Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл
Фарамир ходил среди воинов, негромко расспрашивая каждого вновь пришедшего. Большинство вернулось из погони за уцелевшими южанами. Некоторые, появившиеся позже всех, посланы были узнать, что творится на дороге. С южанами разделались подчистую. В живых остался только гигант муумак, но что с ним сталось — никто сказать не мог. На дорогах воцарилась тишина; даже орки–лазутчики куда–то попрятались.
– Ты ничего не видел и не слышал, Анборн? — спросил Фарамир у последнего воина.
– Пожалуй, нет, господин, — ответил тот. — По крайней мере, орков я не заметил. Правда, если мне не примерещилось, я наткнулся на что–то довольно странное. Были уже глубокие сумерки, а в сумерках все кажется крупнее, чем на самом деле. Скорее всего, это была просто белка.
Сэм навострил уши.
– Правда, если белка, то черная и без хвоста, — говорил Анборн. — Метнулась по земле, как тень, и спряталась за ствол. Потом смотрю — карабкается вверх, как белке и полагается. Вы, господин, не одобряете, когда стреляют в зверей без особой нужды, и я не стал налаживать стрелы́. Кроме того, в темноте я не был уверен, что попаду. Ну и тварь дожидаться не стала: прыгнула — и в самые ветви, в темноту. Я еще, правда, постоял немного под деревом, потому что все это мне показалось странным, а когда заторопился наконец уходить, мне почудилось, что сверху доносится шипение. Но может, это и вправду была белка, только очень большая? Или под покровом тени, которую отбрасывает Неназываемый, в наши леса перекочевали звери из Черной Пущи? Говорят, там есть черные белки…
– Не исключено, — сказал Фарамир. — Но, если ты прав, это зловещее предзнаменование. Гостей из Черной Пущи нам здесь не надо. Отнюдь!
Сэму почудилось, что Фарамир, отвечая Анборну, глянул на них с Фродо, — но хоббит счел за лучшее промолчать. Они вытянулись на своих ложах, глядя на сновавших по залу людей и отсветы факелов. Наконец Фродо незаметно для себя заснул.
Сэм боролся с подозрениями. «Может, он хороший человек, а может, и нет, — думал он. — Бывает и так: уста медовые, а сердце черное. — Он зевнул. — Эх! Поспать бы с недельку! А может, и правда на боковую? Все равно этих великанов тут без счета. Если что, я один их не одолею… Но нет, шалишь, Сэм Гэмги! Нельзя спать, значит, нельзя, и дело с концом».
Он поднапрягся и прогнал дремоту. Под сводом арки смерклось, и серая завеса воды, постепенно тускнея, слилась наконец с темнотой, но шум водопада, немолчный и неизменный, был все тот же — день ли, вечер, ночь ли, он не слабел и не усиливался. Сэм изо всех сил протер глаза, чтобы не поддаться колыбельной песне воды.
Зажглось еще несколько факелов. Прикатили бочонок вина. Открыли ящики с едой. Кто носил воду от водопада, кто мыл руки. Перед Фарамиром поставили большой медный таз, подали белое полотенце, и он умылся.
– Разбудите гостей, — велел он, — и подайте им воды. Время приступать к трапезе!
Фродо сел, зевнул и потянулся; Сэм, не привыкший, чтобы ему прислуживали, недоуменно вытаращился на высокого воина, который согнулся перед ним в учтивом поклоне; в руках у воина был таз с водой.
– Поставьте его, пожалуйста, на землю, сударь, — обрел наконец дар речи хоббит. — Так и вам, и мне будет сподручнее.
К удивлению и немалому удовольствию людей, стоявших вокруг, он окунул голову в холодную воду и стал поливать шею и уши.
– Видимо, таков обычай вашей страны — мыть голову перед ужином? — спросил воин, прислуживавший хоббитам.
– Нет, мы это делаем, как правило, перед завтраком, — откликнулся Сэм. — Но если спишь на ходу, то холодный душ для головы — все равно что дождь для привядшей грядки салата. Уф! Теперь–то мне хватит сил не заснуть прямо за столом!
Хоббитов отвели к столу Фарамира и усадили на покрытые шкурами бочонки, достаточно высокие, чтобы Сэм и Фродо могли дотянуться до стола.
Прежде чем сесть за трапезу, Фарамир и все его воины встали, обернулись лицами к западу и на минуту смолкли. Фарамир дал Фродо и Сэму знак, что они должны поступить так же.
– Таков наш обычай, — сказал он, когда все сели. — Мы обращаем взор в сторону исчезнувшего Нуменора [446], в сторону отчизны эльфов, которая пребывает, и к той стране, которая пребудет вечно. Вы тоже так поступаете?
– Нет, — ответил Фродо, вдруг почувствовав себя неотесанным невежей и деревенщиной. — Но когда мы в гостях, то сперва кланяемся хозяину, а потом, когда встаем из–за стола, благодарим его.
– Мы тоже, — сказал Фарамир.
После долгих странствий и ночлегов под звездами, после несчетных дней в безлюдной глуши вечерняя трапеза гондорцев показалась хоббитам самым настоящим пиром. Подумать только: холодное, ароматное, бледно–золотистое вино, хлеб с маслом, солонина, сушеные фрукты, превосходный сыр, — и, что самое главное, брать все это можно было чисто вымытыми руками, чистыми ножами, с чистых тарелок! Фродо и Сэм не отказывались ни от чего, успешно справившись и со второй, и даже с третьей порцией. Усталое тело согрелось вином. Хоббиты отошли душой и развеселились. Так хорошо и спокойно им не было с самого Лориэна! Когда же трапеза закончилась, Фарамир отвел их к наполовину занавешенной нише в глубине пещеры, куда поставили кресло и два табурета. В нише горела маленькая глиняная лампа.
– Скоро вы, должно быть, захотите спать, — сказал Фарамир. — В особенности достойный Сэмуайз, который не пожелал сомкнуть глаз перед трапезой, — то ли из боязни притупить сном благородный голод, то ли из страха передо мной. Но сразу после еды спать нездорово — особенно если перед этим долго постился. Поговорим же теперь! По дороге из Ривенделла вы, должно быть, видели много такого, что достойно рассказа. Полагаю, и вам интересно услышать о нас и о тех краях, где мы с вами встретились. Расскажите мне о брате моем Боромире, о старом кудеснике Гэндальфе и о прекрасных жителях Лотлориэна!
Фродо больше не хотелось спать, и он охотно согласился. Но, хотя еда и вино придали ему смелости, он все еще был настороже. Сэм сидел, расплывшись в улыбке и что–то бормоча про себя, но ограничивался ролью слушателя и только изредка кивал или издавал одобрительные возгласы.
Фродо поведал Фарамиру множество разных историй, тщательно обходя Кольцо и подлинную цель Похода, — зато он, как мог, живописал доблесть Боромира и все его подвиги. Он подробно изобразил схватку с волками, выдержку и мужество Боромира в снегах под Карадрасом, битву в Копях Мории, где погиб Гэндальф. Рассказ о сражении у моста потряс Фарамира.
– Как, наверное, досадовал Боромир, что пришлось отступить перед орками! — воскликнул он. — Его не остановил бы и огненный призрак, которого вы называете Балрогом! Я уверен: даже уйди он с поля боя последним, он был бы страшно разгневан исходом битвы!
– Он и ушел последним, — подтвердил Фродо. — Арагорн обязан был вести нас вперед. Он не мог остаться у моста. После гибели Гэндальфа дорогу знал только он один. Если бы не надо было охранять нас, невеличков, ни Боромир, ни Арагорн ни за что не отступили бы.
– Может, лучше было бы моему брату сгинуть вместе с Митрандиром, чем встретить свою судьбу у Рауроса, — вздохнул Фарамир.
– Как знать?.. — осторожно ответил Фродо и переменил тему: — А теперь я с радостью послушал бы тебя. Меня тянет узнать о Минас Итиле, об Осгилиате и о долготерпении Минас Тирита. Чем кончится долгая война? Есть ли у вас надежда?
– Надежда? — переспросил Фарамир. — Надежду мы утратили давно. Разжечь ее вновь мог бы разве что меч Элендила, но не думаю, чтобы этот славный меч был способен на многое — разве что оттянуть черный день поражения! А день этот наступит скоро, если только мы не получим неожиданной помощи от людей или эльфов. Силы врага растут, наши — слабеют. Мы идем к упадку. В Гондоре наступила осень, за которой весны уже не будет. Когда–то нуменорцы населяли все бескрайние побережья Большой Земли, но большинство из них посвятили себя порокам и злу. Многие склонились к делам Мрака и увлеклись чернокнижием, а некоторые предались праздности, перессорились и, вконец обессилев, стали терпеть поражения от дикарей. Но предание ничего не говорит о том, чтобы в Гондоре когда–либо занимались чернокнижием или с почтением произносили имя Неназываемого. Мудрость и красота древнего Запада сохранялись в королевстве потомков Элендила долгие века и живут в нем до сих пор, — правда, Гондор сам навлек на себя упадок, постепенно потеряв трезвость духа и решив, что Враг спит, в то время как тот был всего лишь изгнан, но не уничтожен. Смерть всегда стояла у нас перед глазами: нуменорцы, как и в те далекие времена, когда они потеряли свое древнее королевство, жаждали вечной жизни, в которой все пребывало бы неизменным. Могилы королей были пышнее, чем дома живущих, и Властители с большей торжественностью произносили имена предков, записанные в старых свитках, нежели имена своих сыновей. Бездетные владыки восседали в ветшающих дворцах, размышляя над тайнами древних гербов; увядшие старцы приготовляли в тайных покоях чудодейственные эликсиры и, поднимаясь на высокие холодные башни, задавали вопросы звездам. Наконец последний король из рода Анариона умер, не оставив по себе наследника. Наместники оказались мудрее и удачливее. Мудрость их сказалась прежде всего в том, что им удалось укрепить наш народ, сблизив его с прибрежными племенами и выносливыми горцами с гор Эред Нимраис [447]. Кроме того, они заключили союз с гордыми северянами [448], что прежде беспокоили нас набегами. Люди эти свирепы и воинственны, но состоят с нами в дальнем родстве, в отличие от диких кочевников с востока и жестоких харадцев. В дни Кириона, двенадцатого Наместника Гондора (мой отец по счету двадцать шестой), они пришли к нам на выручку в битве при Кэлебранте и разбили врагов, напавших на наши северные провинции. За это мы отдали им степи Каленардона, которые теперь называются Роханскими и в те времена были почти безлюдны. Имя этого народа — Рохирримы, Хозяева Табунов. Они стали нашими союзниками и доказали свою верность, неизменно приходя на помощь в трудную минуту и охраняя наши северные границы до самой Роханской Щели. Они переняли много наших преданий, познакомились с нашими обычаями и научились у нас всему, чему пожелали. При надобности их властители говорят по–гондорски, но в главном Рохирримы сохраняют традиции предков. Мы любим это племя высоких мужей и не уступающих им в храбрости прекрасных жен, золотоволосых, светлоглазых и сильных. Они напоминают нам о Старших Днях — эпохе, когда человечество было еще юным. И действительно, хранители Предания говорят, что мы связаны с ними древним родством, восходящим именно к тому времени. Происходят они от тех же Трех Людских Родов, что и нуменорцы, — может, и не от самого Хадора Златовласого, Друга Эльфов, но, видимо, от его сыновей и тех, кто среди иных не послушал призыва и отказался снарядить корабли на Запад [449]. Наше Предание делит людей на Западный, или Горний, Народ — нуменорцев и Обитателей Сумерек [450], или Народ Средний, к которым относятся роханцы и дальние их родичи, живущие на севере. Все остальные — Дикие Племена; у нас они издревле зовутся Народами Тьмы [451]. Теперь, правда, роханцы стали нам ближе, ибо возросли в искусствах и усвоили благородную учтивость манер, но и мы, в свою очередь, стали на них похожи и вряд ли вправе теперь притязать на имя Горнего Народа. Мы сравнялись со Средними людьми, стали Обитателями Сумерек, хотя и храним память о высоком… Как и роханцы, мы полюбили войны ради войн и отвагу ради отваги; правда, у нас все еще считается, что воин должен многому учиться, помимо искусства убивать, — но все–таки с некоторых пор и мы поставили воинское ремесло выше всех прочих. Этого требует время. Поэтому Боромир за свою доблесть был признан одним из славнейших мужей Гондора. Он был поистине доблестен. Много, много веков не было у владыки Минас Тирита такого наследника — неутомимого в трудах, отважного и безоглядного в бою. Никто не мог протрубить в Большой Рог так, как Боромир!.. — С этими словами Фарамир вздохнул и умолк.
