Марина Добрынина - Империя под угрозой. Для служебного пользования
Я объясняю ему вкратце методику его одурачивания.
— М-да, — говорит он задумчиво после некоторой паузы, — я и не думал, что так можно.
— Конечно, — объясняю я самодовольно, — у Вас что, спецшкола СИ? С хорошей физподготовкой? И экстренные курсы? А у меня пять лет Высшей школы и Академия. Чувствуйте разницу и получайте хорошее образование.
Он снова хихикает и просит:
— А может, хоть обзор мне освободишь? А, дама с университетским образованием? Зачем ты мне лицо закрыла, ты же Мастер, боишься чего-то?
— Боюсь, — честно признаю я, — ты же у нас супер-дрюпер гений. У тебя показатели силы невероятные. Плюс, ты сам об этом говорил, хорошая физическая подготовка. А я, бедная слабая девушка, как еще могу себя обезопасить? Так что, лежи, мальчик мой и не дергайся.
Я смотрю на него, такого беззащитного сейчас, но все же до предела наполненного силой, и добавляю:
— А еще ты психопат, как мне ни жаль. Я сейчас приду.
И выхожу, закрывая за собой дверь.
Полагаю, сработали старые рефлексы. До безобразия захотелось кофе. По памяти нахожу старую свою камеру и точно, под матрасом лежит баночка недопитого когда-то «Суси» и кусочек сахара. Страшно подумать, во что он сейчас превратился, но попробовать все же надо. Иду на кухню, ставлю чайник, жду, пока закипит, и готовлю себе чашку отвратнейшего напитка. Вместе с чашкой возвращаюсь к Ланковичу, открываю дверь и обнаруживаю, что гусеница моя уже умудрилась подползти к входу.
— Слушай, — говорю, — Дима, так нечестно. Тебя что, на пять минут нельзя одного оставить?
Приходится отставить кружу в сторону, взять Ланковича за ноги и оттащить обратно. Он очень тяжелый, так что я еле справляюсь с этим занятием. Снова сажусь на стульчик рядом с ним, беру в руки чашку и пытаюсь отхлебнуть, но что-то не лезет в меня эта гадость.
— Слышь, — говорю, — Дима, а ты помнишь, как у меня кофе выпрашивал?
Не отвечает. Может, я с ним грубовато обошлась? Ничего, сейчас ему станет легче.
— В общем, слушай меня внимательно. Я могу предложить тебе целых три варианта разрешения возникших между нами разногласий. Выход первый — я сдаю тебя и шефа, и вас обоих, то есть то, что от вас останется после непродолжительного четвертой степени допроса, отправляют в расход. Выход второй: я сама тебя убиваю, скидываю труп в море, и все, кто такой Ланкович, куда делся — никто не знает, а я еду догуливать отпуск. С шефом тоже как-нибудь разберусь. И, наконец, выход третий, честно говоря, он мне больше всех нравится, но не знаю, пойдешь ли ты на это. Я могу стереть тебе часть памяти и заблокировать, зацементировать подходы к твоим способностям. Конечно, ты их не лишишься, но не ты сам, и никто другой не заставят тебя ими воспользоваться. Тебя лишат статуса Мастера, но ты можешь продолжать работать в Инквизиции или в другом месте. Ты даже можешь жениться на Софье и вырастить дочь. Ну?
Ланкович молчит довольно-таки долгое время.
— Дима, — говорю, — я не могу тебя отпустить. Ты слишком опасен для этого. Если уж быть честной до конца, мой долг — сдать тебя в Инквизицию. Тебя и шефа. Дима, я иду против себя самой, пожалуйста, подумай.
— Лучше пристрели меня, — произносит он устало.
Я встаю, сердито пинаю его в бок.
— Ты почему такой придурок? Ты думаешь, мне хочется это делать? А Софья? Ты башкой своей больной хоть немного об этой женщине подумал?
— Майя! — отвечает мне Ланкович, и голос его звучит безнадежно, — но что ты хочешь со мною сделать? Красавчика Джо? Тоже буду сидеть как он? Руками работать?
— Дима, — отвечаю удивленно, — ты меня обижаешь, честное слово, я же не такой коновал, как ты. Меня этому учили в свое время. Курс медицины-то нам читали, и всяких других сопутствующих дисциплин. И я все же Мастер. Не гений, как некоторые, но Мастер хороший. Умственные твои способности полностью сохранятся, зацикленности на сексе тоже не будет.
— А как же твоя идейность?
— Будем считать, что она дала сбой.
— Хорошо, Майя, — наконец говорит он, — хорошо, попробуй. Но если получится что-то вроде Джо, ликвидируй без сожаления.
Я знаю, что так и поступлю, но вот не будет ли Ланкович устраивать мне мелкие пакости и крупные гадости, понять пока не могу. Хочу напоследок еще кое-что у него уточнить. Нет никакой уверенности в том, что он потом сможет мне что-либо рассказать.
— Дима, — прошу его, — ты классный Мастер, я сама не смогу пробиться, пусти меня к себе. И кстати, а где пульт от моего ошейника?
— Ах, этот! — слышу я из-под пиджака несколько не соответствующее ситуации хихиканье, — просто кусок пластика. Надо же было тебя чем-то напугать.
Молча перевариваю информацию, испытываю жутчайшее желание пнуть Ланковича еще раз. Но нельзя, он уже мой сторонник.
— Тогда второй вопрос, Дима, пока ты еще в состоянии ответить. Зачем я тебе была нужна? Почему именно я?
Тишина. Потом — неуверенный голос.
— Не знаю, может быть, отомстить?
И открывается, не дожидаясь, пока я выскажу все, что о нем думаю. Вхожу. Вижу: то, что он говорил сейчас, соответствует действительности. Видимо, моего бывшего ученика и впрямь достала ситуация, в которой он пребывает. Осматриваюсь, и тут же, не давая ему возможности передумать, начинаю чистку.
Когда я закончила, передо мною был уже другой человек. Дмитрий лежал на полу и дышал глубоко и редко. Мешок я все же сняла и теперь имела возможность созерцать его успокоенное гладкое лицо. Мне вдруг стало так грустно, как будто я собственными руками убила близкое мне существо. Не будет больше того пакостного, умного, сильного и изворотливого Мастера с преступными наклонностями, теперь на свет божий появился вполне благовоспитанный подданный Империи, отец семейства и просто хороший человек Ланкович Дмитрий Валерьевич. Человек, способности которого настолько глубоко спрятаны, что можно подумать, будто их нет.
Звонок в ближайшее отделение СИ, вызов наряда и скорой. Прибывшие местные блюстители порядка обнаруживают меня у входа на базу. Я их провожу в одно из многочисленных помещений, неизвестно зачем запланированных в свое время. Там на полу лежит помощник следователя Коровина из 4 отделения Дмитрий Ланкович. Он — в плохом состоянии, бредит. Они выносят его на воздух, сдают на руки только что подъехавшим врачам СИ. Ланковича увозят в госпиталь, меня — в четвертое отделение. Там я пишу отчет о проведенном расследовании, подписываю его, а также заявление об увольнении, и отсылаю все это по электронной почте моему шефу. Не знаю, что с ним делать, но пусть он боится: я буду мстить, и месть моя будет страшна. Я все еще Мастер Идеи, а Идея не потерпит такого слизняка среди своих служителей.
