Нил Гейман - М - значит магия
Джеки Ньюхаус, потомок (по левой линии) великого любовника, гурмана, скрипача и дуэлянта Джакомо Казановы, как и его недоброй памяти предок, разбил немало женских сердец и отведал немало кулинарных шедевров.
Напоследок остался Зебедия Т. Крокастль, единственный из эпикурейцев, который был нагло и явно нищ: на собрания клуба он являлся прямо из очередной подворотни, с початой бутылкой дешевого вина в бумажном пакете, небритый, без пальто, без шляпы, а нередко и без рубашки, но ел он с большим аппетитом, чем все остальные.
Речь держал Огастус Два-пера Маккой.
– Мы ели все, что можно есть, - сказала Огастус Два-пера Маккой, и в голосе его звучали сожаление и мимолетная скорбь.
– Мы пробовали мясо грифа, крота и мыши-крылана.
Манделей порылся в записной книжке.
– Гриф по вкусу был похож на тухлого фазана. Крот - на трупного слизня. Плодоядный крылан на удивление напоминал сладкое мясо морской свинки.
– Мы ели какапо, ай-ая и гигантскую панду.
– Ах, стейк из панды на гриле! - вздохнула Вирджиния Бут, у которой потекли слюнки от одного воспоминания.
– Мы пробовали и давно вымершие виды, - продолжал Огастус Два-пера Маккой. - Мы ели быстрозамороженного мамонта и гигантского ленивца из Патагонии.
– Жаль, что до мамонта мы добрались слишком поздно, - с сожалением промолвил Джеки Ньюхаус. - Понятно, почему эти волосатые слоны исчезли так быстро, стоило только людям их распробовать. Я человек тонкого вкуса, но мне хватило и одного кусочка, чтобы представить себе барбекю-соус в стиле Канзас-Сити, и как бы он подошел к мамонтовым ребрышкам, если бы они были свежие.
– Что ж такого в том, чтобы пролежать в морозилке пару тысяч лет? - заметил Зебедия Т. Крокастль и ухмыльнулся. Зубы у него, хоть и кривые, были острые и крепкие.
– И вообще, если уж нужен настоящий вкус, я лично предпочту настоящего мастодонта. Мамонта брали, только если не могли достать мастодонта.
– Мы ели кальмаров, гигантских кальмаров и чудовищно огромных кальмаров, - продолжал Огастус Два-пера Маккой. - Мы ели леммингов и тасманийских тигров. Мы ели шалашников, садовых овсянок и павлинов. Мы ели дельфинью рыбу (не путать с млекопитающим дельфином) и гигантских морских черепах и суматрийского носорога. Мы ели все, что только можно есть.
– Ерунда. Есть сотни блюд, которые мы еще не пробовали, - отозвался профессор Манделей. - Возможно, даже тысячи. Например, сколько еще осталось видов насекомых, которых мы не ели.
– Манди, если ты пробовал одного жука, ты пробовал их всех, - со вздохом заметила Вирджиния Бут. - А мы съели их несколько сотен. Из всех, безусловно, выделялся скарабей.
– Да нет, - фыркнул Джеки Ньюхаус. - То были навозные шарики, которые они катают. А сам жуки ничем особенным не отличались. Но в твоих словах есть смысл. Мы покорили вершины кулинарии и глубины гастрономии. Мы словно космонавты, вернувшиеся с планеты Деликатес в галактике Гурманов.
– Верно, верно, - подтвердил Огастус Два-пера Маккой. - Больше полутора веков эпикурейцы собирались каждый месяц, пока был жив мой отец, а до него - мой дед и мой прадед. Боюсь, от этого придется отказаться, поскольку больше не осталось ничего, что мы - или наши предшественники по клубу - не ели.
– Жаль, нельзя вернуться в двадцатые годы, - вздохнула Вирджиния Бут, - когда в меню можно было включить человека без каких-либо претензий со стороны закона.
– Только после казни на электрическом стуле, - заметил Зебедия Т. Крокастль. - Он был почти готовый, поджаристый, с обугленной корочкой. Человечина, надо сказать, никому не понравилась, если не считать одного, к тому, впрочем, уже предрасположенного, да и тот покинул клуб вскоре после той трапезы.
– Красти, зачем притворяться, что там был? - зевнула Вирджиния Бут. - Всем понятно, что ты не настолько стар. Тебе лет шестьдесят, не больше, даже если не учитывать то, как тебя потрепали время и подворотни.
– Еще как потрепали, - ухмыльнулся Зебедия Т. Крокастль. - Не настолько, впрочем, как тебе кажется. И все равно, есть полно вещей, которых мы не пробовали.
– Назови хоть одну, - потребовал Манделей, и его карандашик завис над записной книжкой.
– Скажем, птица-солнце из Солнечного города, - ответил Зебедия Т. Крокастль и широко ухмыльнулся, показывая все свои кривые, но острые зубы.
– Ни разу не слышал, - заметил Джеки Ньюхаус. - Ты ее выдумал.
– Я слышал о ней, - кивнул профессор Манделей, - но в другом контексте. Впрочем, это существо воображаемое.
– Единороги тоже воображаемые, - заявила Вирджиния Бут, - но как же хорош был антрекот из единорога с соусом тартар. Чуть-чуть похоже на конину, чуть - на козлятину, и божественный гарнир с каперсами и сырыми перепелиными яйцами.
– В одном из протоколов собраний клуба что-то говорилось о птице-солнце, - сказал Огастус Два-пера Маккой. - Но что конкретно, не припомню.
– Там написано, какова она на вкус? - осведомилась Вирджиния.
– По-моему, нет, - нахмурился Огастус. - Впрочем, надо заглянуть в подшивки.
– Да нет, - сказал Зебедия Крокастль. - Если там что и есть, так только в тех томах, которые обуглились. В них уже ничего не прочтешь.
Огастус Два-пера Маккой почесал в затылке, где в завязанный узлом хвостик черных с проседью волос были действительно воткнуты два пера, некогда золотистые, а теперь - потрепанные, желтоватые, самые что ни на есть обыкновенные. В детстве он получил их в подарок.
– Насчет жуков, - заметил профессор Манделей. - Я однажды рассчитал, что если человек - я, к примеру - будет есть шесть различных видов жуков каждый день, ему понадобится больше двадцати лет, чтобы попробовать все открытые виды. А за эти двадцать лет могут открыть новых жуков, и их ему хватит еще на пять лет. А за эти пять лет могут быть новые открытия, на которые понадобится два с половиной года, и так далее, и так далее. Это парадокс неисчерпаемости. Я назвал его «Жук Манделея». Впрочем, тут надо, чтобы жуки тебе нравились на вкус, - добавил он, - иначе это может стать невыносимым.
– Ничего такого нет в том, чтобы есть жуков, если это правильные жуки, - встрял Зебедия Т. Крокастль. - Вот прямо сейчас мне страшно захотелось светлячков. Может, именно то, что они и светятся, и доставит мне особое удовольствие.
– Хотя жук-светляк, или Photinus pyralis, больше похож на жука, чем его личинки, - поджал губы Манделей, - ничто не заставит меня предположить, что он съедобный.
– Он-то, может, и нет, - отозвался Крокастль, - зато прекрасная закуска перед вещами съедобными. Пожалуй, сделаю себе сегодня зажарочку. Светляки с перчиками хабанеро. Вкуснятина.
Вирджиния Бут была женщиной крайне практичной. Она спросила:
– Предположим, мы решили попробовать птицу-солнце из Солнечного города. Где ее взять?
