Асия Уэно - Радужная Нить
Тень справа. Исаи тоже успевает заметить, отклониться — и меч, набрав ход, проносится в волоске от плеча. Перекатываюсь.
Когда говорят, что хуже и быть не может — не верьте. Хуже всегда есть, куда.
— Не-ет! Не суйся!
Защитник тяжело дышит, сам едва на ногах держится. Мчался. Безоружный. И не способный пролить чужую кровь — только врагу откуда знать? Он оборачивается к Ю…
— Исаи!!!
Всё, что можно сделать из лежачего положения — это кинуть меч. Не на землю — в противника. Придерживая за острие, толкнуть обеими руками. Словно палку в детской игре "кто дальше забросит" — потому что сдался он мне, если…
Доспехи о-ёрой плохо защищают лицо и шею — не зря Кенске советовал поворачивать при обстреле голову набок. От полоски же отменно заточенной стали, со свистом рассёкшей воздух…
— Добро и зло всегда возвращаются, — тихо проговорил Ю, бледность затопила лицо. Я поднимаюсь и молча смотрю, как жизнь покидает тело человека, убившего Дзиро и Юки. Или Коори… какая теперь-то разница?..
Скажу пару слов этому… и надо позаботиться о теле принца. Хорошо, что стрелять перестали — наверно, сопротивление подавлено. Быстро. Тишина — все смотрят на нас. И пускай смотрят, я с ним тихо поговорю!
— В драку зачем полез — усыпить не мог? Ты же божество, что за дурость?!
— Не мог. Ты бы не простил такое вмешательство.
— Что?! Я бы одно не простил — твою смерть!
— Нет. Видел бы собственное лицо там, на совете! Тогда-то я и понял: не знаю, с каких пор, но важнее блага страны для меня не потерять… тебя. — Юмеми преодолел расстояние меж нами и схватил меня за плечи, я почувствовал, как дрожат его руки. — И ведь это почти случилось! Выполняя свой долг советника, руководствуясь пользой дела в ущерб твоим чувствам, принимая «разумные» решения, я приобретал императора, но терял друга.
— Но…
— Не перебивай, сам запутаюсь! Хотя, наверно, уже нет — выбор сделан. И лишь будущее покажет, верный или ошибочный. — Он заглянул мне в глаза, и на какое-то мгновение заставил забыть о потерях. — Кай, дорожить кем-то — значит оберегать не только его жизнь, но и сердце: гордость, самолюбие, веру в собственные силы, порывистость, чистоту — все те многочисленные свойства, хорошие или дурные, что делают человека человеком. Прости, раньше я этого не понимал.
— Ох, Ю, — я обнял его — так крепко, насколько позволяла раненая рука, — и за что я тебя люблю, такое совершенство? Не покидай меня, никогда! Говорят, только утрата заставляет понять, какое место в нашей жизни занимал ушедший. Ты всегда будешь на первом, помни об этом!
— Несчастное государство, которому достались такой император и такой ки-рин, — вздохнул юмеми, не скрывая довольства в голосе.
— Думаю, не хуже прочих, — возразил я. — Уж как-нибудь справимся. Больше-то некому. И… надо отдать последние почести принцу. Ю, почему он скрытничал?! Почему?
— Ты меня спрашиваешь? Ему этот вопрос и задашь!
На мгновение я уставился в лицо друга, затем опрометью бросился к неподвижному телу, к которому уже шли по настилу несколько человек. Неужели жизнь не покинула тебя?!
— Коори! Держись, мышонок! Эй, носилки сюда!
Кровь стоит в ямочке горла — не понять, бьётся жилка или нет. Главное, не вытаскивать орудие убийства. Металл отворяет Кровь. Но он же и запирает! Или течь уже нечему?
— Ты ответишь за смерть принца!
Оборачиваюсь: это Кенске пинками подгоняет невысокого толстого человечка. Лицо бывшего придворного летописца серое, как старый моккан, даже алые отблески пламени не оживляют его. Ещё живой, но уже мертвец.
— Постой, Огата. Духи смерти слетаются на падаль. Если принц выживет, я… он заменит смерть изгнанием.
"Если Коори поправится, кем станешь ты?" — шепчет подленький голосок, я вскидываюсь на Мунэо, но губы предателя шевелятся в молитве. Неужели это мои собственные мысли? Какая мерзость…
— Есть здесь хоть один лекарь?! Ю!!! — лоб ещё тёплый, только в волосах запутались снежинки. Редкие белые звёздочки тают под моим прикосновением, оставляющим кровавые следы. Бедное дитя, бедное глупое дитя, не доверявшее никому…
— Посторонитесь, пропустите госпожу! Да не толкайтесь вы, разольёт!
Женщина? Наверно, сестра принца и вдова изменника.
— Пожалуйста, уйдите… — слова замирают у меня на губах, а едва заметная зелёная искорка мечется в воздухе, выделывая бешеные круги над головой принца. — Мэй?
— Богиня отправила посланника — я пришла. Подержите, господин Кайдомару!
Просьба, больше смахивающая на приказ — и в моих руках чаша, до волнистых перламутровых краёв заполненная прозрачной жидкостью. Не умеешь ты, Ю, вещи прятать…
— Что в ней?
— То, что дарует жизнь. Мне надо сосредоточиться.
— Простите.
Насмешка судьбы или пророчество? Всё-таки он существует, эликсир бессмертия! Существует!
— Если госпожа Мэй-Мэй воскресила меня водой из Родникового Святилища, то и озёрная сгодится, я так думаю.
Ясумаса становится позади девушки, ободряюще смотрит на меня. Да ведь это он прокладывал ей дорогу! Что ж, в руках целителя простая вода — лучшее снадобье. Богиня, помоги ей! Изначальные Силы, сотворившие наш мир — явите чудо своим детям!
Глаза закрыты, губы тихо шепчут… нет, напевают. Пальцы, смоченные в чаше, тычутся в застывшую маску смерти, спускаются вниз, к горлу… совсем детское, кадыка — и того нет, немудрено было за девушку принять… цепляют за острый металлический выступ… не надо!!!
— Она знает, что делает, — ладони Ю у меня на плечах. — Доверься ей, ведь она — светлая мико!
Но я чувствую: что-то идёт не так. Кровь… как много крови! Ключом бьёт, и ладони Мэй, черпающие покрасневшую воду горсть за горстью и поливающие рану, уже алые.
— Богиня, помоги мне! — вскрикивает она, открывая глаза, умоляюще глядя на нас. — Помогите, кто-нибудь! Не получается…
Молния и смех Кагуры. "Тьма, переполняющая сердце, да исторгнется и воссияет!" Без остатка выпила всё, старая ведьма! Тьму, свет, силу. Пока вернётся, и вернётся ли?
"Присутствие ки-рина и его избранника усиливает волшебство…" — детский голосок журчит, насмешливый и грустный одновременно. А ведь я знаю, кто ты, Богиня, жестокая в доброте и милосердная в гневе! — "Нелепо отвергать то, что способно принести пользу".
Мы с Ю переглядываемся и понимаем друг друга, как в Юме; горячие ладони ложатся поверх моих. Там, на севере Фунао, наше единство отняло множество жизней — пускай хотя бы одну подарит здесь, на юге! Мы ведь онмёдзи, в конце-то концов. Когда вместе.
Слова не нужны. Встаём, поднимаем чашу высоко над головой, и поток воды падает на подставленные руки Мэй — но, омывая их, он уже не красен — нет, радуга сверкает над ним, словно в солнечный день. На лице Ю — разноцветные блики. Откуда столько света?!
