Максим Далин - Моя Святая Земля
И Кирилл тратил неоправданно много усилий, чтобы убедить себя: началась игра на другом поле. Старые убеждения и старый опыт тут не работают. Всё - настоящее.
Они прошли в сосредоточенном молчании довольно долго. Кирилл не мог бы сосчитать минуты или километры - вокруг был однообразный лес, то ярче, то тусклее освещённый луной, и к бесплотному копошению тварей в темноте Кирилл стал нерационально привыкать. Они не делали ничего плохого, даже не пытались напасть, не издавали никаких запахов и звуков, только буравили спину невидимыми глазами. Всё это делало адских гончих очень похожими на галлюцинации, а бурно реагировать на видения было бы нелепо.
Дорога в лесу сама по себе начала напоминать сон. Кирилл автоматически переставлял ноги и бессознательно ожидал, что сейчас проснётся - и вдруг налетел на Сэдрика, который неожиданно и резко остановился.
- Ой! Ты чего? - вырвалось у Кирилла, как у внезапно разбуженного.
Сэдрик посмотрел на него. Кирилл увидел отчётливое багровое свечение в глубине его глаз - как светились в сумраке глаза кошки Клёпы. Кошачий отсвет в глазах человека выглядел жутковато.
- Ты спишь на ходу? - спросил Сэдрик с еле заметной укоризной. - Нельзя так, разве это надо объяснять?
- А что случилось?
Сэдрик издал странный звук, то ли кашлянул, то ли всхлипнул.
- Мы уже почти пришли. Дорога - вот она, - и протянул здоровую руку вперёд. Кирилл, впрочем, ничего не разглядел в сумеречной мути между древесных стволов. - Но мне надо тут... свернуть. Случилось... кое-что. И... ну... в общем, надо мне.
- Надо так надо, - удивился Кирилл. - Тебе виднее. Пошли, конечно.
Сэдрик свернул и пошёл, как понял Кирилл, вдоль дороги, на некотором расстоянии от неё. Кирилл шёл за ним следом. Парковая чистота соснового бора сменилась валежником и разросшимися кустами, пробираться слало тяжелее, но в какой-то момент стволы сосен и заросли кустарника, похожего на вербу, расступились, и Кирилл увидел освещённую луной поляну и дорогу.
Сельская грунтовка, подсказал старый опыт. Далеко не шоссе. На такой, с позволения сказать, дороге и пара легковых автомобилей разминулась бы с немалым трудом.
Сэдрик пересёк поляну и снова углубился в лес. Заросли вербы стали гуще, через них пришлось проламываться - Сэдрик шёл напролом, ведомый своим странным чутьём - и кроме того, тут, у дороги, росли молодые сосны и ели, от крохотных, по пояс, до чуть больших, в человеческий рост. Кирилл раздвигал и раздвигал ветки, то упругие, то ломкие от мороза, то колючие - и вдруг вывалился из кустарника на открытое пространство.
И удивился, что наст не блестит. Заиндевелая поляна была совершенно черна в лунном свете.
На чёрной земле белело подобие человеческой фигуры, как голый сломанный манекен, вымазанный чёрной краской. Второй манекен, поменьше, тоже голый и сломанный, валялся чуть поодаль, рядом с грудой чего-то тёмного - может, мокрых и замёрзших тряпок. Кирилл поднял глаза и увидел третий манекен, одетый в белую, залитую чёрным рубаху, который зачем-то привязали к сосне.
Глядя на него, Кирилл сделал шаг вперёд - и чуть не упал, запнувшись о четвёртый манекен, лежащий прямо на пути, одетый в тёмное, поэтому не замеченный сразу.
- Что это? - спросил Кирилл. - Что это за фигня?
- Разбойники, я думаю, - отозвался Сэдрик глухо.
- Это - разбойники? - удивился Кирилл и нагнулся посмотреть поближе, но в темноте разглядел только белое лицо и чёрный раскрытый рот. Полез в карман за фонариком.
- Нет, конечно, - Сэдрик тоже полез в карман здоровой рукой. - Я хотел сказать - это разбойники их. Вчера или позавчера, когда я тебя в том мире искал, в общем.
Кирилл включил фонарик и чуть его не выронил. В синеватом луче искусственного света кровь казалась чёрной, горло под белым лицом было вспорото так глубоко, что в ране белели кости, а закатившиеся мутные глаза убитого смотрели куда-то за Кирилла, вверх.
Он кричал, подумал Кирилл - и желудок скрутило спазмом. Кирилл поспешно отвернулся, чтобы не блевануть на труп. Луч фонарика метнулся по поляне. Кирилл успел заметить вспоротый живот голого мертвеца и обнажённую женскую грудь, под которой зияла чёрная дыра.
Его хватило только на то, чтобы отбежать в сторону. Кирилл вломился в кусты, и его вырвало. Он кашлял, пытаясь справиться с новыми приступами тошноты, чувствовал мучительный стыд, но ничего не мог поделать со своим телом.
Потому что оборона подсознания, не желавшего воспринимать происходящее всерьёз, была, наконец, прорвана окончательно. Кирилл вернулся домой, в страну, где правил ад. Они с Сэдриком наткнулись на поляне на ограбленных и убитых людей. Помочь уже нельзя и сделать ничего нельзя. Эта мысль вызвала у Кирилла очередной спазм желудка и приступ тоски и одиночества.
- Ты там жив ещё? - окликнул Сэдрик, вроде бы, насмешливо, но Кирилл расслышал в его голосе отзвук сочувствия.
Кирилл вытер рот ладонью и заставил себя выбраться из кустов на поляну. Облака разошлись, луна светила ярко, и Кирилл видел куда яснее, чем ему хотелось бы.
Увидев место убийства в лунном свете, он слишком много понял. Понял, что женщину насиловали прежде, чем убить. Что тот, с распоротым животом - мальчишка лет двенадцати-четырнадцати, не старше. Что в привязанного к дереву швыряли ножи. И это было так ужасно, что Кирилл отвернулся, глядя в темноту леса, и сделал несколько глубоких судорожных вдохов.
Ночь и маленький мороз. Свежий холод.
Белый король. Хлюпик сопливый.
Отчаянным усилием воли Кирилл заставил себя снова смотреть - и понял ещё одну вещь. Сэдрик был занят. Он чертил на пропитанной замёрзшей кровью земле лезвием ножа - и каждая тонкая бороздка на миг вспыхивала синеватым светом.
- Ты что делаешь? - спросил Кирилл сипло.
- Их упокоить надо, - сказал Сэдрик, не оборачиваясь. - Я тебя затем сюда и притащил.
- Похоронить?
- Хорошо бы похоронить. Но мы с тобой не справимся. Земля замёрзла, да и копать нам нечем. Поэтому я их только отпущу отсюда - и всё.
Кирилл моргнул.
- Как это - "отпустишь"?
Сэдрик закончил чертёж, встал с колен, вытер нож об штаны и принялся засучивать рукав над многострадальной увечной рукой.
- Ты же видишь, - сказал хмуро, - как их убивали. Думаешь, их отпевал святой наставник?
- Но ты же не священник, - Кирилл отметил, что у него нашлись силы удивиться.
- Я некромант. Отпущу души, пока их здешняя нежить не сожрала, а там они уже с Господом разберутся сами. Прости, не мешай пять минут.
Кирилл отошёл. Сэдрик, бормоча что-то скороговоркой, уже ожидаемо надрезал кожу, чтобы на землю пролилось немного крови. Никакого пламени на сей раз не получилось, но из центра звезды потёк белый холодный туман - и Кирилл с ужасом увидел, что туда, к центру чертежа, от мёртвых тел по земле стекаются бледные струйки, похожие на струйки сигаретного дыма.
