Наталья Субботина - Клейменные одиночеством
— Рад тебя видеть, Север, — тихо прошептал он мне на ухо, словно это было большим секретом. Я только теперь понял, как сильно соскучился по этому шалопаю.
— Здравствуй, малыш, — с улыбкой выдохнул я, когда Ирвин наконец прекратил меня тискать.
— Устал с дороги, Грэн?
— Дом Одиноких — Путь, — напомнил я. — Дороги трудны…
— … но хуже без дорог, — Восток перестал улыбаться и остановился, пристально глядя на меня. — Станешь уговаривать вернуться на Путь?
— Попытаюсь.
Ирвин покачал головой и ничего не сказал, только упрямо вздернул подбородок. Я знал, что убедить пацана будет непросто, но обязан был сделать для него то, чего никто не сделал для меня.
Негромко скрипнула дверь, и на пороге показалась темноволосая девушка в скромном льняном платье. Маленькая, мягкая, с очаровательными ямочками на по-детски пухлых щечках и с большими серыми глазами в обрамлении длинных ресниц. Сколько лет этой девчонке? Четырнадцать? Шестнадцать? Это не имеет ровным счетом никакого значения, если я не уговорю сосунка уехать от нее подальше. Она спустилась по ступеням и остановилась в нерешительности, робко улыбаясь и не осмеливаясь подойти ближе.
— Вы тот самый Север? — спросила крошечная женщина приятным тихим голосом, поправляя выбившуюся из косы прядку.
— Видимо, тот самый, — подтвердил я.
— Очень рада познакомиться с тем, кто заменил Ирвину отца, — я вздрогнул.
Он так сказал? Тот, кто проводил с ним несколько недель в году, — заменил отца?
— Я тоже рад познакомиться с такой красавицей.
— Это моя Диммения, — лицо юноши сияло от счастья, как новенький солден, и это было просто невыносимо.
Он подбежал к жене, нежно поцеловал в лоб. Подвел ко мне, взяв за маленькую ладошку.
Очень милая девочка — трогательная, нежная, беззащитная. Такую хочется оберегать и баловать, как ребенка. Она бы сумела осчастливить Ирвина. Если бы только могла выжить с ним рядом.
— Пойдем в сад, — Восток чувствительно хлопнул меня по плечу, — пообедаем. В дом пригласить не могу, ты же понимаешь…
Я-то понимаю, а ты чем думаешь, глупец?
Мы уже несколько часов сидели на заднем дворе за вкопанным в изрезанную трещинами землю столом. После простого, но сытного обеда и нескольких кружек крепкой домашней хмеры, мы рассказали друг другу все, что происходило с нами за последние несколько весен. Когда Диммения отправилась спать, пришло время поговорить о главном.
— Я люблю ее, — в десятый раз объяснял Ирвин, по-идиотски улыбаясь. — И Димма меня любит.
— Именно поэтому ты должен меня послушаться, чертов молокосос! — я потерял терпение. — Ты убиваешь ее, Восток! Убиваешь! Как ты не поймешь этого, придурок?! — не думал, что разговор по душам будет настолько эмоциональным.
— Она меня любит, — упрямо повторил он. — По-настоящему любит, Грэн! Ей ничто не грозит.
Восток искренне верил в волшебную силу любви. Я зарычал от отчаяния, перегнулся через разделявшую нас столешницу, схватил Ирвина за грудки и заорал, при каждом слове встряхивая его, как герзатовое дерево со спелыми плодами:
— Ты до сих пор не понял, что наставники кормили нас глупыми сказками?! Это бред, Восток, фальшивая надежда! Байка для наивных учеников, чтобы они не сошли с ума от страха перед пожизненным одиночеством, не повесились при мысли о своей судьбе — и чтобы в Гранзане всегда было четверо идиотов с изуродованными харями, которые будут латать дыры в этом чертовом мире и не дадут ему развалиться! — я так и не увидел в его глазах понимания.
— Нам врали, малыш, — с горькой усмешкой сказал я, отпуская его. — Сила любви — просто выдумка.
— Это не выдумка, Север! — он весь буквально светился верой в чудо. — В Книге Дорог это тоже написано! «Та, чье сердце переполняет любовь к Одинокому, черпает силы из мужа своего. И будет жизнь ее долгой, как у суженого, и не познает болезней и старости…»
— Я помню эти строки, — устало сказал я. — И был таким ослом, что верил в них слишком долго.
— А тебе не приходило в голову… — Ирвин запнулся и потупил взгляд, — что Лирна просто не любила тебя, Грэн? Или разлю… — я дал ему в зубы так, что он слетел со скамьи.
— Я не имел в виду, что жена тебя обманывала, — спокойно продолжил Восток, поднимаясь на ноги и стирая тыльной стороной ладони кровь с подбородка. — Она могла не знать, что ее чувства к тебе — не любовь, а что-то другое. Так бывает…
Когда он ушел, я долго сидел за столом, обхватив голову руками. Беседа ни к чему не привела. Я так и не смог убедить его. Влюбленный мальчишка просто отказывался верить мне, и это сводило с ума. Я двадцать весен жалел, что никто не поведал мне того, что я пытался втолковать Востоку. Если бы только только знал… хотя бы подозревал, догадывался… я оставил бы ее раньше. Моя Лирна была бы жива до сих пор. Четыре весны. Четыре кратких весны мы были вместе. Четыре долгих года я не замечал, что делаю с моей звездоокой, как она стареет с каждым днем все быстрее, как сгорает, словно свечка. Она казалась прежней, такой же юной и красивой, как в тот день, когда мы впервые встретились.
…Дорога была прекрасна. Она причудливо петляла среди пышных садов, прозрачных березовых рощиц и изумрудных лугов. Деревья пенились белоснежными цветами и распространяли одуряющие ароматы, в ветвях заливались трелями опьяневшие от весны птицы, солнечные блики играли в многочисленных лужицах, оставленных слепым дождиком. Я шел налегке, не обремененный ничем, кроме туго набитого кошелька, весело насвистывал несложный мотивчик, пока не наткнулся на свежий труп, валяющийся у обочины. Обезглавленное тело, заляпанное бурой кровью, совершенно не вязалось с окружающей идиллией. Нахмурившись, я склонился над мертвецом, который, судя по остаткам одежды, при жизни был крестьянином или торговцем средней руки. Точнее сказать сложно: обуви, по которой легче всего определить сословие, на убитом не было. Из леса послышался сдавленный крик, и я поспешил на шум.
Разбойников не опасался: никто не свяжется с Одиноким даже ради пары сотен солденов. За годы Пути я еще не встречал безумца, рискнувшего приблизиться ко мне по собственной инициативе. А о желающих убить одного из вечных странников — ни разу даже не слышал. И самые отчаянные сорвиголовы надеются прожить долгую жизнь, пусть не все признаются в этом. Тогда я был еще слишком молод, чтобы думать о том, что кто-то может напасть со спины, не успев рассмотреть лицо.
Звуки борьбы быстро вывели меня на широкую поляну, где подонки вздумали позабавиться с яростно сопротивляющейся девчонкой. Растрепанная, в изорванной одежде, она брыкалась, кусалась и царапалась, но справиться с четырьмя здоровыми мужиками ей было не под силу. Трое скотов с изрядно покарябанными рожами разложили извивающуюся жертву на траве, а рыжий сутулый тип уже спустил портки, гаденько хихикая.
