Олег Верещагин - Garaf
…Да.
Что скажешь?
Так Пашку не били ещё никогда в жизни. Рыжий быстро раздавил организованное сопротивление мальчишки (которое тот всё же оказал и пару раз попал удачно) и умело молотил кулаками — поднимал упавшего и бил снова. Когда Пашка перестал сопротивляться (просто потерял сознание) — позволил упасть (упавшего не ударил ни разу) и отлил водой.
Пашка привстал и плюнул ему на сапог кровью из лопнувшей изнутри левой щеки. Рыжий не стал его бить больше — вздохнул вдруг как–то странно, чуть ли не сочувственно, и стал сам набирать воду в вёдра…
…Оказалось, что кормить горячим будут и рабов (орки давно что–то пожрали и просто валялись на каких–то подстилках, галдели или спали; волки бродили вокруг — то ли охотились, то ли дозор несли, то ли и то и другое…). Впрочем, Пашку это не обрадовало. Он лежал на сдвинутых ногах Туннаса и ещё одного молодого парня (не на сырую же землю валиться?) и шипел — Туннас вытирал ему лицо намоченным в талой воде краем Пашкиной же майки, что–то одобрительно приговаривая. Пашка через силу улыбался. Странно. Ему было больно, офигенно больно. И в то же время как–то… бодрее он себя, что ли, чувствовал? Немного побаивался продолжения — сейчас разложат на камнях и отлупцуют плётками. Но люди сюда даже не смотрели и говорили про что–то своё, по очереди пробуя из котла.
Ну что ж, вломили крепко… Помимо рассечённой щеки — шатались два зуба. Болели рёбра и ныло ухо.
— Хватит, ладно, — Пашка отстранил вновь скованными руками пальцы Туннаса с подолом своей майки и сел. Поёжился. — Холодно. И жрать охота…
…Жрачку плюхали в деревянные миски — их везли в одном из вьюков. А вот ложек не полагалось. Видимо, считалось, что густую кашу рабы съедят и так. Ну что ж…
Каша оказалась гречневой — густой, почти несолёной и, конечно, без мяса или чего–то похожего. Просто пустая каша (а сами лопали с копчёным мясом, судя по запаху). Но живот у мальчишки давно подвело до предела — так, что и голод–то немножко отступил, вернулся только при виде каши — но с утроенной силой. Правда, есть было плохо — пару раз горячая каша попадала изнутри на раненую щёку, и от боли слёзы наворачивались на глаза — да что ж такое?! Да и «браслеты» мешали, Пашка дёргал руками, сердито зыркал вокруг… и в какой–то момент понял, что его правая кисть от одного из таких рывков до середины пролезла в кольцо!
Пашка обмер. Тут же заставил себя жевать, прикрываясь миской. А правой рукой покручивал, пока железо не врезалось в кожу совсем уж нестерпимо.
И понял, что, пожалуй, сможет вытащить руку. Кольцо, рассчитанное на крупную кисть — мужскую или здешнего юноши, может даже много работавшего старшего мальчишки — для узких кистей невысокого Пашки оказалось широко.
Туннас, глядя на Пашку, плавным движением задвинул его кисть обратно (на руке выступила кровь из широкого стёса–ссадины). Второй сосед в этот момент пересел, прикрывая происходящее. Пашка посмотрел Туннасу в глаза — в упор, неотрывно. Тот покачал головой, незаметно указал на волков. Потом, не переставая есть — прихватывать прямо губами из стоящей на поднятом колене чашки, опустил руки и на мокрой земле начал чертить линии.
— Rhudaur, — он показал на себя. — Тh?ni… ugru…[22] — поморщился, показал на себя, потом повторил: — Rhudaur… — и показал, как перерезает горло.
— Я понял, — кивнул Пашка. — Твоя земля. Рудаур. Тут плохо. Да?
Наверное, Туннас понял только кивок, но в ответ кивнул. Ткнул в чертёж:
— Nin… — украдкой повёл вокруг, обводя рабов, орков, волков…
— Мы… — прошептал Пашка и снова кивнул. Туннас опять ответил кивком. И провёл решительную черту на юг (кажется):
— Cardolan, — и ещё одну — на юго–запад: — Arthedain… — повторил, — nin… — и пальцами показал идущего человека, потом — на свои чёрточки.
Пашка опять кивнул. Он на самом деле понял. Они идут не на север, которого сначала так боялись его спутники. А почему–то на юг. Туда, где… эти Кардолан и Артедайн. Арнорские княжества, где «хорошие парни».
А вдруг получится сбежать?! Пашка быстро посмотрел в стороны, как будто его мысли могли подслушать конвоиры. Туннас — с блеском в глазах — тронул кольца на руках мальчишки и одобрительно кивнул: мол, да, можно будет попробовать! Это было ясно без слов.
Но тут же Пашка внутренне окаменел, как от заморозки. А заморозила его одна простая мысль: он–то руки вывернет. А дальше… а ведь дальше надо будет помочь освободиться остальным. Иначе он… кто?!
А они тебе кто, взбунтовалось что–то внутри — с подвизгом взбунтовалось! Получится — беги со всех ног и…
Он опять встретился глазами с Туннасом, который — тоже явно повеселев — со вкусом вылизывал миску. И тот, высунув из миски нос, подмигнул Пашке.
* * *Ну что ж… Хорошо было уже и то, что миски мыть досталось не Пашке — его, как видно расковывать снова поопасались. Пустячок, а приятно. Плохо — то, что опять пришлось идти, и, хотя ветер улёгся, верхом натянуло тучи, и из них начал сеяться холодный дождь. Орки были вроде бы как даже довольны, хотя от них и их волков понесло мокрой вонью. Волки воняли намного приятней… Да и спать хотелось, глаза слипались.
«Ох заболею, — подумал Пашка, переставляя ноги, которые опять начали коченеть. — Точно теперь заболею, а что тогда? Аспирином точно поить не будут и даже мёда наверняка пожалеют. Куда мы тащимся–то?!»
От невозможности просто поговорить с кем–нибудь Пашка добавочно бесился. И как–то даже не сразу сообразил, что они подходят к лесу, а под ногами — утоптанная дорога, хотя и размокшая, но явная, прорезанная тут и там следами телег и конских копыт. Холодная грязь, похожая на мерзкое мыло, оказалась такой же скользкой, Пашка несколько раз чудом сохранил равновесие, а в колонне двое или трое падали и быстро поднимались.
Через полчаса после начала дождя они миновали то, что издалека казалось грядой холмов. Вблизи Пашка понял — это не холмы, а вал. Старинный вал, тянувшийся на восток и запад, сколько хватало взгляда. Через равные промежутки на «холмах» были видны почти сровненные с землёй серые каменные кольца — руины сторожевых башен… Между двух таких — в лощину, которая когда–то была, наверное, проёмом ворот — колонна и прошла.
— Angmar, — обернувшись, Туннас кивнул назад, на север. — Rhudaur, — он качнул головой вперёд…
…В лес колонна вошла ещё через пару часов, торопясь укрыться от дождя. Мальчишка почти позабыл о том, что с ним случилось, о холоде, мокрой насквозь одежде, закоченевших ногах и оковах, которые стёрли запястья до крови.
Лес был грандиозен. По сторонам от дороги строем стояли сосны — в три–четыре обхвата, с красно–коричневой трещиноватой корой, вознёсшие на дикую просто высоту компактные вечнозелёные кроны (минус — в грязи на дороге было полно иголок, острых, как настоящие иголки). В подлеске густо рос можжевельник. Дух стоял — смесь весенней сосны и весеннего же можжевелового аромата. Показалось, что даже стало теплее. И просто–таки не верилось, что в сотне шагов отсюда — мокрая тундра и чёрные холодные скалы, под которыми живут орки. Жаль, что восхищения хватило ненадолго — вернулись боль в руках, рту и спине, холод, сырость, и Пашка почувствовал себя очень несчастным. Просто до предела. Впрочем… он вдруг усмехнулся. Он уже не раз за короткое время пребывания тут думал: ну, всё плохо, дальше и хуже некуда! И каждый раз оказывалось — очень даже есть куда. Странным образом эта мысль немного утешила. Пашка даже стал вспоминать карту из книжки. Но не мог её вспомнить — и сбился на недоумённые размышления о том, что всё–таки произошло нечто совершенно невозможное. Можно попасть в иное время, иное пространство, на иную планету — предположим! Чёрт с ним, с разумом!!! Но в книжку?!. Это уж совсем запредельное…
