Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек
Он начинает смотреть старую пропагандистскую пьесу Патриотов о раскрытии подпольной ячейки «Свободного Йоркшира» и ее уничтожении, по вскоре выключает ее.
Ему что-то слышится. Он поворачивает голову от экрана.
Прошел год с тех пор, как он в последний раз слышал чьи-то шаги, кроме своих.
Но сейчас он слышит шаги!
Райан приклеивается к креслу, ощущая противное покалывание пота под волосами. Он напряженно вслушивается в то, что кажется звуком отдающихся эхом шагов в коридоре за дверью.
Кто-то чужой на борту!
Он оцепенело внимает нарастающим, а затем замирающим вдали звукам.
Заставляет себя оторваться от кресла и добирается до выхода, нажимает на кнопку. Дверь медленно открывается.
За ней в обе стороны тянется коридор — на длину жилых помещений для экипажа. Единственный звук — слабое успокаивающее гудение двигательной системы корабля.
Райан наливает стакан воды и выпивает.
Улыбаясь, включает видеомагнитофон. Типичная слуховая галлюцинация одинокого человека, думает он. Программа заканчивается.
Он решает немного размяться и идет в спортзал.
Проходя по коридору, он слышит сзади шаги. Пожав плечами, идет дальше, не останавливаясь.
Секунду спустя, охваченный паникой, резко оборачивается.
Конечно, никого нет.
Райан доходит до спортзала. Он не может отделаться от впечатления, что за ним наблюдают, пока он проделывает свои упражнения.
На пятнадцать минут он устраивается на кушетке, прежде чем приступить ко второй половине комплекса упражнений.
Он вспоминает семейные выходные на острове Скай. Это было, конечно, в самые первые годы, до того как Скай сделали экспериментальной площадкой для исследований водорослей по программе поиска заменителей пищи. Он вспоминает приятные вечера, которые они с Джозефиной обычно проводили вместе с Трейси и Фредом Мастерсонами. Он вспоминает те вечерние прогулки с женой по садам на крышах. Вспоминает рождественские праздники, заходы солнца, запах дождя в полях его родных мест. Вспоминает запах своих игрушечных фабрик — горячего металла, краски, свежераспиленного дерева. Вспоминает свою мать. Она была одной из жертв недолговечного Закона о больничной эвтаназии. Этот закон был отменен Ниммойтами в период их короткого пребывания у власти. Единственная разумная вещь, которую они сделали, думает Райан. Он засыпает.
Он опять в той долине, на той же планете… Но на этот раз он охвачен паникой: друзья бросили его, захватив корабль. Он бежит в сторону джунглей. Видит смуглую женщину. Потом оказывается на своей собственной фабрике среди танцующих игрушек.
Ему доставляет удовольствие вид этих предметов, которые сотворил он. Они так весело действуют все вместе. Он видит те музыкальные строительные кубики. Они все еще сложены в слово.
РАЗ…
С нарастающим изнутри страхом он слышит на фоне звяканья и бряканья механических игрушек монотонные звуки похоронной музыки, которая в других снах сопровождала танцоров в том сумрачном зале.
Музыка усиливается, почти заглушая звуки двигающихся игрушек. Райан застывает на месте, окруженный копошащимися игрушками. Внезапно они начинают карабкаться друг на друга — ягненок на экскаватор, кукла на кучу кубиков, слоники на мальчиков, образуя рядом с ним огромную пирамиду. Пирамида растет до тех пор, пока не достигает уровня его глаз. Музыка усиливается, и Райан с ужасом ожидает ее кульминации, когда пирамида из шевелящихся игрушек в конце концов обрушится на него.
Он изо всех сил старается вырваться из ловушки, образованной этими крохотными заводными тварями.
Во время борьбы он со стоном просыпается от звука собственного голоса:
— Я думал, они кончились. Надо что-то делать с этим.
Он встает с кушетки и впервые забывает о гимнастике, тупо разглядывая тренажеры.
— Я владею собой, — говорит Райан. — Владею.
Он идет обратно в рубку управления, настраивает датчики, удостоверяется, что приборы для определения времени работают точно, и делает следующее заявление компьютеру:
*** МЕНЯ БЕСПОКОЯТ КОШМАРЫ ***
Компьютер отвечает:
*** Я ЗНАЮ ЭТО *** ВВОДИТЕ 1 КУБ. СМ ПРОДИТОЛА *** ЕЖЕДНЕВНО *** НЕ БОЛЬШЕ *** ПРЕКРАТИТЕ ИНЪЕКЦИИ *** КАК МОЖНО СКОРЕЕ И ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОСЛЕ 14 СУТОК ***
Райан вытирает губы и, машинально покусывая ноготь на указательном пальце, меряет шагами корабль.
Коридоры, двигательный отсек, продуктовый отсек, спортзал, отсек управления, собственная каюта, наблюдательный отсек, библиотека…
Он не доходит только до отсека гибернации.
Еще с полчаса, а то и больше он сердито расхаживает взад и вперед, стараясь собраться с мыслями.
Шаги преследуют его — несуществующие, он знает, — шаги…
Голоса его спутников, покоившихся в зеленой жидкости контейнеров, гулким эхом отдаются в длинных коридорах.
— Папа, папа! — кричит его младший сын, Александр.
Райан слышит глухой топот его ног в коридоре. Затем беременная Ида затевает спор с Фелисити, и та огрызается:
— Хватит твердить мне о том, как ты себя чувствуешь. Я не желаю ничего знать!
— Ты не понимаешь, каково это, — жалобно тянет знакомый голос.
— Да! Я не понимаю! — истерически кричит Фелисити.
Слышится звук пощечины и рыдания Иды. Хлопает дверь.
— Дай я разберусь с ними, Райан, — слышит он нетерпеливый голос Джеймса Генри. Кажется, его голос наполняет весь корабль. Он узнает быстрые шаги Фреда и Трейси, за ними следует Джозефина.
— Папа, папа! — Мальчишеские ноги стремительно приближаются. Райан вертит головой: откуда берутся эти звуки?
Где-то далеко поет Джанет Райан:
— Я еду домой, где луга медоносны…
Как он ни старается, слова толком не разобрать. Вот вроде бы дядя Сидней запел:
— Поймал мышонка глупый старичок, хей-дидл-ум-тум-ти-ду; и в яблочный пирог его запек; поймал мышонка глупый старичок…
Где-то совсем рядом Изабель Райан нервно произносит:
— Я больше не выдержу!
Ей что-то невнятно отвечает громыхающий голос Джона Райана.
Джанет поет.
Оба мальчика бегут, бегут, бегут…
А Райан медленно оседает на пол коридора, запрокинув голову и слушая, слушая, слушая голоса…
Теперь ему кажется, что они доносятся из помещения в конце коридора. Он машинально встает и на негнущихся ногах бредет туда по коридору.
Голоса становятся громче.
— Терпеть не могу смотреть, как человек изображает из себя незаменимого. От этого нет никакой пользы ни ему, ни окружающим, — произносит Джеймс Генри.
— Господь Бог твой — Бог ревнитель, и ты не должен поклоняться богу иному кроме Него, — советует дядя Сидней.
