Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей (СИ)
— Зря, мальчик, — послышался голос королевы. — Магия уходит из Империи. И если ты хочешь продолжить дело отца и вернуть божественное благословение людям, тебе придется очень постараться.
— Дело отца? — переспросил Дайм.
Вновь возникшая перед ним королева приложила пальчик к губам, улыбнулась. В его ладони снова очутилась призрачная рука, зазвучала музыка. Королева повлекла его к выходу из галереи, мимо ничего не подозревающих шеров.
— До встречи, — привидение засмеялось и исчезло вместе с заклинанием невидимости, оставив Дукриста у дверей галереи в той же позе, что Мардук на портрете.
Шеры отреагировали мгновенно.
— Ваша Светлость изволит танцевать с Маской? — Зифельд уверенным шагом направился к маркизу.
Приятели графа замешкались: такого противника они никак не ожидали.
— Не с вами же, любезный граф, — обернувшись, усмехнулся Дайм.
— Почему бы и не со мной? — Зифельд на ходу положил руку на эфес.
— О, граф… — Дайм правдоподобно покраснел и смутился. — Не знал, что вы питаете ко мне нежные чувства.
Зифельд запнулся: неожиданной реакцией Дайм окончательно сломал остаточное воздействие Аркана. Граф покачал головой, хотел было что-то ответить…
— Нет, я вам не нравлюсь? Какая досада. — Дайм расстроено пожал плечами. — Светлого вам дня.
Маркиз скользнул за дверь. Зифельд дернулся его остановить, но передумал: он уже сам не понимал, какой шис толкнул его рисковать головой ради мальчишеской ревности.
* * *Коротко раскланявшись и пожелав фрейлинам в гостиной Ристаны доброго дня, Дайм замедлил шаг перед дверьми будуара. Глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и, провожаемый любопытными и жадными взглядами, зашел. Волна запахов заставила его ноздри затрепетать, а сердце забиться быстрее. Сандал, бергамот и лимон безуспешно пытались скрыть запах разгоряченных тел и недавней страсти. Её Высочество не изволили принять ванну после того, как принимали любовника.
«Убить! Зря отказался от дуэли», — мелькнула мысль оскорбленного самца прежде, чем Дайм успел оценить исполненную по всем правилам искусства соблазнения мизансцену «царственная задумчивость».
Она застыла спиной к дверям перед высоким зеркалом. Высокая замысловатая прическа, казалось, клонила ее голову тяжестью короны. Камеристка, стоя на коленях, завязывала ленты на атласных туфельках. Солнце облизывало гибкую, затянутую в бордовое платье фигуру, ласкало длинную шею, стекало по обнаженным плечам и шелковым маревом ложилось на бедра. Золотистая кожа в низком вырезе манила коснуться, раскрыть корсет, как створку раковины, и попробовать жемчужину на вкус. А запах… шисов запах требовал повалить ее на ковер и взять, пометить как собственность.
— Светлого дня, Ваше Высочество, — собственный голос показался ему слишком хриплым.
Совершенная статуя в зеркале затрепетала ресницами, из-под длинных век блеснули черные и влажные, как маслины, глаза.
— Дайм, наконец! — Ристана обернулась через плечо, скользнула взглядом по лайковым перчаткам, слегка нахмурилась его придури, но промолчала: пока даже мелкие упреки не вписывались в её планы. — Вы измучили меня ожиданием.
Она улыбнулась, язычок мелькнул между губами. Легкий взмах кисти отослал служанку прочь.
— Прошу прощения, но дела, дела.
— Ах, как я вас понимаю! Дела государственные так нелегки. Но кто, как не мы? — Ристана повернулась, позволяя любоваться плавными изгибами со всех сторон. — Но вы так редко навещаете нас, — шепнула она, потупила глаза и протянула руку.
Тяжесть в паху стала нестерпимой, Дайма качнуло к Ристане.
«Ведешь себя, как озабоченный мальчишка», — обозвал он сам себя, но быстро загнал лишнюю мысль подальше. Опустился на одно колено, взял её руку в свою, коснулся губами…
Раскаленный металл обжег, растекся по нервам, пресек дыхание. В глазах потемнело.
— Дайм, — вкрадчиво шепнула она.
Голос, движения её дышали довольством и возбуждением: всемогущий глава Канцелярии у ног, дрожит от страсти и ловит каждое слово. Сейчас он мог бы сделать с ней все, что угодно, и от этой мысли снова в штанах становилось тесно.
— Расскажи мне, что в Метрополии? Что твой брат?
Она ласково провела ладонью по его щеке, очередной порцией боли возвращая его из Светлых Садов на землю. Дайм снова вздрогнул и задышал чаще: реакция на боль вполне сходила за приступ страсти.
— Указа нет, Ваше Высочество, — ответил Дайм. — А дальше все зависит только от вас.
— Указа не будет? Ты уверен?
— Я же не император, — покачал головой Дайм, проникновенно глядя ей в глаза и ведя ладонью в перчатке по обнаженной руке вверх.
— А жаль, — усмехнулась Ристана и подалась вперед, так, что из ложбинки меж грудей повеяло мускусом и жасмином. — Из тебя бы вышел замечательный император.
— О нет, — усмехнулся он, поднимаясь на ноги и оказываясь вплотную к Ристане. — Я бы предпочел что-нибудь попроще и менее ответственное. Например…
— Например, устроить мою маленькую сестренку в монастырь Светлой на перевоспитание. — Теперь ей приходилось задирать голову, чтобы видеть его глаза.
— Моему августейшему брату это не понравится.
— Она темная, Дайм. Ты же не будешь врать Конвенту в угоду Лерме, не так ли? — Ристана поднялась на цыпочки и положила руки ему на плечи. — Уж передо мной можно не притворяться, что пылаешь к братьям чистой любовью.
Дайм напрягся, на миг прикрыл глаза, едва-едва потянулся губами к Ристане… И отшатнулся.
— Не надо об этом.
Он принялся мерить комнату шагами, успокаивая злость на Императора и Конвент. Мало им безусловной верности, мало бесплодия и запрета на женитьбу! Позаботились, чтобы он при каждом прикосновении к женщине вспоминал, кому принадлежит с потрохами.
— Дайм, — капризно протянула принцесса, подождала несколько мгновений и снова позвала: — Обещай, что не допустишь брака Лермы и Шуалейды!
Маркиз резко остановился, обернулся. Прямо глянул в глаза, шагнул к ней.
— Лерма её не получит, — искренне и убежденно пообещал он. — Ни за что.
«Если я сдохну прежде, чем сумею пожелать возлюбленному папочке чирья на августейшем седалище, это не значит, что я обязан стелиться под его законное отродье».
— Даже если она светлая?
— Ни темную, ни светлую. Никакую!
Её Высочество довольно засмеялась и повернулась спиной.
— Помоги мне с корсетом. Не звать же камеристку? — Она искоса поглядела на него, приглашая…
Приглашения Дайм не понял. Что делать, робкий мальчик. А может, ревнивый — пусть сама придумывает, почему за пять лет влюбленный маркиз Дукрист ни разу не уложил ее в постель. Он ловко затянул последние петли шнуровки, избегая касаться обнаженной женской кожи даже в перчатках: хватит на сегодня незабываемых ощущений. Пусть в свои тридцать пять Ристана выглядит юной богиней, пусть по ней сходит с ума половина шеров Валанты, пусть даже Бастерхази не способен остаться равнодушным — ни одна женщина не стоит такой боли.
