Владимир Аренев - Круги на Земле
И знал ведь, что лучше не думать!
Но думал.
3Ступать по траве, даже ногой, обутой в старые сандалеты, невыносимо приятно. Конечно, если б босым, было бы еще лучше, но Макс после болезни не решается сразу же разуваться. У него впереди неделя — хватит на все, в том числе и на прогулки босиком. Он шагает, катит велосипед (слева уверенно разгоняет кобылок и мнет стебли Дениска), глядит на берег и речку. И вспоминает тот день тот день ничем особенным не отличался от прочей невыразительно-серой очереди дней. Макс отсидел положенное (с некоторых пор учиться стало скучновато, тягостно), потрепался с Колькой, пришел домой. Разогрел себе обед, покушал, проглядел уроки на завтра, решил пару примеров. И все время смотрел на часы: ждал. Когда стрелки показали начало восьмого, понял, что сегодня отец опять придет навеселе. То есть под газом. То есть поддатый. То есть вообще не придет. А вместо него явится в дом совершенно чужое, дикое существо в теле отца. Макс давно это понял: у каждого человека на самом-то деле внутри сидит несколько созданий. Одно, например, ведет себя по-взрослому. Другое — Ребенок. Третье… И так далее. Среди прочих есть и Пьяница. (Макс, конечно, понятия не имел о существовании Эрика Берна и выведенных им типах поведения — да и не нуждался в этом; увы, хватало собственного опыта). Так вот, и Взрослый, и Ребенок, и Пьяница у каждого свои. Но это совсем не значит, что порядочный Взрослый и Пьяницей будет симпатичным… ну, вы понимаете… то есть, наверное, какая-то взаимосвязь существует, нету дыма без огня и так далее, но уловить ее сложно. Еще Макс выяснил для себя, что в жизни, как правило, кого-то в себе приходится убивать. Взрослые (в смысле, большие) частенько убивают в себе Ребенка. Кое-кто — Пьяницу. Кое-кто — Творца (неважно чего, талант к созиданию есть у каждого). А кое-кто наоборот, любовно выращивает отдельные типы своих внутренних существ. Например, потому, что за ними, как за масками, удобнее прятаться. Семен Николаевич, скажем, после смерти жены решил дать свободу собственному Пьянице. При этом Максимкиному папе как-то удавалось зарабатывать на жизнь и содержать и себя, и сына. Наверное, включался некий врожденный инстинкт выживания. А может, Семен Николаевич еще не окончательно подчинился собственному Пьянице. Но бывали такие вечера… такие, как сегодняшний. Когда папа запаздывал с работы домой. Когда становилось ясно: снова он зашел к приятелям… или с ними же, у киоска и принял. Подробностей Макс не знал. И не стремился выяснять. Ему хватало того, что случалось потом. С лихвой хватало.
Звонок: наглый, глупый, слепой. Мальчик подошел к двери, заглянул в глазок, отпер. На сей раз отец был не один, с двумя приятелями. Они, как и Семен Николаевич, явно утомились. Макс закрыл дверь, а гости сяк-так добрались добрались.
— А? — переспросил Макс.
— Дабрались, кажу, — повторил Дениска. — Цяпер я спушчуся униз, а ты мне веласипед перадаш.
Макс растерянно взглянул себе под ноги — там обнаружился обрыв, а ниже — берег реки, густо поросший камышом, с узкой рыжей тропочкой.
— Ты мяне чуешь?
— Ага. Спускайся. — Он все еще какой-то частью сознания был на кухне, дома… но постепенно возвращался. — Я передам.
Дениска примерился, присел, спрыгнул. Опустили велосипед, потом спрыгнул и Макс.
Тропочка была узкая, вдвоем не разминуться, так что Дениска пошел впереди, катя за собой велосипед, а Макс отправился следом.
Слева из воды за мальчиками надменно наблюдали лягушки, высунув острые мордочки и время от времени переквакиваясь. Вдруг, распугивая лягух, впереди на тропе задвигалось что-то громадное, тяжеленное и явно настроенное враждебно. Взрыкнуло, сопнуло, ударило копытом о землю.
— Прывет, — сказал Дениска. — Як жывецца, Сцепаныч?
Спавший поперек дорожки мужик — длиннющий и небритый, в затертых пиждачишке и брюках — кашлянул, выплевывая вбок угасшую папироску:
— Ты штоль, Дзяниска? Чаго ж людзей пужаешь? «Як жывецца»! Так и жывецца. Рыбалим памаленьку, — мужик потянулся через тропу, выудил из прибрежных зарослей оброненную снасть, но выдергивать из воды леску и проверять крючок не стал — сунул «инструмент» обратно и прищурился: — А гэта хто з табой? Няужо Мацвеяуны унук?
— ‚н самый. Знаемцеся: Цимафей Сцепаныч — Макс.
Тот настороженно кивнул мужику; а руку подать все равно нельзя было, Дениска впереди стоял, мешал.
— Дзень добрый, — делово оглядев Макса, кивнул рыбак. — А куды гэта вы прамуеце, хлопцы?
— Гуляли, — Дениска неопределенно махнул рукой. — Я паказывау што ды як. Вось да Струйнай дайшли, цяпер назад вяртаем.
— Я-асна, — протянул Степаныч и смачно зевнул. — Ну, тады добрай дароги, — и он посторонился, пропуская ребят.
Некоторое время шли в молчании.
— Пъяничка наш, — объяснил Дениска, когда оказались уже на порядочном расстоянии от рыбака. — Вудки хапае и у кусты: рыбалю, значыць. А сам тольки и знае, што пляшку.
— А живет на что?
— Дык жонка ж есць. Яна и кормиць. А вось й хацинка. Трэба выбирацца.
— А велосипед?
Дениска вздохнул:
— Думау тут захаваць, цяпер ня ведаю. Сцепаныч може знайци ды «загнаць» камусь.
— Как?! Село же, все свои.
— Та! — Дениска удивленно покачал головой. — А да суседняга што, далека? Ды и я не настольки тут усим знаемый, я ж не Мейсон який з серыяла.
В конце концов решили-таки взять машину с собой. Положим у задней стены, сказал Дениска, а там заберем. Макс вздохнул: «а там» означало «после того, как сходим внутрь хаты». Внутрь забираться мальчику совсем не хотелось.
Приблизились.
Сзади избушка выглядела не краше, отсюда она даже еще больше пугала: не жилье человеческое, а берлога какая-то, черная, мшистая, бурьянистая; окна
— крест-накрест заколочены. Забора не оказалось, хотя раньше он, несомненно, был. Сначала Макс подумал, что его растащили местные, на дрова или еще зачем — потом засомневался. Если этот заброшенный дом обходят стороной, то вряд ли кто-нибудь мог позариться на старые доски. И уж лестницу, почти скрывшуюся в здешнем буйнотравье, тогда точно уволокли бы.
— Не удзиуляйся, — шепнул в это время Дениска. — Агарожы ля яе дауненька не было. За жицце згнила. А новую не паставила — ды и не патрэбна ей была агарожа.
И правда, присмотревшись, можно было заметить, что за домиком когда-то давно возделывали грядки, а во-он там, ближе к речке, до сих пор пара яблонек-плодоносок кривит стволы, — да вот только ни единого намека на зданьице, похожее на хлев, здесь нету. И как хозяйка жила, чем кормилась — непонятно.
Так ведьмарка же, пояснил Дениска, тем и кормилась. К ней же люди бежали со всякими бедами, и не только из Стаячего Каменя, а и из других сел. К ней да к чертячнику. У них, видно, разделение труда было. Так сказать, распределили сферы влияния. Хотя в чем-то и пересекались.
