кивнул в ответ на приветствия, оставил брата на дворецкого, чтобы тот показал ему отведенную комнату и дом, и пошел к себе. Открыл дверь в свою спальню — за три года ничего не изменилось, да и что могло измениться, по большому-то счету? Разве что впервые в жизни он и в самом деле почувствовал себя дома. Он замер на миг, удивившись, а потом рухнул на кровать и рассмеялся. Будь что будет, но сейчас он — дома.
Постучавшись, в комнату заглянул пожилой слуга, спросил, будет ли господин есть.
Рамон кивнул:
— Неси сюда, спускаться лень. И приготовь помыться, а то самому от себя против ветра встать хочется.
— Что подать?
— А что, в доме полно разносолов? — хмыкнул Рамон. — Готов поспорить, что нас не ждали.
— Твоя правда, господин. Но, думаю, ты не попросишь жареного целиком быка прямо сейчас?
— А вдруг я за три года стал ленив и капризен? — Молодой человек улыбнулся. Не то, чтобы он считал свои шутки верхом остроумия, просто сейчас, несмотря на усталость, ему хотелось смеяться непонятно чему. — Давай что-нибудь на свой вкус… только солонину и сыр не надо, три недели, почитай, только это и ели, уже тошнит.
— Яичница на сале, зелень, вареные раки и вино?
— А моим людям?
— То же самое. Еще копченая рыба, сыр и моченые арбузы и яблоки. Должно хватить. А ужин уже приготовим как полагается.
— Хорошо.
Слуга поклонился. Выходя, на миг задержался в дверях:
— Мы рады, что ты вернулся, господин.
— Я тоже рад.
Он дождался, пока слуга вернется и поставит на стол принесенное.
— Постой. Расскажи, как тут дела?
— Господина интересуют все новости за три года?
— Нет, что ты! — испугался Рамон, представив, сколько болтовни на него выльется. — Про что сейчас люди говорят.
— Купцы жалуются — на дорогах снова шалить начали. Так что посуху, почитай, теперь почти не ходят, все морем. Герцог жениться собрался.
— Это я знаю.
— Ора — ты ее помнишь? — второго родила.
"Помнишь"? Как не помнить? Сливающаяся с белизной простыней кожа, рассыпавшиеся смоляные кудри, негромкий смех, собственное смущение… наверное, он был ужасно неловок тогда, но у нее хватило такта этого не заметить. А потом была вторая ночь, и другие…
