Кассандра Дженкинс - В ЗИН-АЗШАРИ
Слабыми руками Бенедикт обнял Вариана, отечески поцеловал в лоб и со словами, что ему старику не по силам долго гулять, ушел обратно в зал. А Вариан остался наедине со своими мыслями, в которых обозленное прошлое только всколыхнулось от слов архиепископа.
— Познакомьтесь с Райн Звездный Дождь, — с этими словами король Ринн начал вторую часть Высшего Совета Альянса.
Новенькая кротко улыбнулась.
— Тирион, — обратился Вариан, — я уверен, тебе будет интересно, почему Райн здесь.
Верховный Лорд Фордринг улыбнулся соседке, в глазах его читался немой вопрос: «Ой, ли?». Андуин видел, что ему ни капли не интересно.
— Расскажите нам, Райн.
— Я состою в Круге Кенария и долгое время провела в Восточных Чумных Землях, — она окинула Фордринг взглядом, полным понимания и сожаления, ведь это были родные и значимые для него места.
Но годы войн закалили Верховного Лорда, и сейчас, оглядываясь назад, испытываемые им чувства не были такими уж острыми и пронзительными, как тогда. Когда Плеть только ворвалась в Восточные Земли, а чума полностью уничтожила эти земли, заразив магической болезнью каждое живое существо, обитавшее там, на века впитавшись в плодородную почву.
— Друиды Круга Кенария очень долго проводили эксперименты… по очищению земли в Восточных Землях от чумы Плети.
Герой нескольких войн побледнел в считанные секунды, и на его внезапно постаревшем лице отразился страх.
— Мой король, — сказал он слабым голосом, — это слишком жестокая шутка.
— Они сделали это, Тирион! — воскликнул Вариан. — Они нашли способ очистить от чумы землю!
Верховный Лорд кинулся обнимать Райн. Меггакрут цокал языком, покачивая головой и переглядываясь с Магни Бронзобородым. Представитель ночных эльфов замер в неверии, архиепископ Бенедикт аплодировал.
— Наши опыты, — говорила Райн, почти задыхаясь от железных объятий Фордринга, — наши опыты… дали результат… Мы не хотели…сообщать Вам раньше времени, но… все прошло успешно.
Он выпустил ее.
— За какое время земля восстановится? — спросил лорд Фордрагон.
— Примерно около года нужно. Местами заражение сильнее, например, возле Стратхольма. Там несколько лет потребуется. Но поля вокруг Дольного Очага восстановятся очень быстро.
Его колени дрогнули, Тирион вновь опустился на стул, закрыв лицо руками. Он отказывался в это верить… Дольный Очаг был частью его прошлой, такой счастливой, светлой и такой далекой жизни. Жена, сын… Воспоминания из прошлого, которые он столько лет пытался забыть, снова вспыхнули в его памяти.
— Разве город не находится под контролем Алого Ордена? — спросил архиепископ.
— Сейчас Алый Орден необычайно ослаб, численность его последователей сократилась в разы. Вряд ли они будут сильно упорствовать и откажутся сдать городу истинному хозяину, — ответил Вариан.
— Хватит новостей, — зашептал Магни. — А то его сейчас удар хватит.
— Король Бронзобород, я просил вас привезти с собой, — начал было Вариан.
— А то! По высшему разряду, ваше величество, лучшее из подвалов Стальгорна.
Когда официанты разнесли бокалы, с лиц лучших представителей Альянса не сходили счастливые улыбки. И когда уже чокнулись, и залпом все выпили, только архиепископ Бенедикт остановил свой взгляд на искрящейся в бокале жидкости и тихо сказал:
— Храни нас Свет… От чумы и от войны.
Часть вторая. Война. (8 августа)
Глава 12. Ненависть
Земля Лордаерона еще помнила детский смех. И даже светловолосого шестилетнего сорванца, носившегося по ее лугам до самой ночи. И его тяжелую после возвращения с заснеженного континента поступь, сметаемую длинным, подбитым мехом плащом, тоже помнила.
Пожалуй, каждый камень разрушенного королевства никогда не забудет своего последнего принца, земля не забудет вкуса крови, а воздух не избавится от запаха смерти. И ненависть, ноющая, горящая, червём проедающая сердце, никогда не исчезнет. Даже если причина ненависти уже мертва.
Какая ирония, смерть не пощадила самого Короля Мертвых. Впрочем, он вряд ли страшился ее, зная, что существует кара и похуже — восстание к жизни после смерти и накатывающий после «пробуждения» звериный ужас, выворачивающий твое сознание наизнанку, обнуляющий все жизненные ценности. Быть в живом мире нежитью, где каждый морщит нос и стремится тебя убить, потому что сама природа внушила ему, что ты — это противоестественно, не просто страшно. Это чудовищно больно. Когда ты возвращаешься целым в родные края, то близкие хватаются за лопаты и топоры, они ненавидят и боятся тебя за то, что ты наплевал на таинство смерти, и совсем не рады, что магическая чума Короля Мертвых вернула тебя с того света. И хочешь-не хочешь, ты будешь ненавидеть живых только за то, что они живы, так же как они ненавидят тебя только за то, что ты, по их мнению, ходячий бесправный труп.
Леди Сильвана Ветрокрылая прекрасно понимала причину всеобщей ненависти по отношению к ее подданным и усмехалась тому, как это низшее чувство способно было объединить даже лютых врагов — Альянс и Орду. Пусть Отрекшиеся и сами были частью Орды, но противиться животной панике перед лицом смерти не мог никто. Природа благоразумно наделила каждое живое существо этим страхом. Но мало кто задавался вопросом, что делать им, насильно поднятым к жизни, когда весь мир от тебя отвернулся?
Почти никто из Альянса не признавал прав Отрекшихся на земли Лордаерона. А саму нежить, состоявшую их коренных жителей Тирисфальских лугов, поколениями возделывающих эту землю, считали захватчиками. А ведь они, в отличие от наследного принца, не предали свое королевство, и даже после смерти вернулись на эти зачумленные земли. Больше их и не ждали нигде, большего им и не нужно было.
Тогда живые уже в открытую, не стесняясь, задавались вопросом, ладно уж с жителями, но почему Сильвана Ветрокрылая, эльфийка из Квел-Таласа, зовет себя королевой этих земель? По какому такому праву?
Хрустела тонкая кожа перчаток, когда сжимались в крепкие кулаки бледные эльфийские руки. Щелкали застежки темно-бордового плаща, отороченного холодным мерцанием серебряных нитей. С немой болью в горящих ненавистью глазах на прекрасном, с тонкими чертами лице в обрамлении белых волос из тусклого во весь рост зеркала на нее взирала мертвая эльфийка.
— Ах, по какому праву, — шипели бескровные, синие губы одновременно нежным девичьим и властным грубым голосом, от одного звука которого стыла в жилах кровь. — А по какому праву он… Сделал со мной это?…
