Иней Олненн - Цепные псы одинаковы
— Он умирает? — спросил Ингерд, потому что весь затылок Яна был в запекшейся крови.
— Что ему сделается! — фыркнула знахарка, разбирая русые волосы. — Спит он. А рана только с виду страшная. Эйрик, подай-ка мне теплой воды в ковше.
Эйрик исполнил ее просьбу, и через минуту кровь была смыта, знахарка обрезала вокруг раны несколько прядей и наложила повязку.
— Походит малость со стриженой головой, — сказала она. — Имарь-день скоро, там ему все равно лысым быть. Есть хочешь? — спросила она Ингерда.
Тот отрицательно покачал головой.
— Тогда поспи.
Знахарка бросила на пол меховое одеяло, Ингерд лег на него и тотчас уснул, не почуяв даже, что делают с его ногой. Неспокоен был сон его, потому что перед глазами все расходились круги на озере Околич и плакал кровавыми слезами вечувар. Тогда знахарка, видя, как он мечется, взяла лучину из падуба, воскурила ее и повеяла дымом над мятущимся во сне Ингердом, и он затих, внимая ее шепоту, призывающему покой в его душу.
Уже ближе к вечеру Ян потянулся и сморщился, словно съел пригоршню недозрелой клюквы.
— Что это с моей головой? Она болит так, если бы я накануне перепил медовухи, но я ничего такого не помню. И где это я?
Ингерд, а с ним Эйрик сидели за столом и ужинали.
— Стукнули тебя вчера, — сказал Эйрик, посмеиваясь. — Кабы не Волк, очухался бы теперь где-нибудь в буреломе. Вчера вокруг Соль-озера знатный был бой.
— Судя по тому, что передо мной Эйрик Редмир, — пробормотал Ян, потирая ушибленный затылок, — мы недалеко от истоков Стечвы.
Он налил себе полную кружку вина, но знахарка отобрала ее и подала другую, с отваром.
— Знатный бой, говоришь? А ну-ка, расскажи.
— А что рассказывать? — Эйрик откинулся спиной к стене, — минувшей ночью на нас напали Торвалы, а Годархи и Стигвичи перешли Стечву в среднем течении. Да ты не хуже меня все знаешь, у вас там такое зарево пылало!..
Ян побледнел. Эйрик поглядел на него, потом на Ингерда.
— Ты что же… Тебя не было? — он покачал головой. — Мы-то поначалу отбились, да вслед за Торвалами на наши земли хлынули Асгамиры.
— Что Соколы? — спросил Ян.
— Соколы просили помощи, — осторожно ответил Эйрик, — но мы помочь не могли, сами два раза зажигали сигнальный холм. Нам Орлы подсобили, от них же мы узнали, что Боргвы и Туархи атаковали Лис. Никто не понимает, что произошло, потому что все произошло быстро и в один час, будто наши враги сговорились между собой.
Ян засобирался домой, нехорошие предчувствия одолели его. Ингерд знал, что, если случится бой, в строй встанут его отец и младший брат. Ян боялся найти их среди убитых. Понял это и Эйрик и сказал:
— Я дам вам лодку, так вы скорее доберетесь до дома.
Поблагодарили Ингерд и Ян знахарку-травницу и покинули избушку. Повел их Эйрик через лесок, прихрамывал Ингерд, болела нога его. Вышли они на открытое место — спят перед ними сном вековечным Горы высокие, синие, в облака седыми головами ушедшие. Ни мгновения не сомневался Ингерд, что там бёрквы обитают, неужто не страшатся Барсы их соседства? Да непохоже: вот молодой Редмир рукой в ту сторону показывает, становище их там, у самых отрогов, живут они на камнях, и камни дают и хлеб. А Ян? Поглядел Ингерд на Яна, который в Горы один ходил, бёрквов не слушал, да нет, быть того не может, встряхнул Ингерд черными кудрями, есть граница, ее ни Эйрик, ни Ян, как ни храбрись, никогда не переступят. А из них троих, как ни крути, ближе всех к бёрквам он, Ингерд Ветер, и для этого ему не надо в Горы ходить, бёрквы сами за ним придут. Эта мысль, словно туча закрыла солнце, затемнила его глаза.
Довел их Эйрик до Стечвы, до того места, где она, через два порога переваливаясь, соглашается какие-никакие суда на себе нести. В камышовой заводи отыскал Эйрик лодочку крепкую и говорит:
— Плыть вам до Соколиного становища вечер и всю ночь, завтра к утру на месте будете. Да что я рассказываю, ты, Ян, сам все знаешь, учить не стану. По обоим берегам должно быть спокойно, после вчерашнего сражения все спят: кто отдыхает, а кто — вечно. Но дозоров и с той и с другой стороны все же остерегайтесь, у многих кровь еще не остыла, кипит, и рука в бой рвется.
Взяли Ингерд и Ян по веслу, и поплыла лодочка из камышей, а как течение поймала, так заскользила быстро, подгонять не надо. Ингерд все на Горы далекие смотрел и чудилось ему, что зовут его оттуда, что огоньки вспыхивают то тут, то там, и зажигают их бёрквы, а может, это лучины засветились в становище Барсов?.. Нищим был Ингерд, потому как не было у него в жизни ничего, что мог бы взять он с собой, буде случится дальний путь, а огоньки уже звали за собой, и то были не лучины…
Скоро упала ночь, и была она темной, безлунной, звездной. По воде застелился туман, промокли Ингерд и Ян, а берегов не видать, куда плывут? Точно одни в целом свете остались, и вздохнул Ян:
— Так и не спросил я у Згавахи, каким путем идти племени моему…
— Зря не спросил, — отозвался с носа Ингерд, вглядываясь в ночь, чтоб не прибило их к берегу Стигвичей.
— Да я как увидел ее — у меня все вопросы из головы повылетали. Каждый из нас несет свою ношу, но кто несет тяжелую — того страшно.
Понял ли Ингерд, что Ян и про него говорит? Вряд ли. Достали они из мешка провизию, которую им в дорогу Велскья собрала, и молча разделили промеж собой.
Долгой была ночь, тихо шепталась вода за кормой, а по правому берегу, на высоких кручах кроваво тлели тарганы — погребальные кострища, Ингерд и Ян насчитали их девять. Это Стигвичи, Годархи и Торвалы хоронили своих убитых. Изо всех сил Ян гнал прочь дурные мысли, но они кружили над ним, подобно хищным птицам, и рвали сердце острыми когтями.
Долгой была ночь, но рассвет свое дело знал, и в урочный час светлым лучом прорезал темень, и отступила ночь. Не сомкнувшие глаз Ингерд и Ян принялись выгребать к своему берегу, под сень склонившихся к самой воде ив и ракит. Утро выдалось свежим, и Ян и Ингерд продрогли в отсыревшей одежде, а потому пристали к берегу, спрятали лодку — авось когда-нибудь пригодится — и дальше пошли пешком, этак все теплее, чем сиднем сидеть, да и безопаснее. Ингерд все еще хромал, сильно его зацепил капкан-то, да и Ян от боли в затылке поругивался сквозь зубы.
— Вроде и в бою настоящем не были, а калеченые, как два юнца зеленых.
Почуял Ян, что по своей земле идет, расслабился, а зря: забыл, что дозоры тут ходят чуткие, зоркие, солнце выкатиться не успело, как напали на них из ольшаника, руки за спину заломали и — лицом в мох.
— Кто такие? — приглушенный голос спросил их. — Стигвичи? Годархи? Торвалы? Отвечайте, не то смерть вам.
