Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф
Она вздрогнула, отшатнулась.
— Нет-нет!
Я сказал великодушно:
— А то смотри, я добрый. Стоит меня только попросить. Спою, еще как спою. А если после сытного обеда, так вообще…
Она сказала со слабой улыбкой:
— Постараюсь не кормить тебя досыта.
— Что ты за женщина? — спросил я с укором. — Все женщины всегда стараются накормить мужчин досыта. Мы тогда глупеем, из нас можно веревки вить.
Она пробормотала:
— Никогда не думала, что драконы такие… Интересно, каким бы ты был человеком…
Я в ужасе отшатнулся.
— Не пугай меня так!
Она улыбнулась.
— Даже подумать о таком страшишься?
— Конечно, — сказал я убежденно, — люди уродливы, а драконы — прекрасны. Посмотри, какая у меня спина с гребнем… А лапы с перепонками? А пузо блестящее и чистенькое? А… гм… в общем, я — само совершенство. На мне вообще нет отвратительной шерсти!
Она произнесла угрюмо, почти подавленная или хотя бы поколебленная такой убедительной аргументацией:
— Шерсть… не такая уж и отвратительная.
— Не отвратительная?
— Смотря где, — уточнила она. — Разве тебе не нравятся мои волосы?
Я посмотрел оценивающе, поцокал языком.
— Ну, как тебе сказать… Если для человека, то терпимо и даже прекрасно, но вообще-то красивее было бы заменить эту гриву чешуей. Представляешь, крупная… или мелкая, это по вкусу, золотистая чешуя, блещущая на солнце, как жар!.. А можно делать зеленой, красной и даже синей. Любого цвета. А это для женщин так важно, меняться…
Она посмотрела на меня исподлобья.
— Но не настолько же! Я не представляю себя рептилией.
Я вздохнул.
— Да, людям трудно представить себе такое совершенство.
В вечернем воздухе начинают летать светящиеся мушки, жучки и бабочки, пошла узкая полоса странной живности, что не дневная, но и не ночная, а так, ухитрившаяся занять это короткое время и вытеснить из него как дневных, так и ночных.
Я уже знаю, что если взлететь и держать курс вот на ту гору на горизонте, то дальше будет широкая река, через которую я так и не увидел моста, но и брода не заметил, а его легко отыскать с высоты драконьего полета по протоптанным дорогам на противоположных берегах. За рекой, словно спрятавшись за нею, долина с роскошной зеленью, богатые сады, оливковые рощи, несколько городов, расположенных непривычно близко один к другому, снова сады, виноградники, поля под посевами…
Я придвинулся и сел у самого края, так шире обзор, прикидывал, в каком направлении полечу завтра, чтобы увидеть и запечатлеть в памяти нужных сведений побольше.
Сбоку зашелестело, Мириам тихохонько подошла, я видел, как она колеблется, но пересилила себя и села почти рядом.
— Молодец, — проворчал я как можно тише.
Она спросила настороженно:
— Ты о чем?
— Ты молодец, — пояснил я снисходительно. — За все время никакого женского визга, никаких истерик… А я в самом деле хищник.
Она ответила с некоторым напряжением в голосе:
— Не знаю, но чувствую, что не сожрешь… вот так сразу. Может быть, вообще не собираешься есть, только пугаешь. Во всяком случае, я боюсь и… не боюсь.
Я попробовал усмехнуться, не получилось, только зубы стали виднее. Мириам поглядывала искоса, я проговорил неторопливо:
— Вон в ту сторону я еще не летал… Там что-нибудь интересное?
Она пожала плечами:
— Кому как.
— Но не для тебя?
Она снова пожала плечами:
— Мы водили караваны и там. Дороги хорошие, если обходить пески Огня и Каменные топи. Живут там вроде бы аярги и пелоненги, а также устагонги…
— Вроде бы?
Она кивнула.
— Все кочуют. Родственные им племена уже осели, а эти свято хранят традиции отцов. Но кочевать все труднее, оседлые не пускают на свои земли. У них войны почти не останавливаются…
Я сказал сочувствующе:
— Не горюй.
Она фыркнула:
— А мне горевать с чего? Да пусть поубивают друг друга! Это же корни проклятого племени жувалов!
— А что это?
— Неверные, — пояснила она. — У одних бог Кракацорк, у других Смигелиус, а на самом деле мир создал Водяной Дух Шушун и заполнил его множеством озер с чистой холодной водой и реками, где берега из золотого песка… Но потом разгневался на людей и превратил мир в пустыню! И только глядя на подвиги отдельных героев, Водный Дух творит иногда реки, озера, родники.
— Да, — согласился я, — подвиги нужно чем-то стимулировать. А что там еще, кроме аяргов и пелоненгов?
Она подумала, сказала нерешительно:
— Там в центре пустыни живет великий маг и мудрец Мидург. Но все знают об этом и потому прокладывают дороги в обход. Он знает все на свете. Но не любит людей, потому и ушел в пески. А всем, кто приходит, предлагает задать ему вопрос, ответа на который он не знает. Если человек такого сделать не в состоянии, то…
Она умолкла, в глазах метнулся страх. Выждав, я спросил осторожно:
— Что с такими?
— Не знаю, — ответила она тихо. — Но оттуда никто еще не вернулся. Почти никто.
— А если кто-то задаст такой вопрос?
Она вздохнула.
— Тогда выполнит любое желание. Мощь великого Мидурга просто неописуема. Может поднимать горы и обрушивать в моря, опустить небо или заставить течь вспять реки…
— Немало, — пробормотал я. — И что, годится любой вопрос? Он может ответить, каким пальцем я показываю ему фигу за спиной?
Она засмеялась.
— Хотя никто до такого не додумался… но вряд ли это его заинтересует.
— Гм, — сказал я задумчиво, — значит, он может подсказать, как завоевать мир?
Она расхохоталась еще звонче.
— Он и сам может для тебя его завоевать, если сумеешь ему понравиться.
Она умолкла, в ее серых глазах странно отражается багровое пламя небесного заката. Ветер немного разогнал тучи, на щеки пал сиреневый оттенок, красные волосы стали цвета мореного дуба.
Что такое профессиональный маг, проползла вялая мысль. Это человек, который спрятался от жизни. Сперва увидел, что умеет и знает больше, чем эти люди, потом с тоской понял, что эти люди ничего больше знать и не хотят, им непонятна его неистовая страсть к знаниям… и в конце концов ушел от этих никчемных людишек в эмпиреи, башню из слоновой кости, или, как ее ни называй, но в любом случае — от людей ушел.
И вот, отгородившись от них лишь вершинами заснеженных гор, либо морями, либо жаркими пустынями, они совершенствовались в своих поисках, копили мощь, собирали и умножали знания. Кому повезло, те сумели продлить себе жизни, что в свою очередь позволило проникнуть еще глубже в тайны Древних, а это дало кому-то очень долгую жизнь, а кому-то и бесконечно долгую, которую может прервать только насильственная смерть.
