Николай Толстой - Пришествие Короля
Внезапно я увидел серую фигуру, что призраком шла по полю битвы. Я не знал, кто это, но если это был кто-нибудь из людей Поуиса или Гвинедда, они могли бы указать мне, где найти одного из двух святых. Подойдя поближе, я узнал в пришельце Идно Хена, старшего друида короля Гвинедда. Он не знал, где ночевали святые, и по тому, как отрывисто он ответил мне, я понял, что его заботят обряды, о которых ни одному почитателю Христа знать не следует.
— Что делать, Идно? — в отчаянии воскликнул я. — Вождь ривайнир, который ныне спас и защитил Монархию Придайна от Напасти ивисов, лежит смертельно раненный там, в воротах. Он жаждет крещения в веру Христову, и боюсь я, что он уйдет смятенным душою, если не исполнится его желание.
— Не знаю, чем и помочь тебе, Мирддин. Жрецов Бога Йессу Триста мало в королевском лагере, они не любят пустынных нагорий.
Я громко застонал.
— Мы должны хоть что-нибудь сделать, Идно, и сделать быстро. Он дорог мне, он не должен уйти без благословения!
Идно немного подумал, подергал себя за седую бороду, затем сказал:
— Тогда, может, лучше я совершу обряд? Много людских душ освободил я из тела и могу сделать то же для этого отважного воина, который пусть и чужестранец, но так много свершил, служа Мэлгону Высокому.
— Но ведь он и его народ поклоняются Христу! — в ужасе воскликнул я. — Идно, твоя сила и знание обрядов велики, но они не послужат тому, кто держится иной веры! Это хорошая мысль, но мы должны найти какой-нибудь путь.
— Всем людям предстоит лишь один путь — сквозь врата Аннона, — мрачно возразил Идно Хен. — И мне кажется, что то, что послужит одному, послужит и другому. Да и какой у нас с тобой выбор? Веди меня к нему!
Что еще было делать? Друид был прав — еще немного, и мы потеряем трибуна, что бы там ни было. Искать священника в темноте разбросанного лагеря — дело безнадежное, да к тому же я жаждал поскорее вернуться к моему другу. Придется нам утешить его как сможем.
Я повел Идно назад, в ворота. Мы нашли Руфина все там же. Я сел на насыпь рядом с ним и наклонился к нему. Во мраке я видел очертания его лица, но черт различить не мог. Я испугался, что он уже умер, но тепло моего дыхания, похоже, пробудило его, поскольку я услышал тихий шепот, слетавший с его застывших губ.
— Ты нашел священника, Мирддин? — Я едва разбирал слова. Казалось, тьма старается поглотить их сразу же, как только они срываются с губ.
— Вот священник, он пришел к тебе, — уклончиво ответил я, потянув Идно за рукав на траву рядом со страдальцем.
Я думаю, что белые одежды Идно обманули его в темноте — трибун хрипло спросил:
— Ты священник? Я хочу тотчас же окреститься, ибо я умираю…
Он на миг замолк, задыхаясь. Я обнял его за плечи и ощутил теплую кровь на руке. Руфин говорил на языке своего народа, поскольку по-бриттски он говорил очень плохо, и я переводил его слова Идно. Прежде чем он успел ответить, Руфин отрывисто, задыхаясь, продолжал:
— Конечно, тебе странно… что я, христианин, не был крещен прежде? Но солдат ведет грешную жизнь, убивает и заставляет… убивать других… Лучше уж подождать, пока не будет покончено с убийствами… Так ведь поступил… даже Константин, император римлян… Так я слышал. Начинай же поскорее, молю тебя, прежде чем будет слишком поздно!
Идно спросил меня, что он говорит. Я объяснил.
— Он прав, Мирддин, и я совершу обряд прямо сейчас, — сказал друид. — Принеси мне воды из источника!
Я было воспротивился в испуге, но понял, что возражать бесполезно, потому я промолчал и поднялся, чтобы выполнить его поручение. А друид склонил свою голову с выбритой тонзурой[204] и начал что-то шептать прямо в ухо трибуну.
Когда я вернулся, принеся немного воды в бараньем роге, друид был погружен в повествование. Руфин лежал, закрыв глаза, но, прощупав его запястье, я понял, что кровь еще струится в его жилах, пусть и слабо. Казалось, он не чувствует ни боли, ни тревог, слушая слова Идно Хена. Был тот человеком великого ума и знаний, и слова его показались мне самому утешительными, хотя я и знал, что бедняга Руфин не мог понимать их.
Идно Хен говорил о чудесах, сотворенных Гвидионом маб Дон, чей сверкающий путь струился серебристой рекой в небесах над Динайртом Еще до создания мира Гвидион великой магией своего чародейского жезла бросил огонь среди девяти форм элементов, и они слились в волшебном росте — в сущности плодородной земли, в воде девятого вала, в первоцветах на склоне холма, в цветах леса и в деревьях в цвету. В ночном небе протянул он свой усыпанный драгоценностями путь как знак людям, как мост над шестьюдесятью реками, он провел границу между морем и землей, где катится девятый вал.
Затем коснулся Гвидион земли своим волшебным жезлом еще раз, и встал человек, рожденный не от отца и не от матери, а от девяти форм элементов, от плода плодов, от плода творца, от самого начала. Затем взял он дубовый цвет, и цветы ракитника, и цветы болиголова и чарами своими сотворил из них девушку, прекраснейшую на свете, самое прекрасное создание, которое когда-либо видел человек.
Так мужчины и женщины жили в прекрасном саду Гвидиона, некоторое время довольные своим уделом, читая имя его на восковых табличках Но хотя хаос был отогнан за пределы мира, черные полчища Кораниайд то и дело стремились прорваться сквозь стену. Огромное чешуйчатое стоглавое чудовище с яростным воинством под языком своим, с сотнями душ, страдающими под его шкурой, поднялось гигантской тушей, роняя влагу, из океана. Его Гвидион ранил, раздавил пятой, но смятение осталось в мире. Лесные деревья закачались, ломаясь под порывами бури, воины сошлись в смертельной схватке, девы тяжко вздыхали, скорбь ворвалась в мир.
Тогда светлый Гвидион преисполнился жалости к мужам и женам. Девственная Арианрод, непорочная, белорукая, мудрая, родила сына, самого Ллеу Искусная Рука, прекраснейшего из юношей, какого когда-либо видел мир. Был он мастером во всех искусствах, в музыкальной гармонии, в ремесле, в игре в гвиддвилл. Именно он установил на земле королевскую шасть, которая есть отражение власти небесной, — без его благословения ни один король не может обеспечить Правду Земли, равно как не может следующее закону общество земли удержаться в Середине ее. Вот что имеют в виду люди, говоря о Пределе Ллеу.
Много чудесных благословенных даров дал Ллеу людям, и свет его лица был подобен солнцу в зените. Но завистливые люди замыслили убить его, и добровольно претерпел он смерть за всех на Древе. Тройной смертью элементов стала она, ибо был он повешен на дереве, и пронзен копьем предателя Гронви Певра, и погружен в ядовитый напиток Девять ночей висел он в муках, пока драгоценная его кровь питала Древо — оттуда и идет его сила, поддерживающая небо над землей.
