Дженни Вурц - Проклятие Деш-Тира
Придерживая жилистыми руками ремень, на котором висела лиранта, Халирон сказал:
— Сейчас не самое подходящее время для уединения, ваше высочество.
Аритон вспыхнул.
— И еще более неподходящее для разговоров о пустяках там, где почти восемь тысяч человек понапрасну отдали свои жизни.
Вероятно, менестрель решил, что принц сидел здесь, перебирая в памяти страшные события вчерашнего дня. Аритон не стал разуверять старика, надеясь таким образом отделаться от его общества.
— Кажется, я не просил, чтобы мне сочувствовали. Разве я недостаточно ясно сказал об этом Каолу?
Халирон прищелкнул языком.
— Не надо демонстрировать мне свой характер.
Не желая отступать, он присел на бревно, где только что сидел Повелитель Теней. Седые кудри разметались по темному камзолу.
— Я подумал, что ничем не задену твоих чувств, если спрошу, не желаешь ли ты быть моим попутчиком. Фаллемер меня не манит. Я и так слишком долго пробыл на севере.
Теперь Аритону уже не требовалось разыгрывать раздражение; оно стало вполне настоящим.
— Нет, — коротко бросил он.
Голос Аритона звучал так, словно его ударили.
— После всего, что случилось, я не нуждаюсь в попутчиках. Уж кому, как не тебе, это понять?
— Ты не первый принц, которому приходится приносить клятву в лихие времена. — Халирон передернул плечами, и его цепь тускло блеснула. — И не последний. И как бы ты ни пытался, тебе не удастся скрыться от меня за ширму жалости к собственной персоне.
Аритон напрягся.
— Думаю, ты уже достаточно здесь наговорил.
В этих словах таилась неприкрытая угроза, но Халирон оставил ее без внимания, продолжая все так же невозмутимо восседать на бревне. Дрозд перестал петь, зато лягушки радостно заливались во все горло. В небе прибавилось звезд. Темнота сгустилась, и уже не было видно блеска топазовых пуговиц на плаще менестреля.
Видимость неустойчивого покоя окончательно и бесповоротно была нарушена. Аритона прорвало:
— Эт милосердный, я ведь должен был остаться. Думаешь, без магии и теней сегодня было бы кому слушать твою поминальную песнь?
— Теперь все позади, — примирительно сказал Халирон. — Чувство вины еще никому не шло на пользу. Из прошлого можно извлечь только силу, чтобы с уверенностью строить будущее. Ты можешь не допустить повторения подобных событий.
— Мне казалось, что именно этим я и занимаюсь.
Гнев Аритона достиг такого уровня, что сильнее могла стать только боль. Повелителя Теней до сих пор преследовала мысль, что платой за гибель Лизаэра и освобождение от проклятия Деш-Тира могла быть жизнь Джирета.
— Может быть, теперь ты соизволишь оставить меня одного? — со злостью спросил Аритон. — Думаю, я проживу и без твоих советов.
— Вероятно. Ты действительно ни о чем меня не просил. Это я пришел сюда, чтобы просить тебя.
Халирон скрестил гибкие руки и стал внимательнейшим образом разглядывать землю под ногами, словно умел видеть в темноте.
— Если ты распахнешь уши и утихомиришь свою неистовую фаленитскую совесть, то без труда заметишь, что я уже стар. Я нуждаюсь в сильном напарнике, чтобы подтолкнуть повозку, когда она завязнет в дорожной грязи. А когда сыплет холодный осенний дождь, заливая костер на привале, мне очень нужно, чтобы кто-то выслушивал мою воркотню.
Хитро скривив губы, менестрель взглянул на Аритона.
— Пусть тебя не волнует, что твой талант нуждается в изрядной шлифовке. Если твои пальцы еще не разучились перебирать струны, я, ваше высочество, предлагаю тебе скромное звание ученика менестреля. Принимаешь?
Аритон уставился на него. Лицо Повелителя Теней утратило прежнюю жесткость и приобрело удивленное и даже несколько глуповатое выражение. Он уселся прямо на груду валежника, ударившись локтем о ветку, а ногой запутавшись в ремне ножен, о которых он успел позабыть.
Халирон был доволен произведенным эффектом и вместе с тем волновался в ожидании ответа.
— Разве это такой ужасный выбор? Можешь не делать вид, что ты потрясен.
— Нет. — Аритон смущенно рассмеялся. — Нет, но... неужели этот Фелирин все предвидел заранее?
— Что?
Спокойствие разом покинуло Халирона. У него бешено застучало сердце, округлились глаза. Стиснутые пальцы побелели. Старик весь дрожал.
Аритон посмотрел на него и усмехнулся.
— Все очень просто. Фелирин заставил меня пообещать ему: если наши с тобой пути пересекутся и ты предложишь мне стать твоим учеником...
— И что? — задыхаясь от нетерпения, спросил старик. Он прижал руки к горлу, словно помогая себе дышать. — Что ты ему ответил?
— Мне пришлось согласиться, — сказал Аритон. — Хотя я и не представлял, как это может случиться и случится ли вообще. Но тогда передо мной маячил королевский престол, и я не имел права нарушать клятву. У меня и так не самые лучшие отношения с Судьбоносцем.
— Ты просто дьявол!
Халирон вскочил на ноги с такой силой, что басовая струна лиранты недовольно заурчала.
— Думаешь, я откажусь от своего предложения и скажу: «Ах, ваше высочество, ратанский престол для вас важнее»?
— Не знаю, что думаешь ты, но я точно думал, что ты явился сюда с утешительными назиданиями. — Аритон засмеялся, и бурлящая радость смыла последние следы его неприязни к менестрелю. — Провалиться мне в Ситэр, но мне хотелось убить тебя за это.
— Хорошо, что ты не воспользовался этим шансом. Удивительное дело: ты обладаешь единственным в своем роде оружием, а тебе и в голову не приходило пустить его в ход.
— Уже приходило, — тихо сказал Аритон. Халирон стал расхаживать взад-вперед.
— Где-то не так далеко отсюда у меня спрятана в кустах повозка и привязан пони. Как только мы их разыщем, я заварю чай, и покрепче.
Он вдруг резко остановился, так что Аритон едва не налетел на него.
— Нет, — возбужденно произнес старик, голос которого почему-то утратил прежнюю мелодичность. — Не надо чая. Сказать по правде, мне хотелось совсем не этого.
Прямо во тьме он начал развязывать тесемки чехла из промасленной кожи.
— Сыграй мне. Помнишь, я просил тебя сыграть ту мелодию?
Не дожидаясь ответа, Халирон протянул ученику драгоценный инструмент.
Аритон погладил узорчатую деку лиранты, вдыхая аромат смолы и дерева. Он не мог говорить. Он боялся пошевелиться, дабы не нарушить своего хрупкого счастья. Сам магистр Халирон вложил ему в руки лиранту и предложил сделать то, чего так долго жаждало его сердце.
Дрозд вывел последнюю трель и замолчал, как будто не хотел мешать Аритону. Менее чувствительные сверчки вовсю продолжали стрекотать в траве. Повременив еще немного, Аритон преодолел робость. Нет, они больше не могут взывать к его совести и заставлять делать то, к чему никогда не лежала его душа.
