Владислав Соло - Астральное тело - 1
— Тогда как же объяснить существование дьявола и Посвящение в его ряды? Ведь такое Посвящение — тоже существует?! — и я уставился Корщикову в глаза.
За все время беседы он ни разу не отвел своего взгляда в сторону! Мне начинало казаться, что он всегда упорно смотрит на меня, даже когда подогревает молоко!
— Я уже осведомил вас, что Посвящение существует только одно, — в истину! — сказал Саша.
— Но все же, как быть с дьяволом? — настаивал я.
— И дьявол, — улыбнулся Корщиков, — и, как вы выразились, его Посвящение, — все это — разновидности, э-э, различные по степени испытания.
— Значит, человека может отбрасывать и назад на пути Посвящения? Но тогда вы, по-моему, противоречите сами себе! Не вы ли сказали, что человек продолжает свое Посвящение с того уровня в следующей жизни, на котором он остановился в предыдущей?!
— Верно, я говорил так и не отрицаю ничего. Но противоречия здесь никакого нет. И вот почему. Если человека отбросит назад и в следующей инкарнации своей жизни он будет не человеком, а, скажем, — деревом! Сможет ли он продолжить свое Посвящение в истину, будучи деревом, с того этапа, на котором он остановился в образе человека?!
— Я думаю, что не сможет!
— Вы совершенно правы, Сережа. Не сможет! Не сможет, пока не отработает определенные качества в образе дерева, и потом, снова, в какой-то из последующих жизней не станет человеком подобного уровня развития, который он уже имел до отступления назад в образ дерева… Разве здесь есть противоречие? Человек действительно продолжает свое Посвящение в следующей инкарнации, здесь, скорее, можно подразумевать не в следующей, а в последующей инкарнации подобного уровня!.. Вот почему важно не терять чистоту Посвящения в каждой инкарнации, в каждом земном воплощении, чтобы не отступать назад, дабы заново заслуживать путем новых и возможно неисчислимых испытаний возврата к уровню Посвящения, которого ты достиг уже сегодня, чтобы продолжить его… — Корщиков умолк.
— Что же, Саша, — вы убедили меня, — согласился я.
Снова наступила пауза. Корщиков наклонился и поднял с пола валявшиеся там очки. Он стал протирать их салфеткой. Я увидел, что одно стекло у этих очков продолжало оставаться треснутым. „Может, тот безбилетный тип из автобуса по описанию Вики, это все-таки он, Саша?“ — подумалось мне. И я решился:
— „Возрожден ли мистицизм?“, у вас есть эта книга? спросил осторожно я.
— Была, — тут же ответил Корщиков, продолжая усердно протирать очки.
— А куда она делась? — поинтересовался я, испытывая некоторую неловкость за учиненный допрос.
— Я продал ее, — спокойно ответил Саша, жарко подышав на линзы, и они запотели.
— В автобусе? — уточнил я.
— Да… — ответил он.
— А знаете, ваша книга у меня! — сказал я и принялся ожидать реакции Корщикова.
Он продолжал протирать очки, шли секунды.
— Вы ее прочли? — спросил Корщиков как ни в чем не бывало.
— Да, — робко ответил я…
И тут в нашу комнату кто-то постучал.
— Извините, я пойду открою, — сказал Саша.
Хлопнула дверь. Из-за разноцветной шторы в комнату вошла молоденькая девушка. Она подмигнула малышу на диване, и тот улыбнулся. Девушка в сопровождении Корщикова подошла ко мне.
— Это Сережа, — сказал Корщиков ей.
Я встал с кресла. Девушка протянула мне руку:
— Оля, — сказала она.
— Моя жена, — добавил Саша.
Зек
От Корщикова я возвращался очень поздно. Уже было далеко за одиннадцать, когда я сел в троллейбус. В салоне находилось десятка полтора человек. Все сидели. Я закомпостировал талон и уселся к окну напротив средней двери. Колеса, как резиновые мячи, жестко пружинили на многочисленных выдолбинах когда-то заасфальтированного узенького переулка. Троллейбус раскачивался на ходу и гремел всем своим железным телом. Вдруг мой взгляд обнаружил знакомое для меня лицо сидящего впереди пассажира. Я его сразу же узнал. Правда, узнал чисто визуально, имя не помнил. Это был парень лет тридцати, коротко подстриженный и, по-моему, слегка навеселе. Он сидел полубоком.
Настроение у меня было великолепное. Я ощущал его всем телом. Я не мог удержаться, и мое лицо осветилось улыбкой. И дернуло же меня!
— Что ты улыбаешься? — обратился он ко мне и полностью развернулся через плечо в мою сторону лицом так, что чирканул своим носом меня по щеке.
Я не придал этому значения, немного подался назад, пристально рассматривая парня.
— Привет, — сказал я совершенно беззаботно.
— Напомни, откуда я тебя знаю? — спросил парень голосом, ничего хорошего не обещающим. — Мне твоя физиономия знакома!
И тут меня осенило, но и настроение упало:
— Мы с тобой в молодости были знакомы по Тарасу. Я друг Тараса, — и я осекся, сказав это.
— Друг? — как-то пренебрежительно передразнил парень меня.
— Да, когда-то мы дружили, — неохотно проговорил я.
— Друг, — прошипел парень, — а ты знаешь, где сейчас Тарас? — Парень словно требовал от меня этого знания. Слов ему показалось мало, и он всем телом навалился на железный поручень кресла, перевесился через него ко мне и уперся своим лбом в мой лоб.
— Да, он сидит, — постарался ответить я как можно спокойнее, — сядь, пожалуйста, на свое место, — попросил я, — на нас люди смотрят…
Парень неохотно сел на место, но ненависть шевелила его черные зрачки, и он казался почти безумным. „Нет, он не пьян, он обкурен“, — подумал я, и у меня все содрогнулось внутри. Скотский страх выпарил из меня всю радость без остатка.
— А ты почему не сидишь?! — заорал парень.
— Собственно говоря, почему я должен сидеть? — словно оправдывался я. — Плохого я ничего не делал…
— Но ты же друг!! — опять заорал парень.
Я видел, как некоторые пассажиры искоса поглядывали на нас, другие отводили свои взгляды, словно ничего не замечали и не слышали. Страх одиночества и беспомощности овладел мною. Лет пять назад я стоял на загородной станции электрички и вот также отводил свои глаза. На платформе было человек четыреста, не меньше, и никто, в том числе и я, не помешали избивать цепями группе пьяных оглоедов из местной деревушки одногоне понравившегося им подростка.
Одиночество, одиночество! Мы стремимся к нему и от него погибаем часто…
— Но ты же друг?! — напомнил о себе парень. Он, видимо, уже почувствовал, что я боюсь, и теперь, успокоившись, продолжал издеваться.
— Да, я был его другом, но это было лет пятнадцать назад, — взволнованно заявил я.
— Я тебя научу ценить друзей, — говорил и скалился парень, — Тарас там сидит, а ты здесь, на воле — сука!
