Наталья Лебедева - Малахит
— Пес лежал у меня дома связанный. Ты бы видел, как он извивался — веревки трещали. Пришлось купить в магазине не только маяк, но и инъекцию снотворного.
Алмазник говорил спокойно, но упомянув о снотворном, почему-то вдруг взорвался:
— И вообще, почему я тут отчитываюсь перед тобой, как мальчик?! Что ты меня допрашиваешь? Да ты знаешь, что я мог пристукнуть пса, снять печать, вернуться в Камнелот и потребовать признать меня наследником. Печать все-таки что-то значит! А я оставил ее на месте и сделал все, чтобы найти для тебя проход в Камни!..
— И ты хочешь сказать, — на губах Берковского появилась кривая усмешка, — что все это ты сделал из бескорыстной любви ко мне?
Алмазник промолчал. Отвернувшись от собеседника, принц смотрел на улицу.
— Я скажу тебе, почему ты не взял печать. Ты струсил — в очередной раз. Я нужен тебе там, в Камнелоте. Ты не знаешь, что делать без меня — даже с печатью. Ты не способен на жесткие поступки. Вот и все. Ты точно знаешь, что я сделаю тебя королем вернее, чем все печати мира. А теперь скажи, что, пес шлялся один, без хозяев? Или ты снова упустил наследников?
Конечно, Алмазник снова их упустил. Принц и сам смутно понимал, что борьба за власть — не его дело. Он был рожден торговцем и в мире Берковского вполне мог бы возглавить крупную торговую корпорацию, но не политическую партию. То, что он делал в Камнях, он делал по большей части из мести. И кроме того, он жаждал справедливости — такой, какой он сам ее понимал.
Отчаявшись добыть для Берковского приличных камней, Алмазник направился в Златоград. С недавнего времени тамошняя знать заинтересовалась его товарами и охотно меняла на них вполне приличные золотые безделки.
Алмазник любил этот город — он был почти так же красив, как Камнелот, да и строился камнелотскими мастерами, которым предки нынешнего короля платили, не скупясь.
Когда он появился здесь верхом на рыжем кинессийском жеребце, небо над городом пламенело фейерверками. Принц нахмурил было в удивлении лоб, но тут вспомнил, что празднуют День рождения королевы. По случаю праздника площадь перед дворцом была полна народа. Люди собрались посмотреть на взлетавшие над парком потешные огни, посмеяться шуткам комедиантов, выпить пива, сплясать и спеть в хорошей компании под аккомпанемент медных инструментов собственного производства.
Во дворце Алмазник, которого здесь знали и допускали к королеве беспрепятственно, нашел такую же толчею, какая царила на площади. Держа в руках крохотные серебряные тарелочки с закусками, дворяне переходили из зала в зал. Кто-то стремился в парк — смотреть фейерверки, кто-то возвращался оттуда, насмотревшись всласть. Большой парадный зал был наполнен музыкой и танцующими парами. Пробиться к трону, на котором восседала именинница, было невозможно. Там стояла толпа подхалимов, расточающих комплименты стареющей и безобразно толстой жене государя. Она же милостиво улыбалась им, в мнимом смущении прикрывая веером вульгарно накрашенное лицо.
Алмазник взял у проходившего мимо слуги бокал с вином и блюдце с кусочками каких-то фруктов и, ожидая, когда можно будет подойти к королеве со словами поздравления и набором косметики «Люмине» в качестве подарка, принялся за еду. Он клал в рот кусочки фруктов, отпивал вино из бокала и время от времени поглядывал на короля. Серебро был невысоким и суетливым. Когда-то пышная его шевелюра сильно поредела, седые волосы казались легкими, словно пух, и сквозь них просвечивала кожа головы, краснеющая, стоило монарху рассмеяться. Он был весь мягкий и кругленький, но язык не поворачивался назвать его толстым — потому что рядом с ним сидела настоящая жирная туша. Платина всегда была крупной женщиной. Она была выше своего мужа и шире его в плечах, но в последнее время начала стремительно толстеть. Алмазник видел, как она сидит на троне: Платина слегка наклонилась влево, и ее жирный бок навис над полом. Она смеялась, и бок трясся так, что казалось, его кусок сейчас оторвется и упадет, издав влажный звук, с которым шмякается на стол кусок сырого теста. Изъяны королевской кожи не могла скрыть уже никакая косметика, оба подбородка Платины были покрыты жесткими серыми волосками… И несмотря на все это Серебро относился к своей жене с нежностью. Он и сейчас ворковал с ней, снизу вверх заглядывал в глаза и как ребенок радовался ее смеху.
А потом король увидел Алмазника. Улыбка застыла на губах серебряного величества, в глазах мелькнул страх. Он поднял руку в приветственном жесте, но жест этот вышел каким-то скомканным. Алмазник удивился: ему казалось, что у Серебра нет причин бояться его.
Потом Серебро подозвал пажа и шепотом дал ему какое-то поручение. От веселости короля не осталось и следа.
«Интересно,» — подумал Алмазник. Он вышел из дворца, не дожидаясь окончания бала. Пробравшись через праздничную толпу, принц вышел в город и вскоре очутился на улочке, где селились златоградские торговцы. Он постучал в одну из дверей. На стук злобным лаем отозвалась собака.
— Кто? — спросил из-за двери сонный мужской голос.
— Открывай! — Алмазник нетерпеливо стукнул по двери своим посохом.
Дверь медленно, словно нехотя отворилась, и на пороге показался человек в длинном халате и ночном колпаке.
Он почтительно поклонился и сказал:
— Заходите, господин Алмазник!
— Нет, я ненадолго. Ты мне вот что скажи: что происходит в замке?
— Что происходит? Да вроде ничего, — торговец задумался. — Сладости я им привозил вчера, и все было тихо.
— Тихо, говоришь? Может быть, Серебро издал новый указ? Или принимает важных гостей?
— Указов новых не было, а вот гости, кажется были.
— Кажется?
— Я точно не уверен. Так, слышал краешком уха, как поварята болтали: мол, Серебро поселил в лучших покоях каких-то оборванцев.
— Оборванцев? Так. А откуда родом?
— Не знаю, Алмазник…
В замке гостили Опал с женой и детьми и Нефрит, его брат. Алмазник знал это уже к концу ночи, и понимал, что это — хорошая возможность доказать Берковскому, что он и сам что-то может. Опал и Нефрит стояли между ним и престолом Камнелота, и он должен был убить их.
Опал и Нефрит гостили в Златограде уже не первый раз. Было время, когда столицы прекратили всякие отношения, и Алмазник перестал появляться в великом городе. Это было связано с появлением милиции на границе, что очень раздражало Серебро. Тогда Опал и Нефрит попросили у северного соседа защиты и покровительства. Они прожили в Златограде два года, и Серебро постоянно намекал на то, чтобы они вернулись домой и навели там, наконец, порядок. Нефрит, которому в то время не исполнилось и двадцати, был готов, но законным наследником был не он. Опал все что-то сомневался, рассчитывал, взвешивал — выжидал. Потом, одержимый подозрительностью, он собрался в путь, объяснив жене и брату, что не сегодня — завтра Серебро продаст их Алмазнику. Нефрит в это не верил, но, скрепя сердце, поехал с братом, потому что не мог оставить племянников, да и не знал, что он будет делать здесь, в Златограде, один. Серебро привязался к юноше, как к сыну, и в порыве неслыханной щедрости подарил ему кинессийского пса, которого купил для себя.
