Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка

– Вовсе нет, – возразил профессор Плейфер. – Вы находитесь в том месте, где творят магию. Внешне оно имеет все атрибуты современного университета, но по сути Вавилон – не что иное, как берлога алхимиков. Правда, в отличие от алхимиков, мы на самом деле нашли способ трансформации вещества. Но не с помощью чего-то материального. А с помощью слова.

Студенты Вавилона питались в буфете рядом с Рэдклиффской библиотекой, вместе с учащимися еще нескольких гуманитарных факультетов. Предполагалось, что кормят там хорошо, но буфет был закрыт до начала завтрашних занятий, поэтому они вернулись обратно в колледж, успев как раз к концу обеда. Горячие блюда уже закончились, но до позднего ужина предлагался чай с легкими закусками. Все нагрузили подносы чашками, чайниками, сахарницами, молочниками и булочками, а потом лавировали между длинными деревянными столами, пока не нашли свободный в углу.

– Так ты из Кантона? – спросила Летти.

Как отметил Робин, она была очень напористой и задавала вопросы, даже самые доброжелательные, властным и строгим тоном.

Робин как раз впился зубами в булочку, сухую и черствую, и ему пришлось глотнуть чая, прежде чем ответить. К этому моменту Летти уже обратила взгляд на Рами.

– А ты из Мадраса? Бомбея?

– Из Калькутты, – добродушно ответил Рами.

– Мой отец жил в Калькутте, – сказала она. – Три года, с 1825 по 1828-й. Быть может, ты его видел.

– Чудесно, – отозвался Рами, намазывая на булочку джем. – Быть может, это он однажды целился в моих сестер из пистолета.

Робин фыркнул, но Летти и бровью не повела.

– Я лишь хотела сказать, что уже встречала индусов.

– Я мусульманин.

– В общем, я лишь хочу сказать…

– И знаешь, – добавил Рами, усердно намазывая булочку маслом, – ужасно раздражает, когда все приравнивают Индию к индуизму. Будто правление мусульман – какое-то отклонение, Великие Моголы – просто захватчики и подлинные традиции – это санскрит и Упанишады. – Он поднес булочку ко рту. – Но ведь ты даже не знаешь значения этих слов, правда?

Отношения не задались с самого начала. Не все новые знакомые Рами понимали его юмор. Его разглагольствования нужно было воспринимать спокойно, а Летиция Прайс явно не была на это способна.

– Кстати, о Вавилоне, – вмешался Робин, прежде чем Рами успел ввернуть что-нибудь еще. – Красивое здание.

Летти бросила на него удивленный взгляд.

– Да, неплохое.

Рами закатил глаза, откашлялся и положил булочку.

Они молча пили чай. Виктуар нервно звякнула ложечкой по чашке. Робин уставился в окно. Рами забарабанил пальцами по столу, но прекратил, когда Летти сердито посмотрела на него.

Виктуар набралась смелости и решила продолжить разговор:

– И как вам здесь? В смысле, в Оксфорде. Мне кажется, мы видели совсем крохотную часть, он такой огромный. Не как Лондон и Париж, но здесь полно потаенных уголков, как вы считаете?

– Он невероятный, – слишком энергично ответил Рами. – Каждое здание великолепно. Первые три дня мы просто бродили вокруг и глазели. Мы видели все достопримечательности – оксфордский музей, сад у собора Христа…

Виктуар выгнула брови.

– И вас повсюду пускали?

– Вообще-то нет. – Рами поставил чашку с чаем. – Помнишь музей Эшмола, Птах…

– Точно, – отозвался Робин. – Там, похоже, были уверены, что мы что-нибудь украдем, нас заставили вывернуть карманы на входе и выходе, как будто не сомневались, что мы украли драгоценность Альфреда [31].

– А нас и вовсе туда не пустили, – посетовала Виктуар. – Сказали, что девушек не пускают без сопровождения.

Рами фыркнул.

– Это еще почему?

– Наверное, из-за нашей тонкой нервной организации, – сказала Летти. – Чтобы мы не упали в обморок, увидев картины.

– Но цвета и впрямь будоражат, – призналась Виктуар.

– Сцены сражений и обнаженная грудь – это слишком для моих нервов, – заявила Летти, приложив ладонь ко лбу.

– И как же вы поступили? – поинтересовался Рами.

– Вернулись, когда дежурил другой смотритель, и притворились мужчинами. – Виктуар понизила голос. – Простите, мы приехали навестить кузенов, и пока они учатся, нам нечем заняться…

Робин засмеялся.

– Да ну?

– И у нас получилось, – заверила его Виктуар.

– Я тебе не верю.

– Это правда, – улыбнулась Виктуар. Робин заметил, какие у нее огромные и прекрасные глаза, как у лани. Ему нравилось слушать Виктуар: она как будто вытаскивала смех из самых глубин его существа. – Наверное, они решили, что нам по двенадцать лет, но все прекрасно получилось…

– Пока ты не расчувствовалась, – вставила Летти.

– Ну ладно, все получилось, когда мы прошли мимо смотрителя…

– Но потом она увидела Рембрандта и взвизгнула вот так.

Летти пискнула. Виктуар стукнула ее по плечу, но тоже засмеялась.

– Прошу прощения, мисс. – Виктуар опустила подбородок, изображая разгневанного смотрителя. – Вы не должны здесь находиться, вам следует уйти…

– Значит, в итоге все-таки вас выдали нервы…

И этого оказалось достаточно. Лед растаял. В то же мгновение смеялись уже все четверо – быть может, немного громче, чем предполагала шутка, но главное – они смеялись.

– Кто-нибудь еще вас раскрыл? – спросил Рами.

– Нет, похоже, все приняли нас за тощих юнцов, – ответила Летти. – Хотя какой-то тип наорал на Виктуар и велел ей снять мантию.

– Он пытался стащить ее с меня. – Виктуар опустила взгляд на свои колени. – Летти пришлось стукнуть его зонтиком.

– С нами произошло то же самое, – сказал Рами. – Какие-то пьяные студенты из Баллиола закричали на нас в ночи.

– Им не нравится, когда под мантией скрывается темная кожа.

– Это точно, – подтвердил Рами.

– Сочувствую, – сказала Виктуар. – Они… В смысле, все обошлось?

Робин бросил на Рами предупреждающий взгляд, но в глазах Рами до сих пор сверкало веселье.

– Конечно. – Он обнял Робина за плечи. – Я был готов сломать пару носов, но Робин поступил мудро – бросился бежать со всех ног, как от бешеных собак, и мне не оставалось ничего другого, кроме как погнаться за ним.

– Не люблю драки, – вспыхнул Робин.

– Да уж, – согласился Рами, – ты бы хоть сквозь стену прошел, если бы мог.

– Ты мог бы остаться, – заметил Робин. – Подрался бы с ними в одиночку.

– И оставить тебя одного, в ужасной темноте? – ухмыльнулся Рами. – К тому же ты выглядел нелепо. Бежал так, словно у тебя переполнен мочевой пузырь и ты не можешь найти место, где облегчиться.

И они снова засмеялись.

Вскоре стало очевидно, что допустимы все темы. Они могут говорить о чем угодно, поделиться тревогами, которые до сих пор держали в себе, признаться, каким подвергались унижениям из-за того, что находятся не на своем месте. Они могли рассказать о себе все, потому что наконец-то нашли людей, для которых все это не было уникальным или смущающим.

Потом они рассказывали о своей учебе до Оксфорда. Вавилон, похоже, помечал своих избранников в юном возрасте. Летти, уроженка южного Брайтона, поражала друзей семьи потрясающей памятью с тех пор, как научилась говорить; один из таких друзей, знакомый с оксфордскими профессорами, предоставил ей репетиторов по французскому, немецкому, латыни и греческому, пока она не стала достаточно взрослой для поступления в университет.

– Хотя у меня чуть все не сорвалось, – призналась Летти, и ее ресницы затрепетали. – Отец сказал, что ни за что не станет оплачивать женское образование, и я так благодарна за стипендию. Пришлось продать несколько браслетов, чтобы оплатить дорогу.

Виктуар, как и Робин с Рами, приехала в Европу с опекуном.

– В Париж, – уточнила она. – Он был француз, но имел знакомства в институте и написал им, когда я подросла. Однако сразу после этого умер, и я долгое время не знала, сумею ли сюда приехать. – Она слегка запнулась. И отпила чаю. – Но я сумела связаться с его знакомыми в Оксфорде, и они все устроили, – туманно объяснила она.