Чарльз де Линт - Покинутые небеса
Жильцы домика в глубине двора тоже не были лишены странностей. Верхнюю из двух небольших квартир занимал молодой чернокожий саксофонист Брэндон Коул, имеющий постоянный контракт с Ратиганом на выступление в его кафе на Пальм-стрит. Он весьма кстати оказался на месте, когда исчез постоянный саксофонист их группы, и с тех пор занял его место. Брэндон был строен и высок и обладал привлекательным обликом воина-масаи, но у него никогда не хватало времени на девчонок, наполнявших раздевалку музыкантов во время перерывов или после шоу. Он был слишком увлечен музыкой, причем такой, какую нелегко было понять, исполнял кое-какие произведения Колтрана и Колемана, в основном же — свои собственные. Поздно ночью или в послеобеденные часы Брэндон нередко сидел на верхних ступеньках лестницы, ведущей в его комнаты, и, сложив на коленях руки, сочинял сольные номера для своих выступлений. Ему даже не требовался инструмент, достаточно было закрыть глаза, и Брэндон уносился туда, откуда на него изливались потоки музыки. Временами Рори казалось, что он слышит отдаленное эхо саксофона, доносившееся с высот звездного неба, но перед его взором Брэндон продолжал неподвижно сидеть на ступеньках, устремив взгляд в неведомую даль, как и Люций.
Тетушки занимали первый этаж домика, перестроенного из каретного сарая. Элоиза и Мерседес. Они не были родственницами Рори, насколько ему было известно, они не были ничьими тетушками, но именно так он воспринимал этих женщин. Их имена звучали несколько экзотично, впрочем, внешностью женщины обладали самой обыкновенной, строгими чертами лица и высоким ростом. Рори подозревал, что им около шестидесяти лет, скорее всего они никогда не были замужем или же остались вдовами. Темный цвет их лиц, густые черные волосы, собранные в тугие узлы на затылках, черные хлопчатобумажные платья наводили на мысли о Мадриде, Риме или Стамбуле. Тетушек легко можно было представить жительницами средиземноморских деревушек, гуляющими по рыночной площади или отдыхающими в тенистом садике. Отличить тетушек одну от другой было крайне затруднительно, но они едва ли были близнецами. Возможно, они даже не были сестрами, но никто и не подумал назвать Рори их фамилии.
У тетушек имелись две страсти: сад и акварель. Задолго до окончания морозов они уставляли все подоконники горшочками с рассадой. Когда бы Рори ни предлагал им свою помощь, ему неизменно поручали перекопку почвы, прополку или обрезку, а потом тетушки с большим удовольствием переделывали все заново. Наконец Рори понял их намеки и предоставил старушек самим себе. После начала снегопадов они все еще ухаживали за капустой и некоторыми травами.
Все остальное время они посвящали рисованию и могли заниматься им целые дни напролет, сидя в плетеных креслах под вязом в летнее время или за рабочим столом в комнате у растопленной печки. Иногда они обе трудились над одним и тем же рисунком, иногда предпочитали разные сюжеты. Каждый рисунок отличался тщательностью прорисовки деталей с точки зрения ботаники. Рори понятия не имел, куда девались законченные работы. Ему не раз приходилось бывать у тетушек в комнатах, чтобы закрепить водопроводный кран или прочистить сливную трубу, но нигде не было видно ни одного рисунка. Не замечал он и посетителей, которые могли бы унести с собой произведения тетушек. Куда они могли деваться? Иногда Рори приходила в голову мысль, что он только воображает, как и в случае с Брэндоном Коулом, тетушек за рисованием, а на самом деле они просто часами сидят рядышком и проводят время за тихими разговорами.
Сам дом и его обитатели представляли огромный простор для игры воображения. Как-то раз Энни сказала ему, что нет такого понятия, как фантастика. «Если ты можешь себе что-то вообразить, — говорила она, — значит, это происходит на самом деле». Рори удивлялся, но не беспокоился. Каждый из обитателей дома был личностью. Конечно, каждый из них обладал своеобразным характером, который нечасто можно было встретить в повседневной жизни, но в них не было ничего такого, чего нельзя было бы объяснить.
Совсем иначе дело обстояло с Мэйдой и Зией, соседскими девчонками-подростками, которые утверждали, что живут в ветвях старого вяза, стоящего на заднем дворе.
2
Керри Мэдан, едва волоча ноги, свернула на Стэнтон-стрит. Кожаные подошвы ее ботинок шаркали по тротуару, рюкзак все сильнее давил на спину, а чемодан с каждым мгновением становился тяжелее. По сравнению с шумной Ли-стрит здесь было намного спокойнее, но тишина не принесла облегчения. Под огромными раскидистыми дубами Керри почувствовала нечто вроде приступа клаустрофобии. Высокие густые кроны почти полностью скрывали небо над головой. Глубокие тени на стенах высоких домов, кустарник вдоль террас и толстые ограды стирали ощущение времени. И вот уже не тихий, спокойный вечер на Стэнтон-стрит, а глубокая ночь, время, когда можно встретить кого угодно и что угодно, когда в каждой тени может таиться опасность.
Керри не могла припомнить, когда в последний раз она выходила на улицу в столь поздний час, да еще одна. Сначала тревожное чувство напомнило ей об обычных опасностях большого города, а потом воображение разыгралось и ей стали мерещиться странные безымянные существа с горящими глазами и острыми зубами. Она ни в коей мере не могла считать себя в безопасности. За то короткое время, пока Керри шагала вдоль двух рядов дубов, на смену ощущению собственной смелости и свободы пришло сомнение в правильности сделанного ею выбора, предполагающего разрыв всех связей с прошлым.
Шаги Керри становились все более неуверенными. Она давно перестала выискивать глазами номера домов; сейчас Керри все свое внимание сконцентрировала на зарослях сирени и шиповника и том, что в них могло скрываться, а не искала табличку с номером 37.
Наконец она взяла себя в руки. Ведь именно этого она и добивалась — стать самостоятельной. Ей хотелось отыскать свой собственный путь в этом мире, а не скрываться от него словно монахиня или какое-то беспомощное существо, не способное о себе позаботиться.
А реально ли это? Там, откуда она пришла, было легко воображать, что она сможет жить и в этом мире. Что сможет стать такой, как все, нормальной. Но Керри понятия не имела, что, собственно, значит быть нормальной. Конечно, можно представить себе внешний мир со всеми его ловушками, но как догадаться, что происходит в головах нормальных людей? Поймет ли она их когда-нибудь, а они — ее?
Кэрри снова заставила себя собраться.
Жаль, что она не взяла такси, а решила преодолеть весь путь от самого аэропорта самостоятельно. Тогда идея показалась ей замечательной — ведь ей все равно рано или поздно придется познакомиться с общественным транспортом, так зачем откладывать? С первым автобусом все оказалось очень легко, и Керри поздравила себя с проявленным благоразумием, но потом она вступила в царство подземки и совершенно растерялась. Когда она поняла, что окончательно заблудилась, ей пришлось несколько раз спрашивать прохожих, в какую сторону ехать. Она до сих не вполне отдавала себе отчет, как именно ей удалось добраться до нужной станции. А теперь еще этот страх.
