Чёрный фимиам (СИ) - "Леха"

Он мог бы пройти их, не задерживаясь, но это было глупо – оставлять за собой кровавый след и злить тех, кто следил за порядком в городе.

Разноцветье путей мерцало и переливалось. Золотые искры взвились и полетели по ветру, маня за собой. Сингур перешёл на бег.

Площадь окружали богатые белые дома с широкими балконами, прямоугольными террасами и черепичными крышами. В тени арки, куда уходила дорога, стояли двое с мечами. Победитель побежал в их сторону, а когда они поспешили ему наперерез, резко повернул влево – к одному из зданий. Взбежал по перилам лестницы, подпрыгнул, вцепился в балкон, подтянулся и забрался на второй этаж. Снизу с восторгом загомонила толпа, в спину что-то орали. Сингур снова подпрыгнул, зацепился за парапет, опять подтянулся и оказался на крыше.

Золотые искры летели и летели вперёд, а он нёсся за ними, иногда чувствуя, как под ногами крошится и сыплется вниз черепица. Он перепрыгивал с крыши на крышу, перемахивал с балкона на балкон. Голос толпы отдалялся, а потом и вовсе затих. Лишь тогда беглец осторожно спустился на мостовую тенистой совершенно пустой улочки и застыл.

Многоцветье погасло! Мгновенно и полностью, будто внезапная слепота поразила удачливого победителя. Он стоял посреди незнакомого города и впервые не знал, куда идти. Не видел дорогу! Сердце глухо стукнуло о ребра. Раз, другой, третий. А потом в горячем знойном воздухе загорелась одна-единственная изумрудная нить. Волны тёплого сияния плыли вперёд, и Сингур побежал туда, куда они его манили.

Он не запыхался и не устал, в крови бурлила сила, сердце билось ровно, отсчитывая стремительно уходящие дни жизни. Сколько он отдал за сегодняшнюю победу? Год? Полгода? Какая, в сущности, разница! Может, завтра он упадёт и умрёт. Может, это случится через месяц. Может, через три. Исход известен – смерть. Но она в конечном итоге ожидает каждого. И кто знает, что лучше – знать, когда всё закончится, или жить в неведении.

Мелькали дома. Одни лестницы сменяли другие. Он бежал какими-то безлюдными улочками – иногда грязными, иногда чистыми. Но не встретил ни одного человека, пока в полумраке очередной арки чуть не столкнулся с женщиной в тёмно-синем покрывале.

Она испуганно вскрикнула, когда он вылетел на неё из-за поворота, чуть не сбив с ног. Сингур успел схватить незнакомку за плечо и не дал упасть. Он больше не знал, куда бежать дальше. Последняя его путеводная нить – зеленое сияние – погасла.

Глава 9

Женщина откинула с лица покрывало и сердито сказала:

– Ты совсем без ум жить? Куда так бежать?!

А Сингур с удивлением узнал ту самую шлюху из дома удовольствий, за которую заплатил как за хорошего коня:

– Ты?

Она изумлённо моргнула зелёными глазищами, а в следующую секунду жёсткая рука стиснула нежную чёрную шею.

– Колдуешь? – с тихой угрозой в голосе спросил мужчина, вжимая девку в стену.

Но та вместо того, чтобы испугаться, ответила сдавленно:

– За колдовство – смерть. Я любить жить. Ты не там меня хватать.

И вдруг мягко взяла другую его руку и положила себе на грудь.

Сингур в удивлении разжал пальцы на шее.

Шлюха обещающе улыбнулась:

– Идти со мной?

Он пристально смотрел на неё – и теперь снова видел слабое зелёное мерцание, окутывающее девку. Лёгкое, как марево.

– Идём.

В крови по-прежнему кипел фимиам. Все чувства были обострены до предела.

Шлюха, имени которой собеседник не помнил, взяла его за руку, выглянула из тенистой арки, торопливо огляделась и повлекла к увитой диким виноградом калитке небольшого дома, заросшего зеленью по самую крышу. Пошарила справа от входа, отодвинула засов и втолкнула спутника в крохотный дворик. Здесь, уже не опасаясь быть замеченной, достала из-под камня ключ, отперла входную дверь и кивнула, приглашая мужчину войти.

Сингур пригнулся, чтобы не удариться головой о низкий проём. Девка зашла следом, затворила тяжёлую дверь, задвинула засов и повернулась.

А потом случилось то, чего её спутник совершенно не ожидал. Она двинулась на него и зашипела, как кошка:

– Так много сила и такой большой дурак! Против небо идти? Кто идти против небо, тот навсегда остаться под земля! Дурак! Большой и сильный дурак!

Она толкала его руками в грудь. Под этим натиском он был вынужден шаг за шагом ошалело отступать, пока не оказался в следующей комнате возле огромной кровати.

– Чего ты орешь? – спросил Сингур на шианском, полагая, что ей будет проще говорить с ним на родном языке и так она, возможно, успокоится быстрее. Зелёное мерцание вокруг нее наливалось густотой, становилось плотнее и пылало всё яростнее.

Однако девка продолжила сыпать словами на ломаном дальянском:

– Небо тебя ко мне привести! А ты ему не верить!!! Сказать: я колдовать! Дурак!!! Хватать за горло, когда есть грудь!

С этими словами она пихнула его на кровать, и Сингур упал, купаясь в яростном изумрудном пламени, которое расходилось от неё волнами.

Шлюха в несколько резких витков сдёрнула с себя покрывало. Потом одним движением рванула застежку платья, сбросила его к ногам и прошипела:

– Я твой путь к небо! Я!

Она запрыгнула на мужчину и стала яростно бороться с поясом его штанов. Сингур поспешно ей помогал, стягивая через голову рубаху. Кровь закипала, неслась по жилам горячим потоком, а тело всё острее и острее ощущало прикосновения. Зелёный вихрь закрутил, утягивая в изумрудную бездну.

Жаркие, как пекло Драговой бездны, эбонитовые бёдра раскрылись навстречу, и женщина, чьё имя не сохранилось у Сингура в памяти, протяжно застонала....

Его руки на её талии казались слишком белыми. Зелёные глаза на чёрном лице – слишком яркими. И всё вокруг словно было ненастоящим. Сингур краем сознания понял, что, похоже, фимиам сделал своё дело: он умирает. Говорили, будто смерть от фимиама – плохая смерть, тебя обступают видения, путают рассудок и в конечном итоге сводят с ума. Но если всё происходит вот так, то он, пожалуй, зря опасался. К нему смерть пришла в образе неистовой чёрной тени, в мерцании изумрудов и ревущем огне. Она принесла не ужас, а наслаждение.

Чёрные бедра лоснились и казались антрацитовыми. Он гладил их руками, ощущая под пальцами скользкий пот, а потом вцепился в свою смерть, вынуждая её склониться, прижаться к нему плотнее, всем телом, заставляя кричать и захлёбываться.

Сингур в итоге не умер, но вспотел, как скотина. Девка лежала на нём тоже вся мокрая, с прилипшими к спине и плечам волосищами, тяжело дышала. Мерцание ушло. И кровь больше не кипела. Только сердце ещё грохотало, и тело казалось непривычно послушным.

– Ты… – Сингур осторожно убрал с потного лба шлюхи мокрые локоны. – Тебя хоть как зовут?

Она фыркнула и скатилась с него на кровать:

– Так хорошо прошлый раз отыметь, что всё забыть?

– Я вообще плохо помню тот день, – честно признался он.

– Тоже мне, удивить! – сыто потянулась она. – Фимиамщик часто всё забыть. Как долго ты его нюхать?

– Я не фимиамщик, – сказал Сингур.

– А то я не видеть, как ты страдать прошлый раз, – фыркнула собеседница, давая понять, что она думает о его оправданиях.

– Я не фимиамщик, – повторил он.

– Ты болеть и умирать, – напомнила черномазая. – Это из-за фимиам. Я видеть такое. Сильные мужчины умирать, если долго дышать этот яд. И ты умирать.

– Чего ты заладила-то? – зевнул он. – Умру и умру.

Девка приподнялась на локте:

– Будет жаль терять такой любовник. А ты дать мне снова серебряный талгат?

– Размечталась.

– Тебе быть плохо? – насупилась она.

– Нет, мне быть хорошо, – ответил Сингур. – Но второй серебряный талгат – это слишком.

Шлюха надулась, толкнула его в плечо. Однако собеседник ловко перехватил её руку и потянул на себя. Девка злорадно захохотала:

– Второй раз это будет стоить тебе серебряный талгат, и деньги вперёд!

– Чего так дорого-то? – возмутился Сингур.