Мария Ермакова - Зеркала
Инвари поспешил наверх.
— Открывайте городской страже! — послышался грубый голос из-за двери. — Уговаривать не будем! Высадим дверь, и дело с концом! А за сопротивление властям сами знаете, что бывает!..
— А чегой-то открывать, а? — расслышал Инвари голос толстяка. — Мы люди простые, налоги исправно платим. Откуда мне знать, что вы не разбойники!
Инвари только хмыкнул.
Он был у входа в комнату Гэти, когда внизу дверь с грохотом рухнула. Послышался топот сапог, звон мечей, свист воздуха, рассекаемого лезвием топора, короткое хэканье Гарта, рубящего непрошеных гостей.
Марфи втащила Инвари в комнату и заперла за ним дверь. Руки ее тряслись.
Гэти, словно неживая, стояла в углу, уставившись в пол остановившимся взглядом.
— Как найти Ворчуна? — спросил Инвари, глядя, как старуха лихорадочно ищет ключ от оконной решетки.
Марфи нашла, наконец, нужный ключ и вставила в замок. Заржавевший, он не поддавался. Впервые за все время знакомства она взглянула на Инвари беспомощно. Он оттолкнул ее, принялся с усилием поворачивать ключ, прислушиваясь к звукам снизу.
— Не молчи, — процедил Инвари, борясь с замком, — Он сможет спрятать девушку?
Марфи взяла себя в руки.
— Он сможет, — она отошла от Инвари и принялась буднично рыться в шкафах. — Он — король среди своих. Тебе нужен трактир 'Смех и слезы', на малой рыночной площади. На заднем дворе сложены бочки. Под четвертой слева…
Страдающий вопль прорезал тишину.
— Гарт! — закричала Марфи и рванулась к двери.
Инвари, наконец, повернул ключ, и едва успел оттащить старуху от двери, как длинный клинок пробил дерево.
Вдвоем они подтащили кровать и забаррикадировали ею дверь.
Гэти затравленно озиралась вокруг.
Инвари распахнул створки окна, выглянул наружу. Скат крыши переходил в следующий, более низкий.
Он схватил Гэти за плечи, потряс, приводя в себя, и сунул в окно. Марфи ухватила его за рукав.
— Что это? — не понял он, когда она протянула ему тяжелый кошель.
От двери уже летели щепки. Кровать зашаталась.
— Это долг Гэти. Все, что она заработала. Тут немного не хватает. Надеюсь, он простит ее!
Инвари прицепил кошель к поясу.
Из окна показалось заплаканное лицо девушки. Она зарыдала и бросилась обратно в комнату — к Марфи.
Та обняла ее, поцеловала в лоб. Подняла на Инвари сухие глаза.
— Спаси ее, чужестранец, от того, кто страшнее гибели!
Инвари хотел было спросить, что она имеет в виду, но тут кровать покачнулась и рухнула.
Юноша метнул кинжал в первого показавшегося на пороге гвардейца. Тот хрюкнул и упал, перегородив проем.
Подмастерье выскочил на крышу, оторвал Гэти от Марфи, вытянул из окна. Взглянул на старуху.
— Идешь с нами?
— Стара я — бегать! — усмехнулась та.
— Прощай, — Инвари поволок девушку за собой.
Марфи медленно обернулась, загородив оконный проем. В ее руке блеснул длинный ильрийский кинжал.
Солдаты в черных латах ввалились, наконец, в комнату.
— Отойди, старая! — приказал один из них.
Его нагрудник был помят, а рукав испачкан кровью.
— Отойди. Нам нужна девушка — тебя мы не тронем!
— Пройди, попробуй! — блеснув глазами, ответила Марфи.
— Уберите ее! — приказал говоривший, и солдаты бросились вперед.
Один из них упал с кинжалом в сердце. Рука Марфи была по-прежнему крепка — удар пробил толстый кожаный нагрудник. Следующий солдат зарубил ее, и она, обливаясь кровью, рухнула на труп своего врага. Гвардеец хладнокровно вытер лезвие о ее седые волосы.
Луна зашла.
Солдаты переминались у оконного проема. Никому не хотелось в темноте переломать ноги, упав с крыши.
— Факелы, где факелы? — послышался властный голос.
— Внизу, офицер Рекес.
Гвардейцы расступились, пропуская высокого худого мужчину. На нем была черная, отделанная золотом, гвардейская форма с гербом Адаманта. Грудь прикрывал золоченый нагрудник. Он подошел к окну, выглянул наружу.
— Какого пса? Всех сюда! Если она уйдет, вам не поздоровится!
Принесли факелы. Солдаты с грохотом выскакивали на крышу.
Но она была пуста.
***
Инвари подтащил Гэти к спуску на следующий скат и остановился. Его глаза видели, как бурлил внизу квартал — то тут, то там сплетались тени, отовсюду слышался лязг оружия. Свои сопротивлялись отчаянно, но район так и кишел гвардейцами. Он легко ушел бы от них, однако девушка была почти без сил. Она, кажется, даже не понимала, что происходит — сознание ежеминутно пыталось покинуть ее.
Он посмотрел на крышу дома, стоящего на противоположной стороне улицы. Для Гэти это было слишком далеко! Обычный человек никогда не преодолел бы это расстояние.
Оставалось только пустить погоню по ложному пути. Вот только где им спрятаться?
Луна скрылась за облаками. За оконной решеткой переругивались солдаты, не решаясь выходить на крышу в кромешной тьме.
— Снимай туфлю, — сказал Инвари.
Гэти растерянно посмотрела на него.
Ругаясь, Инвари опустился на колени, снял с ее ноги кожаную туфельку и бросил вниз — на соседний скат. Потом потащил ее обратно — к торцу крыши, что нависал над соседней улицей, точнее, глухим переулком, оканчивающимся тупиком.
— Залезай мне на спину! — скомандовал Инвари. — И, ради Богов, молчи и держись крепче!
Гэти молча повиновалось. Казалось, его спокойствие передалось и ей. Она только охнула, когда он перевалил загнутый край крыши и повис над чернеющим провалом переулка.
Свет факелов лихорадочно заскользил по крыше.
— Эй! Она здесь! — радостно закричал гвардеец.
Инвари затаил дыхание.
— Вона туфель девчонки! — продолжал гвардеец. — Офицер, мы за ней по крышам, а вы нашим прикажите, чтобы в конце квартала внизу поджидали. Не уйдет!
Цепляясь за край крыши, Инвари отчаянно молил богов, чтобы солдаты соображали быстрее. Железо больно впилось в пальцы. Вес Гэти становился невыносимым, к тому же, она вцепилась в него со страху мертвой хваткой, и он уже начинал задыхаться.
Топот бегущих ног загрохотал вниз по лестнице. Стиснув зубы, Инвари ругался про себя и выжидал.
Дождавшись, пока голоса удаляться, Инвари, задыхаясь, попросил:
— Посмотри, ушли они?
Гэти подтянулась и чуть-чуть приподняла голову над краем крыши.
— Никого. В комнате тоже темно.
— Вылезай.
Котенком вскарабкалась она вверх и упала от утомления.
Подтягиваясь вслед за ней, Инвари зашипел от боли в пальцах.
— Вставай, надо идти! — приказал он, растирая руки, чтобы уменьшить боль.
