Мария Чурсина - Императрица и ветер
- Я просто не хочу, чтобы тебя размазали по стенке, пойми уже.
Маша вспомнила вдруг дождливую осень, окраину ютящегося на краю леса Полянска, Ордена, натягивающего перчатки. Он не хотел пачкать руки убийствами - пусть этим занимаются другие. Чёрная мантия мягкими складками спадала с его плеч, и чёрная прядь, выбившаяся из хвоста, колыхалась от ветра. И дождь пах горьким ветром, и отстранённо смотрел на Ордена Миф.
"Убивай, чего уж..."
"Убрать его... человеческое отродье".
- Ты знаешь про взрыв, - Маша задыхалась и глотала ледяной воздух. - Ты же всё знаешь. Как ты можешь допустить это?
- Знаю. Это месть за облаву.
- Но это же Центр! Нужно срочно сообщить ребятам, нужно всех вывести оттуда, Миф. Ещё можно всё предотвратить, - Маша рванулась из его пальцев.
- Нельзя. Этого. Делать, - произнёс он чётко, почти по буквам.
Он смотрел на неё с таким огорчением, словно Маша - его любимая ученица - забыла всё, чему он её учил. Прямо после экзамена. При выходе из аудитории.
- Пусть умирают люди, по-твоему, да? - она снова задрожала.
- На самом деле, знаешь, Маша, не люди, а маги.
- Замечательно! То есть, пусть они подыхают, так? Ты не этому меня учил, - Маша вдруг снова ощутила, что в заднем кармане джинсов у неё притаился пистолет. Он горячо прижался к телу.
Не этот Миф требовал с неё обещание встретиться ещё раз.
- Тебе жалко этих магов, а не меня? Да они даже мыслящим существом тебя не посчитают.
Что они с ним сделали? С её Мифом, с её кумиром и идолом, каждому слову которого она готова была следовать как божественной заповеди. Что они сделали с её учителем?
Мифа она никогда не видела таким: глаза блестели, а у Маши пересыхало во рту от его страха. Не этот Миф презрительно смотрел на Ордена: "Убивай, чего уж". Не этот Миф спасал её - ценой собственной жизни. Не этот обнимал в ванной и гладил по голове: "Мы обманем их всех".
Этот смотрел холодными глазами и боялся за свою жизнь. Она вырвалась из его пальцев.
- Уходи, Миф. Уходи по-хорошему.
Он отступил на шаг, как будто бы и собирался выполнять её просьбу, но пальцы - незнакомые, цепкие - сжимались и разжимались, и шёл мороз по коже от того, как кривились его губы.
- Хорошо, уйду, - метель выла теперь между ними и становилась пеленой. - Значит, вот чем ты платишь мне за всё добро, что я тебе сделал. Предательством. Ты права, Маша, я не этому тебя учил.
Страшное слово повисло в снежной пелене.
Не этот Миф смеялся, глядя, как Маша и домовой воруют друг у друга блестящую шкатулку.
- Я принимаю решение, - прошептала Маша. - Ты учил меня принимать решения, не оглядываться на других. Мне страшно слышать от тебя всю эту грязь, Миф. Миф, я же была влюблена в тебя на третьем курсе. Я же думала, что ты справедливый и сильный. Не нужно рушить хоть это. Когда ты передумал меня убивать?
- Ты целовала меня в гостинице. Так нельзя притворяться.
Она тряхнула головой.
- Нет. На третьем курсе. Целых три недели. А потом, помнишь, я позвонила тебе с конференции. Сказала, что заняла втрое место, а ты не узнал меня. Я проревела минут пятнадцать в душе, и всё кончилось.
Миф вынул из кармана куртки платок и стал протирать очки от налипшего снега. Маша вспомнила, как он снял очки перед поцелуем и аккуратно положил их в карман рубашки.
Она достала пистолет, изрядно нагревшийся об её тело, сняла с предохранителя. И нажала на спусковой крючок.
Только на въезде в Нью-Питер, Маша сообразила, что всё ещё сжимает пистолет в руке. Вместе с этим пришло понимание: почему так побледнел заблудившийся водитель, когда она кинулась на капот его машины, почему так безропотно согласился везти не то, что до города, до самого проспекта Рождественского. Почему так заверял, что ему не только приятно, но ещё и по пути.
Метель засыпала их следы. Маша перестала оглядываться, только когда они проскочили первый пешеходный переход. На тротуаре возле мигающего светофора стояла группа закутанных по самые носы детсадовцев и высокая женщина. Маша спрятала пистолет в задний карман джинсов. Там он замер осторожно и устало.
На проспекте перемигивались светофоры, жались в ожидании автобуса горожане.
- Здесь, - показала Маша на ближайшую к Центру остановку.
Паркуясь, водитель слегка повеселел и даже пожелал ей удачного дня. А Маше всё казалось, что она не успеет, что темнеет небо, и вот-вот грянет взрыв, в осколки разнося здание, похожее на звездолёт.
На проходной Вольфганг, при виде неё, подавился песочным печеньем.
- Моцарт, нужно срочно объявить эвакуацию. В зоне регистрации заложена бомба. Где ребята?
Рауль и Мартимер приехали, когда здание Центра оцепляли красной, дрожащей на ветру лентой. Испуганные прохожие жались к другой стороне улицы. Маша сидела на автобусной остановке, смахнув с сиденья снег, и наблюдала за тем, как в окнах Центра мелькают огни приборов и сполохи заклинаний.
Она встала навстречу Раулю, когда только увидела его машину на перекрёстке - он бросил её там, въезд на проспект тоже перекрыли. Рауль неловко обнял её, как обнимают при встрече на вокзале, а Маша прижалась щекой к его холодной куртке.
- Ну, леди, вы и даёте, - он снял перчатки и отдал Маше.
Следом подоспел Мартимер и уставился на неё как на призрака из подземелья, хотя сейчас она наверняка выглядела ещё и хуже.
- Взрывное устройство пока не нашли, - сообщила она. В больших тёплых перчатках Рауля пальцы начали отогреваться.
- Где остальные? - взволнованно оглядываясь, поинтересовался Мартимер.
- Разбежались по домам в основном, - вздохнула Маша.
- Небось всё уже нашли, - усмехнулся Рауль, теребя Машу за капюшон куртки. - Моцарт мчится к нам.
Вольфганг бежал наискосок - от запасного выхода из Центра к автобусной остановке, и прыгающие по дороге вороны разлетались. Снег больше не шёл, он мялся под ногами, желтоватый от света уличных фонарей снег.
- Ну как? - спросил Рауль прежде, чем Вольфганг успел затормозить возле них.
- Взорвали пункт регистрации, который на улице Изумрудной реки.
- Что? - выдохнула Маша, просто надеясь, что он рассмеётся и скажет, что бомбу давно уже нашли и обезвредили.
- Взорвали другой пункт регистрации. Много жертв. И наши сейчас поедут туда, чтобы помочь ликвидировать последствия. Там в этот день как раз было назначено какое-то плановое продление регистрации.
- Что? - повторила Маша ещё раз.
Пункт регистрации. Он сказал - тот пункт. Если бы он имел в виду Центр, он бы сказал по-другому. Легче же назвать Центр именно Центром, а не пунктом каким-то там. Почему она не поняла сразу?
