Вера Петрук - Индиговый ученик
После таких разговоров Арлинг долго ворочался в палатке, прислушиваясь к звукам пустыни, в которых мерещились голоса мертвых и пение древних колдунов. Когда же ему удавалось уснуть, на смену дневным байкам приходили ночные кошмары. Особенно часто снилась Согдария – зеленые поля Мастаршильда и крутые холмы Ярла, на которые вдруг обрушивался самум, оставляя после себя превращенную в песок землю. Регарди думал, что утопил воспоминания о родине в Согдианском море, но когда теббады во снах испаряли озера и ломали лесные чащи, ему казалось, будто это его собственное тело разлеталось пылью до самого горизонта.
Сикелия его разочаровала. Когда-то он мечтал о диковинных землях, изобилующих сокровищами, о садах, в которых росли золотые апельсины и сочные фиги, о приключениях и открытиях, витавших в воздухе, а нашел голые обожженные равнины, где не было ничего – лишь сухость, да пустота. Чудо с возвращением зрения пока не случилось, а назвать собственные мучения в дороге приключением он никак не мог.
Но, тем не менее, жизнь продолжалась даже здесь, среди раскаленных дюн и барханов. Кучеяры были шумными, отвратительно пахли, невнятно говорили и питались кашами, которыми в Согдарии кормили бы скотину, но, лежа вечером в палатке и прислушиваясь к разговорам у костра, Арлинг понимал, что эти люди жили теми же заботами, что и согдарийцы. Как разбогатеть? Где купить подешевле и продать подороже? Почему повышают налоги? В чем смысл жизни? Где найти любовь? В общем, ничего нового.
Многие кучеяры сокрушались по поводу быстрого отъезда из Самрии, из-за которого им пришлось пропустить представление именитого канатоходца со звучным именем – Тень Серебряного Ветра. Он давал единственное выступление, после которого уезжал в Шибан. Тень Серебряного Ветра славился своими головокружительными трюками, и во всей Сикелии не было башни, которая осталась им непокоренной. Арлинг не любил циркачей, и переживания кучеяров ему были не понятны.
Череда жарких дней и холодных ночей тянулась, словно цепочка каравана, затерявшаяся среди высоких барханов. Пробуждение под крики верблюдов и погонщиков, скудный завтрак, бесконечная тряска, болтовня Нуфа, долгожданный привал, незаметная ночь и снова крики горбатых, плавное покачивание в седле, вкус протухшей воды на языке и жаркое солнце, впитывающее из тела последнюю влагу. Арлингу казалось, что он шел по кругу, возвращаясь туда же, откуда начинал – песок везде был одинаковый.
Но случались и неожиданности. Как-то караван вдруг встал, хотя они только недавно закончили привал, и остановок не планировалось. Шум голосов притих, чтобы уступить место иным звукам, – шарканью ног, резким окрикам и скрипу обозов. Но еще раньше до Арлинга долетел запах, по сравнению с которым вонь, исходившая от его верблюда, казалась благовонием.
– Рабы, – процедил Нуф. – Угораздило же столкнуться с невольничьим караваном. В Иштувэгу ведут, на продажу. Не к добру это.
Смрад человеческих тел и тяжелое молчание, проходивших мимо людей, еще долго преследовали Регарди.
Он потерял счет дням, когда на них напали керхи. О безжалостных разбойниках, грабивших караваны и убивающих путников, Нуф рассказал ему в самом начале пути. Но в жизни кочевники оказались куда миролюбивее. Арлинг даже не успел понять, что произошло, когда подъехал Абир и сказал, что угроза миновала.
– Нам повезло, – сказал он. – Согласились взять деньги.
– Грозных детей пустыни можно купить? – с удивлением спросил Арлинг.
– Есть разные керхи, малыш, – усмехнулся дядя. – Одни питаются козьим молоком, живут в маленьких шалашах, кочуют между пастбищами, торгуют в городах шерстью и поделками. А есть керхи другие – дикие звери, расселившиеся из Карах-Антара по всей Сикелии. За проход через свои земли они берут плату только кровью. Так вот, мы встретили первых, чему я несказанно рад. В такую жару махать саблей было бы тяжело.
– А как же армия? Где солдаты, которые должны охранять торговые пути?
Воцарилось молчание, и Арлинг решил, что Абир сейчас рассмеется, но дядя ответил серьезно.
– Здесь свои законы, парень. Регулярная армия сидит в Самрии и занимается тем, что гоняет торгашей, которые не заплатили пошлину. В пустыне трудно диктовать правила тем, кто в ней родился. Рафика поступил мудро. Керхов было не много, но если мы порубали бы их на куски, сгинули бы в песках. Морскую звезду мне в зад, если вру. Пустыня только с виду огромна, но поверь, новости здесь разлетаются быстрее, чем в деревне. Даже самый миролюбивый керх станет голодным львом, если ты тронешь кого-то из его племени. Так что, лучше с ними дружить, Ар.
Регарди кивнул, решив, что постарается покинуть эти земли как можно скорее. Пожалуй, в мире найдутся места, куда более приветливые к слепым, чем Сикелия.
Однажды ночью его разбудила громкая музыка. Проснувшись, он долго слушал глухие ритмы барабанов, стоны флейт и звонкое щелканье кастаньет, гадая, что за пайрики вселились в караванщиков. Неподалеку от палатки кто-то заливисто смеялся, а с другой стороны слышались страстные стоны любовников. Скоро к звукам веселья присоединились запахи жареного мяса, кальяна и курильниц, и Арлинг окончательно проснулся. Зная, что уже не заснет, он окликнул Нуфа, однако юнги в палатке не оказалось.
Выбравшись наружу, Регарди снова позвал мальчишку, но его крик утонул в заливистой песне, которую затянула какая-то женщина. Вскоре ее подхватили другие голоса, заглушив звуки пустыни и каравана. Похоже, что кучеяры собирались гулять надолго. Может, они радовались тому, что откупились от керхов? Или что прошли самый трудный участок пути, и ворота Балидета откроются уже завтра? Какой бы ни была причина, но заснуть ему уже не удастся.
Регарди устроился у входа в палатку, чувствуя себя крайне неуютно. С некоторых пор он не любил праздники. Нуф наверняка обо всем знал заранее, но не счел нужным его предупредить, и это стоило юнге припомнить. Может, подложить ему верблюжьего навоза под седло? Пускай потом гадает, откуда смердит.
Решив сделать Нуфа виноватым, Арлинг принялся изобретать изощренные планы мести, когда кто-то схватил его за руку.
– Господин Нил, какая радость! – заверещала кучеярка, назвав его именем, под которым он путешествовал. От нее исходил острый дух чеснока, приправ и моханы. Арлинг помнил ее по пряникам с перцем, которые она ему частенько подсовывала. Женщина была родом из Иштувэга и ехала с мужем в Балидет навестить сестру, которая работала поварихой в семье Аджухамов. В последнее время Арлинг с легкостью запоминал всякую ерунду, но то, в какой цвет был выкрашен дом Магды, уже не помнил.
