Лоэнн Гринн - Кровавое наследие
Ночью он спал урывками, преследуемый не только снами о славе Еранаса, но и ужасным образом мстительного духа Лакедона, явившегося покарать его. И пока «Пасть дракона» наконец не отчалила, ветеран не успокоился. В открытом море беспокойные призраки наверняка не станут преследовать его. Когда же корабль закачался на волнах, рассекая носом штормящую воду, Буффалону стало уже казаться, будто он просто вообразил себе зловещее привидение, что тот, кого он принял за Лакедона, был всего лишь ещё одним матросом, а то и вовсе порождением взбаламученного мозга солдата.
Последнее более походило на правду. В конце концов, Буффалон ужасно измучен проклятыми доспехами. Его не покидали воспоминания о гробнице, о резне в таверне. Доспех полководца довел его до предела, вынуждая шагать по горам без сна и отдыха, да ещё такими темпами, каких не вынесло бы большинство мужчин. Если бы не тот факт, что лишь часть усилий принадлежала ему самому, Буффалон подозревал, что давно бы околел.
Чем дальше от берега уходила «Пасть дракона», тем сильнее становилась зыбь. С каждым стоном судна в Буффалоне нарастала уверенность, что в какой то момент море раскрошит ветхую посудину в труху. И всё же «Пасть дракона» продолжала продвигаться, осёдлывая одну волну за другой. Кроме того, несмотря на пёструю внешность капитана Рихтель и его разношёрстную команду, экипаж отлично справлялся с управлением. Матросы ловко взлетали вверх по канатам и суетились на палубах, держа шхуну в готовности ко встрече со стихиями.
Усмирить они не могли разве что шторм. Небо неотвратимо чернело, там и тут его рассекали сполохи молний. Ветер усиливался, сгибая мачты и пытаясь разорвать паруса. Буффалон, наконец то оказавшийся снаружи, поспешно вцепился в перила — волна толкнула «Пасть дракона» в бок.
— Право руля! — кричал где то Рихтель. — Право руля!
Рулевой подчинился приказу, но ветер и вода восстали против него. На помощь кинулся второй член экипажа, и, лишь приложив огромные усилия, пара выполнила указание капитана.
Наконец полил дождь, и поток с небес заставил Буффалона спрятаться в каюту. Он не только ничего не знал о мореплавании, но, облачённый в доспехи, рисковал жизнью каждый раз, приближаясь к перилам. Одна злая волна — и он полетит за борт.
Грязная лампадка, яростно качающаяся под потолком, отчаянно, но тщетно пыталась осветить каюту. Буффалон шлёпнулся на койку и попытался думать. Он ещё не полностью отбросил надежду избавиться от треклятых лат, но по прежнему даже понятия не имел, что делать. Тут требуется могущественный маг, а он не знал никого с такими способностями. Если бы только можно было попросить Лакедона…
Воспоминания о виденном на причале — или вроде бы виденном — вернулись, вновь бросив Буффалона в дрожь. Лучше забыть о Лакедоне — и о Виччи тоже. Они мертвы.
Настала ночь, но шторм не утих. Буффалон заставил себя спуститься за похлёбкой и в первый раз заметил, что часть экипажа озирает его не только с равнодушием и презрением. Теперь несколько взглядов казались почти дружелюбными. Дружелюбными, но всё же пугающими. Буффалон не сомневался, что это связано с доспехами. Кто он? — должно быть, удивлялись они. Доспехи говорили о силе и власти. Зачем же такому, как он, путешествовать на столь убогой посудине, как «Пасть дракона»?
И снова он забрал еду в каюту, предпочтя одиночество. На этот раз пища оказалась чуть более аппетитной, или, возможно, предыдущее варево так сожгло язык солдата, что он лишился вкусовых ощущений. Буффалон проглотил все до капли, лёг и попробовал уснуть. Он не жаждал вновь увидеть сны о Еранасе, и кошмары о гробнице отнюдь не привлекали его. Но усталый боец просто проваливался в дрёму и знал, что бороться с изнеможением не стоит. Даже жестокая качка «Пасти дракона» не помогала держать глаза открытыми…
— Так… хорошо… отдохнуть, — раздался скрипучий, но по прежнему знакомый голос. — Но ведь… говорят… грешники недостойны… покоя… а?
Буффалон с выпучившимися глазами вскочил на ноги. Фитиль в лампе едва тлел, но даже при этом крохотном огоньке солдат видел, что в комнатёнке больше никого нет.
— Проклятие!
Очередной кошмар. Глядя на лампу, Буффалон сообразил, что мог уснуть, даже не сознавая этого. Голос звучал в его голове, и нигде больше. Голос ныне потерянного товарища…
Голос Виччи.
Грянул гром. «Пасть дракона» содрогнулась. Буффалон ухватился за край койки, потом снова попытался лечь и расслабиться.
— Надо было… послушаться Лакедона… Буффалон. Теперь уже… может быть… слишком поздно.
Он оцепенел, лишь взгляд метнулся к двери.
— Иди к нам, друг… к Лакедону… и ко мне.
Буффалон выпрямился.
— Виччи?
Ответа не последовало, но снаружи каюты заскрипели доски, словно кто то прошёл по ним и теперь остановился у самой двери.
— Кто там?
«Пасть дракона» накренился, и Буффалон чуть не покатился кубарем. Солдат прижался к переборке, взгляд его не отрывался от двери. Неужели он вообразил и этот хриплый, рождающийся в муках голос Фрама?
После кошмара в гробнице прошло несколько дней, измотавших нервы опытного бойца хуже любого сражения, но всё же что то тянуло Буффалона к двери. Весьма вероятно, что, когда он откроет её, там никого не окажется. Виччи и антиквита там быть не может, они не поджидают друга, так безжалостно убившего их. Такое случается только в страшных историях, рассказанных шёпотом у ночных костров.
Но и о чудовищных разумных латах Буффалон до сих пор не слыхал.
И снова скрипнули доски палубы. Буффалон стиснул зубы, потянулся к щеколде…
Рука в перчатке резко повернулась — и запылала зловещим красным.
Буффалон отдёрнул перчатку, удивлённо наблюдая за внезапно потускневшим свечением. Он протянул руку снова, и на этот раз ничего не случилось. Успокаивая себя, Буффалон отодвинул засов и настежь распахнул дверь…
Дождь и ветер обрушились на него, но никакой жуткой фигуры, обвиняюще грозящей ему костлявым пальцем, снаружи не было.
Натягивая плащ, Буффалон поспешил на палубу; взгляд его метнулся влево, потом вправо. Где то на носу маячили размытые силуэты матросов, сражающихся с парусами, но — ни следа воображаемых фантомов.
Чьи то тяжёлые шаги заставили его повернуться к корме — оттуда на бак бежал один из людей Рихтеля. Человек миновал бы Буффалона, даже не взглянув на него, но солдат остановил его. Не обращая внимания на свирепое выражение лица матроса, он прокричал:
— Ты никого здесь не видел? Никто не стоял около моей каюты?
Моряк фыркнул что то на чужом языке и отпрянул от Буффалона, словно от прокажённого. Солдат проводил взглядом убегающего, а затем посмотрел на перила. В голову ему пришла нелепая мысль, но всё же, рискуя жизнью, он шагнул к краю и перегнулся через поручни.
