Сергей Волков - Стража последнего рубежа
Но одно дело зажигалка, а совсем другое — пистолет! Надо было идти советоваться к мэтру, и Соня решительно зашагала к тете Клаве. Тетя Клава внимательно выслушала Разумовскую, а потом, лукаво улыбаясь, поманила ее пальцем в дворницкую. Там она откинула крышку здоровенного железного ящика и приказала:
— Кидай сюда! Нам это ни к чему!
Соня заглянула в ящик и обомлела: он был полон оружия! Пистолеты, обрезы, патроны, ножи с наборными ручками, автомат Калашникова без магазина, какие-то диковинные штуки со стволами и курками… Все пыльное, местами ржавое.
— Тетя Клава, откуда?
— Я, Сонюшка, почитай, тридцать лет уж мету, вот собрала… арсенал! Пусть тут лежит, чем в людей стреляет! Такая у нас с тобой профессия — родину от всякого мусора убирать!
С тех пор много воды утекло. Соня уже давно не мела улицы, да и былой пофигизм куда-то делся — она стала спокойной девушкой, но одно в ней осталось неизменным: к окружающим мужчинам Соня относилась равнодушно. Неудачный опыт с «братаном» Сережей научил ее главному: нужно ждать единственного и неповторимого, а не кидаться на первого встречного, каким бы опытным и уверенным в себе он ни был. Только так — единственного и неповторимого. А остальных — побоку, перетопчутся.
И вот теперь эта история с Олегом…
Глава шестая
Что такое «заявка на донора», до Тамары в полной мере дошло, только когда она предстала перед заместителем начальника Лефортовской тюрьмы. Несколько лет назад этот бывший следственный изолятор ФСБ передали в ведение Министерства юстиции. Молодцеватый подполковник в милицейской форме, приняв у Тамары документы, усмехнулся и посмотрел на монитор компьютера.
— Сейчас у нас ждут этапа трое осужденных на пожизненное. Выбирайте!
И, широким жестом развернув монитор, подполковник подписал лежащую перед ним заявку.
Тамара ожидала увидеть что-то страшное, каких-нибудь маньяков со злобными взглядами, но с экрана на нее смотрели вполне нормальные люди. Один совсем молодой, двое других — постарше. Скупые строчки под фотографиями кратко сообщали биографические данные и информировали о статьях, по которым были осуждены преступники.
— Вот этого, — Тамара ткнула в монитор, спохватилась и прочитала: — Радулов Виталий Евгеньевич, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года рождения.
Подполковник нахмурился, покачал головой.
— Что ж вы так немилосердно, а? Ему бы жить да жить, а вы его — в доноры… Впрочем, это не мое дело.
— А что, разве в «Белом лебеде»[8] ему будет лучше? — холодно спросила Тамара.
— Там у него есть хоть какая-то надежда на условно-досрочное. А из вашей конторы он прямиком пойдет в психушку и, насколько я знаю, до конца своих дней будет овощем.
— Овощем? — Охнув, Тамара быстро пробежала глазами по монитору. — Простите, я тут подумала… Давайте вот этого: Журин Геннадий Стальевич, пятьдесят третьего года.
— Пожалуй, — кивнул подполковник и вписал в заявку данные заключенного. — Его доставят к вам в районе пятнадцати ноль-ноль. До свидания.
Тамара поднялась, поправила юбку, попрощалась и пошла к двери.
— Радулов в пьяной драке на собственной свадьбе трех человек убил, — сказал ей в спину подполковник. — За честь невесты вступился. Один из убитых был заместителем губернатора. А Журин водку делал в промышленных масштабах из метилового спирта и продавал. Двести одиннадцать душ за полгода. Так что все правильно…
Молча открыв дверь, Тамара кивнула и вышла.
Всю дорогу до управления она пыталась понять, зачем Чеканин отправил ее с заявкой — в наказание или таким образом полковник старается закалить ее, подготовить к будущим испытаниям? Если так, то выбор задания не очень удачен. Судьба отравителя Журина ее мало интересует. У Тамары давно уже сложилась твердая позиция: сознательные убийцы и насильники — это не люди. Жалеть их не просто нельзя, а преступно. Точка.
В кабинете Чеканина Тамару встретил все тот же Джимморрисон.
— У нас опять ЧП! — выпалил он, едва девушка пересекла порог. — Убит… Ну, точнее, погиб генерал Гонсовский, исполняющий обязанности начальника Центрального военного архива. На охоте погиб. То ли застрелился, то ли… В общем, пока ничего не известно толком, кроме двух вещей — у него также отсутствует головной мозг, а рядом с ним нашли сгоревший навигатор. Такой же, как у таможенника нашего, Зимина, был. Шеф и Вершинин уехали на место происшествия, Карпухин — к немцам, брать их за жабры, а мы с тобой будем «спецов» поднимать.
— А кто такие эти «спецы»? — поинтересовалась Тамара.
— Сама увидишь, — не сулящим ничего хорошего голосом сказал Джимморрисон. — Когда донора привезут?
— К трем обещали.
— Лады. Значит, еще есть время перекусить. Ты пойдешь?
— Нет, — помотала головой Тамара, — я тут посижу. Устала что-то…
На самом деле она хотела остаться одна и поразмыслить. То, что ситуация с каждым днем становится все сложнее, а дело — запутаннее, угнетало Тамару. Она чувствовала, что все это в конечном итоге коснется ее, причем коснется не как стажера управления «Т», не по работе, а как человека. И от этого чувства хотелось стать маленькой-маленькой и забиться в какую-нибудь укромную норку, туда, где ее никто не найдет…
— Я же не зна-а-ала! Я же пошути-и-ила… — завывала Соня, раскачиваясь на табуретке и комкая в руках совершенно мокрый платок. Тетя Клава сидела напротив, подперев щеку рукой. Давно остыл чайник, за окнами дворницкой сгустилась ночь.
— А паренек-то, видать, с характером, — сказала старушка. — Ох, грехи наши тяжкие. Говоришь, не нашли вы его в подземельях-то?
Соня отрицательно помотала головой.
— Только вещи…
— И что за бес вас туда несет, — проворчала тетя Клава, тяжело поднялась со своего места и, шаркая войлочными тапочками, подошла к древнему резному буфету, похожему на средневековый готический собор. Отворив застекленную дверцу, она достала с полки бронзовый колокольчик, блюдце, свечку, гранитный камешек, серебряную монетку царской чеканки и желтоватое антоновское яблоко.
— Ты, девонька, ну-тко успокойся. Руки вот так вот на скатерку положь — и сиди. Вопросов не задавай. Не бойся. Попробую я горю помочь — поискать твоего… как бишь? Олега?
— Угу, — всхлипывая, кивнула Соня. — Только он не мой.
— Твой, чужой — это вы после разберетесь. Ну, Господи, благослови! Царица небесная, пособи!
Тетя Клава размашисто перекрестилась на темную икону в углу каморки, низко поклонилась. Колокольчик она подвесила на крючок под низким потолком, блюдце утвердила посреди стола, рядом поставила зажженную свечу, разложила вокруг камешек, монетку и яблоко. Закрыв глаза, дворничиха несколько раз глубоко вдохнула и протянула руки над свечой. Неожиданно низкий, густой голос ее потек, как масло:
