Валерий Атамашкин - Избранный. Печать тайны
— Все что осталось. Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня.
От удивления у юноши вылезли глаза.
— Все?! Евлампий, вы шутите?
— Я шутить не умею и шуток не понимаю. Или ты передумал?
Старл покачал головой и, развернувшись, яростно принялся рубить следующее бревно. Старик довольно пригладил бороду и оперся на тонкую бамбуковую палку. Понаблюдав несколько минут за Старлом, он начал что-то насвистывать себе под нос, и, прихватив ведерко, отправился к своему прудику по ту сторону пещеры. Юноша проводил Евлампия краем глаза. Каждый удар топора звоном отдавался в висках и болью в мышцах. Приходилось терпеть и работать. Через боль. Сзади послышались приближающиеся шаги Евлампия. Старик подошел к Старлу и поставил рядом с не прекращающим рубить бревно парнем ведро с ледяной водой.
— Много не пей, можешь заболеть, — проворчал старик.
Старик развернулся и ушел куда-то в сторону леса. Интересно, куда делся Бруно? Что с ним сделал этот чокнутый старец? Может быть, пес спит или бегает где-то в лесу, видя, что хозяин занят. Впрочем, сейчас это было не столь важно. Перед глазами стояли бревна. Точнее пока одно толстое, длинное и крепкое бревно, которое предстояло разрубить. Старл почувствовал, как начала натирать ладони рукоять топора. Скоро там будут мозоли. И не одна, а сразу несколько.
«Если я успею сделать это все».
Он отрубил от бревна еще один кусок и ногой отбросил его в сторону. Ведро, полное ледяной воды, манило. Наверное, так чувствовал себя усталый путник при виде оазиса в пустыне. Он положил топор и, подойдя к ведру, опустил в него руки и зачерпнул воды. Прохлада приятно остудила пыл, позволив на миг забыть об усталости. Он снял с себя мокрую пижаму, оставшись в одних подштанниках, и растер водой разгоряченное тело. Захотелось лечь на зеленую траву, закрыть глаза и забыться. Но что-то не позволяло ему сделать это. Старла не покидало ощущение, что старик наблюдает за ним. Он взял казавшийся теперь невероятно тяжелым топор и продолжил работу…
— Я больше не могу, — прошептал Старл.
Руки, державшие топор, дрожали как у древнего старца. Он тяжело дышал. В горле давно пересохло, и он понимал, что если сейчас подойдет к ведру с водой, то просто свалиться от усталости и больше не сможет рубить бревна. Четыре бревна были разрублены вдоль и поперек. Рядом лежала внушительных размеров куча бревен. Оставалось еще шесть.
«Я не могу» — повторил он про себя — «Не могу».
На руках давно появились кровавые мозоли. Усталость ломила тело. Мышцы забились, и, казалось, вместо топора в руках была огромная кувалда. Болели предплечья. От постоянных сотрясающих ударов болела голова.
— Ты не закончил, — Евлампий вновь появился неожиданно.
Старл молча развернулся. Топор в его руке дрожал.
— Ты не закончил, — повторил старик. — Развернись и продолжай начатое.
— Я не могу больше…
Старик поднял вверх руку с вытянутым указательным пальцем.
— Нет. Ты стоишь, держишь топор в руках. Можешь думать и говорить, значит, ты можешь рубить.
Старл впился глазами в черные, словно бездна глаза Евлампия, но встретил в них только холодное спокойствие и отвел взгляд.
— Этим вы угробите меня.
— Что не убивает, делает нас сильнее, юноша. Смотря как воспользоваться плодами. Развернись и руби дальше. Ужина у тебя сегодня не будет.
Старик сплюнул и, развернувшись, удалился. Старл остался стоять в замешательстве. Бросить вот так вот все и уйти. Но к чему тогда все это? Так легко сдаться, обнажив нерв при первой же трудности? НЕТ! Старл закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и резко выдохнул.
«Ну же».
Рядом с бревнами лежала скомканная пижама. Дрожащими руками Старл поднял ее и разорвал по ширине на несколько лоскутков. Он подошел к ведру, сполоснул лицо, прополоскал горло и намочил лоскутки в воде. Скривившись от боли, он перевязал себе тугими повязками голову и руки. Стало немного легче. Собравшись, он перевернул на себя оставшуюся в ведре воду. Мышцы, которые уже отказывались слушаться, свело, но быстро отпустило. Немного лучше. Совсем чуть-чуть. СОВСЕМ. Он взял топор. Острие лезвия впилось в дерево, тут же ответившее градом брызг из опилок. Удары все более вялые шли с трудом. Все сложнее было вытащить топор из бревна после удара.
— Черт… знает… что — после каждого слова, мысленно произнесенного Старлом, следовал удар.
— Как ты тут?
Опять он. Зачем он пришел сюда? Старл со всех оставшихся сил вонзил топор в бревно. Евлампий, стоявший за его спиной, с довольным видом жевал мясо курицы. Ножка уютно расположилась у него в руке. Старл чувствовал приятный аромат жареного цыпленка.
— Вот, управился с делами домашними и решил составить тебе компанию, — сказал Евлампий. — Надумал зажарить цыпленка. Люблю такие вещи. С огурцом, помидором. А если под хорошее вино… Я вообще редко пью вино, но погребок с сотней бутылочек в моем домишке найдется. Бывает же, и взгрустнуть хочется, растопить печали в бокале.
Старлу хотелось в этот момент заткнуть рот старику одним из бревен лежавших на траве. Удары становились все медленнее. Руки тряслись. Наконец Старл, нанеся удар, уже не смог вытащить топор обратно. Он, схватившись за бревно, сполз на землю.
Старик, проводив его взглядом, молча доел свою куриную ножку и поднялся на ноги.
— Руби.
Старл с трудом покачал головой.
— Я не могу…
Старик тряхнул бородой, его губы скривились.
— Вон из моего дома. Я ошибся в тебе. Ты ничем не лучше чем та шавка на помойке, которая убежит, услышав любой шум. Ты солгал мне, — произнес он. — Ты не хочешь защищать честь своих родителей! Это всего лишь так, бравада! Вон!
Евлампий фыркнул и развернулся, готовый уйти. Слова старика, словно клинок, ударили Старла в самое сердце. Юноша, сжав кулаки, откинулся спиной на бревно и медленно поднялся на ноги. Рука нащупала рукоять, и Старл, рывками, несколько раз дернув топор на себя, извлек его из бревна.
— Вы этого хотите? — он из последних сил ударил по бревну топором и почувствовал, как его качнуло в сторону — Этого?
По щекам Старла заструились слезы. В голове стучало. Юношу повело в сторону, но он, удержавшись, снова ударил.
— Вы хотите этого?
Кровь, из стертых рук пропитав лоскутки порванной пижамы, размазалась по рукояти топора. Руки дрожали. Старик улыбался. Старл, сделав еще несколько ударов, упал без сознания на траву, выронив из рук топор.
* * *Первый месяц оказался невероятно тяжелым. Это была не просто учеба, не просто какой-то метод или инструкция, по которой его обучал старик. Это была игра на выживание, вереница испытаний на грани. На грани боли, разума, понимания и желания. Порой хотелось все бросить и просто убежать, особенно когда об этом говорил старик. Испытания с каждым разом становились все сложнее и сложнее. Евлампий теперь оставлял его без еды не только когда испытание или поручение не было выполнено в срок. А если Старл возражал, он указывал на дверь и повторял, что никогда не поздно прервать обучение, не начиная. Не хватало той поддержки, ласки, семейного очага, которые были в Удалых гномах. Он, каждый вечер, засыпая, вспоминал отца и мать и, наверное, эта мысль о том, что родители верили в него, не позволяла сдаться. А Евлампий был очень строг. И следа не осталось от того добродушного милого старика, который спас его от отравления в лесу. Они мало разговаривали. Порой старец мог по несколько дней хранить молчание и даже не смотреть на юношу. Старл спал на улице, прямо на холодной ночью, а утром мокрой от расы траве. Он часто плакал по ночам, но все чаще на это даже не хватало сил. Старик много времени проводил с Бруно, ходил с ним в лес на охоту, порой часами сидел напротив пса и смотрел на него словно на картину, что очень сильно удивляло Старла, а потом и пугало. Бруно все реже подходил к нему, звал поиграть.
