Сергей Костин - Охотник за бабочками
— Ну и что скажешь?
Лысина откровенно скучал. Одно дело арестовывать самых настоящих нарушителей границы. Монстров там разных. Чудовищ инопланетных. Со стрельбой и погонями, со сжиганием планет и небольших вселенных. А совсем другое дело схватить обычного рядового беглеца, к тому же и урода. Медалей за нас, за уродов, не вручают, в отпуск, за нас, за отверженных, на Большую Землю не отпускают.
Я молчал. Чего тут скажешь. И так все ясно. О! Кузьмич уже под мышками провода перекусывает. Дело делает. У него не зубы, а клещи. Ко мне как-то в оранжерею дикий кот прорвался. Недруги подослали. Так Кузьмич ему спинной хребет перегрыз. Титановый шарнир. Котяра от удивления еще часа два чадил микросхемами и орал благим матом от обиды.
— Ты что, издеваешься надо мной?
Это снова лысый. Дался я ему.
— Дался я вам, гражданин начальник. Клевета все это. На бумажке той. Отпустил бы ты меня, начальник. А?
Возвращаться не хотелось. Неизвестно, что еще там паПА придумал. Ему ж в голову взбредет, так он из Московского мегаполиса уродину цирковую выпишет и на ней жениться заставит. Всяко может быть. Да и два миллиона брюликов не на каждой космической трассе валяются. Поди, еще, поищи.
— Им не я нужен, — продолжал я. Лысина слушает внимательно и не перебивает, — А корабль мой. Вернее наш, фамильный.
— А в бумаге написано, что не корабль, а именно тебя доставить, — умный, гадина. Будем действовать по-другому.
Самое противное в моем положении, это играть человеческими слабостями. Но, никуда не денешься.
И вот что странно. Люди за время своего сосуществования в Великой Вселенной научились не только заменять практически все органы тела на искусственные. Не только изменять себя химически и физически. Но даже, о господи, добрались до святая святых. Мозга человеческого. Там отрежут, тут пришьют. Левое на правое, правое на левое.
Бывает, бывает. Сам одного такого видел. Самый настоящий придурок получился. Но, зато гвозди забивал, словно молния.
Опять не о том. А о чем? Вот.
Сколько бы не менялось человечество, какие бы хитрости в тело свое не пихали, но душу изменить никак не могли. Она, как была плаксивой, душа-то, так и осталась. Хоть что ты с ней делай.
И когда я попадаю в ситуации не слишком для меня приятные, я обращаюсь к душе человеческой и к ее порокам.
— Начальник, а ведь на твоей совести смерть моя будет.
Лысина даже не вздрогнул. Поначалу у всех у них так. У нормальных.
— Изведут меня, жизни лишат. И некому меня защитить будет.
— Адвоката наймешь, — лысину начинает разбирать. Ошибка первая. Проявление, каких либо, чувств к уроду не есть хорошо.
— Кто ж за меня заступится? — гнул я дальше. — Сошлют на дальнюю планету поселенцем, одного одинокого. И погибну там от клыков кровожадных.
Первая слеза сорвалась с ресниц лысого. Значит, я на правильном пути.
— А ведь я тоже счастья хочу, начальник. Простого вселенского счастья.
Лысина уже не сдерживался. Плакал откровенно. Душа то у всех одинаковая. Да и век такой. Вроде и забыли, что пожалеть кого-то можно. Ан нет. Есть еще в Великой Галактике существа, пусть даже и уродцы, которые напомнят, что человек есть не набор химических элементов, а нечто большее.
— Ладно, — утерся от слез лысина, — Никуда я тебя не отправлю. Ну их всех, с ихними приказами. Как лишнюю звезду на спину, так хреновый корень. А как предписания выполнять, так будьте любезны.
— Спасибо, начальник, — вот что значит хорошее обращение.
Лысина поднялась со своего места, освободила меня от пут, которые уже порядком погрыз верный друг Кузьмич.
— Куда ж ты теперь, уродец подашься?
Лысина, проявляя остатки жалости, погладил меня по голове. Иногда это, конечно, приятно. Но с другой стороны обидно. Принимают за мальчишку. Но, надо терпеть, чтобы не нарушить чистоту воздействия на душу.
— Дельце у меня в Дьявольских Дырах. Туда и полечу.
Слезы у Лысина вмиг просохли. Стал он серьезным и суровым.
— Что урод — вижу. А вот что дурак, только что понял. В Дыры Дьявольские ему захотелось. Уж лучше я тебя домой отправлю. Может, и не сошлют в поселенцы. А что за дело-то, в Дырах?
Иногда лучше сказать правду.
— Невеста там у меня.
Лысина хрюкнул от неожиданности.
— Невеста, говоришь? Кто за урода замуж пойдет? Врешь ты. Да и нет ничего живого там, в Дьявольских дырах.
— Не было б, не поехал, — нахмурился я, — А насчет того, кто за меня, за урода замуж пойдет, тут ты, начальник, не прав. Вот она-то, одна единственная, во всей Великой Галактике и согласилась. Иль забыл, что я тебе про наше уродское счастье говорил? Человеческое счастье?
Думал лысина достаточно долго. Подумал, повздыхал.
— Корабль твой, того… Навернулся. Каким же образом?
Вот. Момент, к которому я шел старательно и долго. Решается судьба двух миллионов брюликов.
— У вас же, на базе, этой рухляди навалом. Может, один одолжите?
Насколько я знал, на пограничных блокпостах, в целях постоянной боеготовности, на складах, действительно, хранились и перехватчики, и захватчики, и растратчики. Тысячи не тысячи, а сотен пять наверняка. И это только помимо основного боевого состава.
— Хм, — хмыкнула лысина, — Предположим, поверил я тебе. Про невесту и Дьявольские Дыры. Предположим, даже дам кораблик завалящий. И даже черт с ней с отчетностью. К тем двум перехватчикам допишу еще один. Не впервой. Но ведь и ты пойми меня, уродец. Жалко… Жалко мне тебя в Дыры отпускать. Сгинешь. Не вернешься. Хоть с невестой, хоть без.
— Без нее мне и жизнь не мила!
Это цитата. Когда-то давно у паПА в старинных манускриптах подсмотрел. Красиво, правда? Жизнь не мила! Умели раньше красивые слова говорить.
— Умеешь ты красивые слова говорить, — лысина откровенно гордился мной, — Ну раз так… Эх!
Что и требовалось доказать.
— Но с одним условием.
А на это мы не договаривались.
— Каким, таким условием? — нахмурился я. В последнее время, я что-то часто хмуриться стал.
Лысина развернула бумагу с моими особыми приметами, которую он минут десять назад скомкал, вытирая слезы.
— Вот. Условие мое. Тут написано, что горазд ты в картишки играть. А? Значит, так оно и есть. Вот мы с тобой и договоримся. Сыграем партеечку. Я на кон поставлю корабль звездный. Не супер, конечно, но туда и обратно смотаться можно.
— А я что?
Брехня все это, насчет карт. Я с паПА раза два всего играл. Один раз на то, чтобы он отпустил меня в охотники за бабочками. А второй, чтобы не слишком интересовался, что у меня за оранжерея в подземных этажах разбита.
