Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета
— На дураков не обижаются! — прокричал шут ему вслед, но Веровек, оскорбленный до глубины души, даже не обернулся.
— Вот, если бы ты на самом деле дураком был, может, и не обиделся бы, — пробормотал Ставрас. — А с тобой никаких нервов не хватит.
— Да, ладно тебе, я же пошутил.
— Как видишь, дурацкая шутка.
— Я шут, мне положено… — попытался запротестовать Шельм.
— Что положено? Над друзьями издеваться?
— Он мне не друг.
— Угу. Зато кровный брат и ты с ним носишься, как курица с яйцом.
— Да, достал он меня своими комплексами. И вовсе он не толстый, так, в меру упитанный. Такие барышням даже больше нравятся, чем как я, костлявые и тощие. А он, как девушку увидит, так мямлить начинает, словно вообще немой или блаженный, даром, что королевич. Уж, каких я к нему краль только не засылал, все без толку! — на одном дыхание выпалил шут, и, только переведя дух, осознал, что выдал изумленно хлопающему глазами лекарю всю подноготную и возмутился: — И почему я тебе вечно все рассказываю?!
— Потому что…
— … дурак, — обреченно закончил за него шут.
— Нет. Потому что, кажется, начинаешь доверять.
— Вот еще! — фыркнул шут, но, как-то неестественно замер, и требовательно вопросил: — А ты мне?
— Хм, — усмехнулся Ставрас. — Посмотрим.
— И что это значит?
— Все зависит от того, как ты вести себя будешь.
— Но… — начал Шельм.
Ставрас не дал ему продолжить:
— Так что там насчет Веровека и девушек?
— Глухо, как банке без варенья, ну, или в бочке без вина.
— И тебя это беспокоит?
— Конечно. Его же королева так и оженит на какой-нибудь девице, устраивающей лишь её одну, а этот пентюх не посмеет возразить, как не возразил, когда она меня отваживала, — последние слова он прошептал уже едва слышно.
Ставрас молчал. Шелест, не спеша, вез их в ту же сторону, в которую ускакал Веровек. А шут все пытался разобраться, что на него нашло, почему только со Ставрасом его традиционная маска дает трещины и он с каждым разом все сильнее обнажает перед ним не просто истинное лицо, а душу, настоящую, обнаженную и до ужаса ранимую. Почему только с ним? Может, это и есть особая, незримая магия Драконьего Лекаря?
— Ставрас?
— М?
— А у тебя, случайно, в роду масочников не было?
— Подозреваешь, что я влияю на твое сознание?
— Просто понять себя самого не могу, и это, знаешь ли, раздражает, — проворчал тот.
— Нет. Не было, — честно признался лекарь. — А если бы были, к кому бы ты меня отнес? К кукловодам, кукольникам или марионеточникам?
— К марионеточникам, конечно, — сразу же ответил шут.
— Почему? — полюбопытствовал Ригулти, которому действительно стало интересно.
— Потому что кукловоды полностью подавляют волю и ведут за собой уже не совсем людей, а нечто напоминающее их лишь внешне, с душами, связанными с душой кукловода так плотно, что если умрет маг-масочник, умрут и все, кто идет за ним, подвластные его воле. Я себя такой живой, безвольной куклой не ощущаю. Кукольники накладывают психо-маски, заменяя ими врожденные психологические портреты, а я прекрасно помню себя в детстве и все такое…
— Если изначальную личность полностью заменить на маску, — перебил его Ставрас, явно не хуже Шельма разбирающийся в вопросе, — то и воспоминания тоже замещаются, причем полностью.
— Все равно, мне кажется, ты бы так со мной поступать не стал, да и зачем? Тебе же самому было бы неинтересно с такой вот ожившей маской, ведь ты мог бы полностью спрогнозировать мои действия, а ты всегда так удивляешься всем моим каверзам, словно дите малое.
— Ну, спасибо. Если это был комплемент, как же ты выражаешься, когда намеренно обидеть хочешь?
— А зачем мне тебе комплементы отвешивать? Это традиционно прерогатива барышень, вот для них-то я обычно и стараюсь, — весело объявил Шельм, снова натягивая на себя маску бесшабашного шута.
— А для меня, значит, и так сойдет? — полюбопытствовал Ставрас беззлобно, и вернул разговор в прежнее русло. — Так почему же все-таки марионеточнник?
— Потому что только они способны контролировать сознание, не подавляя его или заменяя на заранее подготовленную маску, а просто, прикрепив ниточки к узловым точкам личности, и дергая за них.
— Логично, — одобрительно произнес Ставрас, слегка сжимая пятками бока Шелеста, и тот поскакал чуть более резвой рысью. — Только скажи мне, шут мой нежный…
— С чего это нежный?
— Проверено опытным путем на ощупь, — весело возвестил лекарь, понаблюдав, как юное дарование шутки и остроты, смущенно засопело, покраснев, что удивительно, не щеками, а ушами и шеей, и продолжил прерванную Шельмом фразу: — Так откуда ты все это знаешь?
— Книжки умные в детстве читал!
— Да, неужели? Это в чьей же библиотеке ты промышлял, а? В королевской таких нет.
— А ты откуда знаешь? — быстро нашелся шут. — Не ты ли, милый, был её основателем? Ну, или в родстве с ним состоял?
— Намекаешь, что я могу оказаться каким-нибудь дальним потомком Радужного Дракона?
— А почему нет?
— Потому что любой дракон тебе скажет, что Драконий Лекарь не является драконом.
— И какой же дракон со мной заговорит, а?
— Например, бронзовый.
— В человеческой форме их не отличишь.
— А ты в драконьей спроси.
— Постой, они что же…
— Вполне способны говорить на человеческом языке, неважно в каком виде ты их застанешь.
— Но зачем ты мне все это о драконах рассказываешь, столько тайн выдаешь?
— За тем же, за чем и ты, — пробормотал Ставрас и пришпорил Шелеста, который уже начал возмущенно пофыркивать. Надоело плестись еле-еле, давно уже хотелось ноги размять по-настоящему, а не подстраиваться под конька Веровека. Что Ставрас и позволил ему сделать, пуская чудо-коня галопом и прижимая к себе шута чуть крепче, чем следовало. Тот, как ни странно, возражать и возмущаться не стал, послушно вжимаясь в него спиной и даже затылком.
И что бы они делали без Шелеста, если бы тот не затормозил за два лошадиных скачка до засады, устроенной под деревьями небольшого леска?
— Молодец, — потрепав коня по высокой холке, Ставрас с любопытством осмотрел представшую перед глазами мизансцену.
Шут же быстро извлек меч из походного кулона, и так и замер с ним в руках, не спеша спускаться на землю.
— И что же вы, барышни, так и собираетесь прятаться, а не гостей дорогих принимать? — весело вопросил Ставрас, глядя куда-то в сторону кустов, стоящих чуть в отдалении на небольшой ровной площадке, почти незаметной на хорошо утоптанной дороге. Но, присмотревшись, и шут, и лекарь не чуждые магии, разглядели небольшую и довольно безобидную магическую ловушку, которая выбивала седоков из седел, стоило коням вступить в активирующий контур. Кусты, понятное дело, лекарю не ответили. Ставрас ухмыльнулся чуть шире: — Кстати, и спутника нашего не мешало бы вернуть.
