Николай Толстой - Пришествие Короля
Но потом, — в последние дни, когда я понимал, что смерть подползает все ближе, я все думал — прав ли я был? Предала бы она Аполлоса, если уехала бы со мной, Мердинус? И предал бы тем я своего дорогого друга? Как думаешь, могла бы Хелладия полюбить и меня?
Руфин закрыл глаза, и мне показалось, что он уснул.
— Я уверен, что так она и поступила бы, поскольку ты честный человек, Руфин, — запинаясь, пробормотал я. — Ты исполнил свой долг на этой жалкой земле, подперев стены, которые со временем все равно падут, как бы ни старались ты, я или кто другой.
Довольно жалкий ответ, но что в такое мгновение можно было сказать? Да и в любом случае я не думал, что он слышит меня, поскольку он так и не открывал глаз. Он больше не говорил — разве что под конец, когда подошли рабы с лопатами, присланные Идно Хеном.
— Auguste, tu vincas! — еле слышно воскликнул он и умер.
Его похоронили внутри стен, в доспехах, с мечом у бедра, лицом к востоку, к варварам. Я слышал, что на другой день святые Киби и Гвиддварх прочли молитвы на этом месте, так что над ним свершили обряд его народа, как он и желал.
Не желая видеть, как земля засыпает лицо моего друга и как он спускается в темное царство Аннона, я повернулся и пошел прочь через крепость. От тел павших валы стали еще выше, черные вороны выклевывали их застывшие глаза. Здесь трудно было идти, поскольку тропы размокли и стали скользкими от грязи и крови. Выбирая дорогу между лежавшими тут и там трупами, я шел кружным путем, пока не дошел до середины кольцевого укрепления. Шатер Мэлгона был опрокинут и затоптан во время отчаянной схватки, но знамя Красного Дракона по-прежнему гордо билось на горном ветру на высоком древке. Кто-то догадался поставить его на прежнее место после сражения, хотя я никого и не видел поблизости.
Опершись на крепкое древко, я окинул взглядом страшное зрелище вокруг. Разгорался бледный рассвет, и люди бродили по полю, как блуждающие духи. Долго казалось, что крепость находится во мраке Напасти, гормеса, павшего на высокостенную цитадель, так что трудно было сказать, было ли то облако, или дым, или воины, что защищали себя. Теперь дымка рассеялась, только тающие клочья ее еще тянулись вокруг кругового частокола. Однако снаружи окрестные долины были затянуты клубящимся утренним туманом, так что Колесница Медведя словно плыла по волнам бесплотного моря.
Сквозь проем восточных ворот стало видно краешек восходящего утреннего солнца, полыхавшего, как горн кузнеца. Оно готовилось свершить свой ежедневный путь, поднимаясь из океанских глубин. По морю облаков тянулась его кроваво-красная дорога, пересекая ту тропу, проходящую через Динайрт, которая словно отражает его ежедневный путь по небесам. Надо мной Красный Дракон от прикосновения солнечных лучей наливался все более кровавым цветом.
Утренняя тишина таила в себе успокоительную силу, которая словно заглушила возбужденные крики воинов Придайна, окружавших стены. Все тише слышалось злое рычание волков в сумраке за насыпью, терзавших тела павших, грызшихся за куски мяса, что тащили они в своих кровавых клыках. Спокойствие и тишина охватили мое усталое тело, окутали плащом, словно верная жена усталого возлюбленного. Я вспомнил о Хелладии трибуна и, как и он, подумал, где она сейчас.
Король утвердился на престоле, верша правосудие в Придайне и на Трех Близлежащих Островах. Остров Могущества в Середине своей был защищен, Правда Земли была восстановлена во всех ста и пятидесяти восьми краях и двадцати восьми городах. Мир опустился на окруженное стенами пространство, которое было моим пределом, — клас Мирддин. Ныне и сын Морврин мог отдохнуть после трудов — снят был гормес, угнетавший изболевшуюся душу мою, восстановлены были четыре опоры измученного тела моего!
«Королевское правосудие, гвир дейрнас, — вот что есть тишина, мир и покой, счастье, благополучие и свобода на всем Острове Могущества, от самого Пенрин Блатаон на севере до Пенрин Пенвэд на юге». Так написано в завете Рианнон, который дала она Максену Вледигу. После тяжких трудов обычно ищут отдыха. Близилась верхушка лета, утро было теплым, стрекотали кузнечики, росистые травы пахли медом. Кресла, на которых мы с Мэлгоном сидели, играя в гвиддвилл, все еще стояли среди тел павших под Красным Драконом. Я почувствовал себя так, словно с плеч моих упала тяжесть, и сел в кресло, закрыв глаза в блаженном расслаблении. Голова моя упала на грудь — я заснул.
Наверное, я дремал долго, поскольку, когда я проснулся, солнце уже опускалось в холмы на западе. Среди трупов и обломков оружия, валявшихся у моих ног, я уловил золотистый блеск, словно отражение последнего взгляда заходящею Ока Бели. Наклонившись, я поднял золотую фигурку короля с серебряной игральной доски Мэлгона. Сметенный наземь во время схватки, он в застывающей крови лежал среди разбитых щитов и сломанных мечей, отсеченных конечностей. Сама доска снова стояла на столе передо мной. Я поднял короля и опять поставил его, воткнув штырек фигурки в отверстие в середине, окруженное двойной стеной.
Но где были его двенадцать спутников, без которых нельзя играть? Драгоценные камни, вставленные в углы доски, светились в сгущавшихся сумерках ярко, словно светлячки, словно звезды в квадрате Колесницы Медведя, описывавшей круги в середине ночного неба. Но не было фигурок-спутников, что должны ограждать друг друга вокруг срединного укрепления, внутри и снаружи, тогда двор короля закрыт. Девять долгих лет трудился Гофаннон маб Дон, делая двенадцать этих фигурок и их короля. И тому, кто захочет отыскать их, придется пройти через Двенадцать Домов, совершив Двенадцать Тяжких Трудов Обретения.
Я сидел один в стенах Динайрта, в сердце ночи, погруженный в скорбь. Я один должен бодрствовать, когда остальные спят. Я видел, как несутся в скачке, исходя паром, игреневые кони с золотистыми гривами на празднике в Калан Май и их неустанная мощь поддерживает опушенный папоротником пик Динллеу. Только Середина спокойна — Возничий неустанно ведет Колесницу по бесконечному кругу.
Я поднял взгляд к темному куполу Дома Гофаннона. Во мраке под его прокопченными стропилами пылал прибывающий светильник, пламенная драгоценность ночи. Пока я смотрел, чистая белая звезда стала больше, вспыхнула ослепительно, как беззвучный взрыв тысячи солнц, превратившись в сверкающий поток, чей ореол непроницаемой стеной окутал все, что находится в Пределе Ллеу. В мгновение ока, в пятьсот шестьдесят четвертую долю мига ослепительное сияние затопило небо и землю, наполнив все мое слабеющее существо живым озарением.
Плащ тьмы снова окутал крепость, зрелище исчезло из костяной шкатулки моего разума. Но я знал, что второй раз в жизни мне было ниспослано на миг узреть тот горний свет, что сияет там, по ту сторону полога небес. И кто, кроме тебя. Гвенддидд, моя Звезда Вечерняя, мог догадаться открыть моему ауэну это окно в вечность? Путь мой был ясен — пусть нехожены тропы через пустоши, пусть окружают их непроходимые колючие заросли и зияющие трясины, пусть чудовища ждут жертву в ночи — там, вдалеке, над вратами горит светильник. И я буду смотреть на него, ведя свою колесницу по звезде, и путь будет ясен. Кроме прочего, я знал, что теперь я не один. Рука об руку попытаемся мы пройти все Двенадцать Палат, свершить Двенадцать Тяжких Трудов и собрать Тринадцать Сокровищ Острова Могущества в Стеклянном Доме, что лежит за вратами Каэр Сиди!
