Павел Блинников - Инквизиция
— А из-за чего они дрались-то? — спросил Коля.
— Прости, но сказать не могу. Лично Великий Инквизитор запретил.
— Ого. Значит, что-то серьезное.
— Серьезней некуда, — подтвердил Андре. — Но они так и не добились того, чего искали. Зато мне кое-что на память оставили. — Андре невольно прикоснулся к изуродованной груди.
Коля налил, теперь они выпили уже чокаясь. Андре закурил и прислушался к шуму в голове. Вопросы о прошлом воскресили в памяти. Двое других инквизиторов тактично замолчали, предоставив Андре разбираться в себе. Они прекрасно понимали, каково это быть инквизитором. Но Андре так и не сказал им главного. Впрочем, он этого никому не говорил и даже себе признавался редко. Самое неприятное в той истории вовсе не то, что он полностью сломал свою жизнь. Три года назад он в первый раз услышал в голове голос. Это было всего одно предложение: 'Когда-нибудь ты вырастишь и тогда…', - но именно оно направило его в лоно Великой Инквизиции. И тот же самый голос изредка звучал до сих пор. Вот только фраза изменилась. Теперь она звучала как: 'Ну когда же ты вырастишь?'. Это сказал ему Медведь. Удивительное существо, несколько раз спасшее его жизнь. Кто такой Медведь, Андре не знал. Михаэль говорил, это некий страж лесов и полей, что-то вроде духа природы, охраняющий часть континента, где раскинулась Россия. Правда, Андре теперь сомневался. После того, как Михаэль жестоко обманул его и чуть не убил, Андре больше не доверял рассказам колдуна. Хотя, конечно, Михаэль показал ему столько удивительных вещей, а еще способствовал улучшению здоровья. Андре видел страшный Вабар — столицу Огненного Царства, населенную безжалостными демонами; видел три уровня Алям-аль-Металя; видел безжизненный Лимб, и его проклятых обитателей — нитей. Из всех инквизиторов он один видел три из четырех планов Замысла. Впрочем, он не сомневался, что попадет и в четвертый. Туда все попадают. Этот опыт серьезно помог Андре в работе. Он видел, на что способны сильнейшие колдуны Мира и теперь знал, чего от них можно ожидать. Это знание сделало его осторожным, и быть может, поэтому он прожил в качестве инквизитора уже три года.
— А это тогда ты встретил эту Наталью? — все-таки не выдержал долгого молчания Кузьма — Андре погрузился в мысли на добрых десять минут.
— Что? — выход из омутов памяти получился для Андре даже где-то приятным. — А, да… Да, тогда я увидел ее и еще одного из колдунов Москвы.
— И что с этим вторым? — спросил Коля.
— Ушел. Я не знаю, где он и, наверное, никогда не узнаю. Вообще, он тоже был очень необычный, но совсем иначе, чем Михаэль, Абдула или Наталья.
— И что в нем такого было?
— Он был совершенно серый. Знаешь, из тех, кого встретишь на улице и даже не обратишь внимания. Я даже сейчас не уверен, узнаю ли я его, если увижу. Ну, по крайней мере, если он пройдет мимо и не обратит на себя внимания, я его точно не узнаю.
— Да, это странно, — согласился Коля. — Они, обычно, люди запоминающиеся.
— Так то-то и оно, — кивнул Андре. — Я видел не меньше двадцати колдунов, и могу точно сказать, что в каждом было что-то необычное. Даже в самых слабых, а уж в серьезных так вообще… Из тех двадцати я прекрасно помню всех, а этот был уж слишком неприметный. Может, он был слишком слабым, хотя, его мне подали, как представителя колдунов Москвы. Впрочем, сегодня мы про него еще расспросим.
— А как его звали?
— Александр.
Глава 14
Уж чего в Санкт-Петербурге достаточно, так это музеев. Огромные, вроде Эрмитажа, маленькие и даже незначительные. Есть в городе и настоящие ценители искусства. Таким считался и Иосиф Бранштейн. Когда-то давно еще во времена советов, Иосиф работал смотрителем в Эрмитаже и именно тогда полюбил холодное оружие. Надо признаться, он даже украл из музея несколько экспонатов, правда, тех, что годами не вытаскивались из запасников. Холодное оружие стало страстью Иосифа, он собирал его по всему СССР, тратя всю небольшую зарплату. Его коллекция пополнялась в течение двадцати лет и насчитывала уже более пятисот наименований. Большую часть он сдавал в аренду различным музеям, что добавляло Иосифу солидную прибавку к пенсии. И где-то двести предметов — самых любимых, самых лучших! — хранилось в его трехкомнатной квартире. Но буквально пару месяцев назад, когда у него гостил двоюродный брат Изя — достаточно преуспевающий бизнесмен из Израиля — он, осматривая клинки брата, подсказал отличную идею. Надо сделать музей на дому. Ведь немало найдется любителей этих блестящих игрушек, готовых выложить деньги, чтобы посмотреть на клинки, мечи и прочие приспособления для убийства. Так же Изя составил брату приблизительный бизнес-план. Предложил, чтобы Йося не брал много денег за просмотр, но если вы хотите послушать лекцию об экспонатах, придется доплатить.
Торговая жилка присутствовала и в Иосифе, поэтому, он, не растерявшись, решил вопрос с рекламой. Пошел к другу в типографию, и тот, за символическую плату, напечатал пару тысяч красочных объявлений. Иосиф подумал, лучше всего расклеить их в метро.
Вначале дела пошли достаточно бойко. Маленькая коллекция пользовалась неплохим успехом, прежде всего потому, что в музее Иосифа оружие можно было потрогать и даже помахать, представляя себя рыцарем, или мушкетером, или былинным богатырем. Так, кстати, делал и сам Иосиф. Иногда тихими ночами, слегка выпив, он облачался в древние доспехи и носился по квартире, раскручивая меч, и бросая ножи в стены. Кстати, стены в его квартире специально сделаны из необструганных досок, чтобы хозяин, да и посетители, могли кинуть какой-нибудь не слишком дорогой кинжал. Прибыли выходило не так и много, но вкупе с деньгами, что он получал за аренду экспонатов, и достаточно неплохой пенсией, Иосиф превратился в представителя твердого среднего класса, чего, собственно, и добивался. И все бы шло неплохо, если бы его реклама не попалась на глаза Александру Сергеевичу Пушкину.
Давид ехал в вагоне метрополитена, перекинув сумочку из искусственной красной кожи через плечо. Если бы кто-нибудь обратил на него внимание, то мог принять за представителя сексменьшинств. Но никто не смотрел — купол тайн прекрасно работал. Давид обожал метро. Тысячи, а быть может и миллионы людей, вместе с сотней электричек, образовывали изящный в своей грубости танец движения. Люди представлялись крошечными атомами, а сама подземка синхрофазотроном. Все неслись куда-то, разгоняемые поездами, и их движение, в отличие от протонов, абсолютно беспорядочно и бессмысленно. Люди бежали на работу или ехали развлечься, искренне веря, что это и есть жизнь. Лишь сотня-другая людей на планете совершенно точно знала, насколько они ошибаются, и Давид принадлежал к их числу.
