Максим Далин - Моя Святая Земля
Кирилл и успокоился. Лес был, как на Карельском перешейке: в бледном лунном свете вполне различались сосновые стволы, обыкновенные сосны, каких под Питером множество, а между соснами темнел кустарник, опять же, обычный, не осыпанный золотыми ягодами. Тускло поблёскивал наст; в этом мире тоже, как видно, была затяжная оттепель — снег почти сошёл даже в лесу, лежал отдельными холмиками среди чёрной, прихваченной лёгким морозом земли. Необычно тёплая зима.
Из-за всего этого — из-за лёгкого морозца, из-за обыкновенных сосен, обыкновенной луны, корки наста, знакомого запаха зимнего леса — ощущение инобытийности пропало у Кирилла вовсе. Распахнутая огненная пасть уже растворилась в памяти, превратилась в спецэффект, когда-то виденный в кино, в приснившийся кошмар, в галлюцинацию. Всего и случилось, что фантастически мгновенный перенос из Питера за город, подумал Кирилл и удивился тому, как сознание строит защиту от реальности.
За какие-то две-три минуты сознание воздвигло укрепрайон с колючей проволокой, окопами полного профиля и пулемётными гнёздами — и не хотело впустить в себя безумную мысль, что невозможно сейчас пойти к железной дороге, сесть на полустанке в электричку и приехать домой.
А ведь невозможно, подумал Кирилл — и его спине стало холодно.
Через баррикады, выстроенные сознанием, едва пробился голос Сэдрика.
— Немного промахнулись, — говорил Сэдрик. — Совсем чуть-чуть, даже мили не будет. Вон там, — и махнул рукой, — я открыл врата, когда шёл тебя искать. Прямо чувствую, как там тепло от звезды. Так что удачно попали, как следует.
— Мы не заблудимся в лесу? — спросил Кирилл чуть дрогнувшим голосом.
— Нет, — Сэдрик отрицательно мотнул головой. — Тут я очень легко найду дорогу, поэтому и выбрал этот лес. Во-первых, мне знакомо всё… а, во-вторых, тут нам с тобой сравнительно безопасно. То есть, около столицы сейчас все леса кишат всякой дрянью, здесь её больше всего, дряни — но здесь совсем другое дело…
— Погоди, — хрупкое ощущение реальности снова поплыло в душе Кирилла, смещая и спутывая понятия, подыскивая в этом бреду что-то знакомое, на что можно положиться. — Какой дряни? Хищных зверей?
Сэдрик хмыкнул.
— Зверей тут почти нет. Звери от столицы прочь подались. Даже оленей в королевский парк из Синих Ельников возят, или вепрей, там… Зверям тут не очень нравится. Только волки остались, да и тех я давно не видал.
— А какая же тогда… — начал Кирилл, и в этот момент ему померещилось еле заметное движение в кустарнике.
Что-то там шевелилось, более чёрное, чем ночная темнота — и вдруг открыло жёлтые горящие глаза в чёрной пустоте. Ужас врезал под дых с такой силой, что Кирилл чуть не вскрикнул.
И спросил, с трудом взяв себя в руки, надеясь, что удаётся говорить непринуждённо:
— Сэдрик, а что это там… копошится?
Сэдрик взглянул, и его глаза сузились в злые щели.
— Ага, — кивнул он. — Вот такой дряни тут и полон лес. Оно самое. Но ты постарайся не бояться, они на страх идут. Ничего они нам не сделают, я им не чужой… хотя ты — тоже.
— Это как? — спросил Кирилл, которого из жара кинуло в холод.
— Мы с тобой сейчас, знаешь, куда идём? — Сэдрик улыбнулся, и Кирилл понял, что ободряющая улыбка сделана специально для него. — Мы идём к дороге, которая ведёт из столицы в монастырь Святого Луцилия. Если пойти прямо, выйдем как раз к часовенке над родником, её лет сто назад монахи выстроили. Там, в часовне этой, барон Гектор похоронен. Понимаешь?
Сердце Кирилла на миг замерло — потому что он вдруг иррационально и невероятно вспомнил Гектора.
Просто внезапно понял, кто был тот громадный белобрысый мужик рядом с мамой — в мучительном сне, приснившемся прошлой ночью. Не отец. Барон Гектор. Который прикрыл его, Кирилла, короля Эральда, от адских гончих. От таких же, как…
И ужас стёк с Кирилла, как вода, сменился вспышкой ярости — кажется, впервые в жизни. Кирилл нагнулся, поднял кусок ледяной корки и изо всех сил швырнул его в кусты.
— Пшёл вон! — сорвалось с языка. — Пшёл! Мразь такая!
В кустах как-то всхрюкнули — и растворились во мраке.
— Молодец, здорово! — сказал Сэдрик с удовольствием. — Круто. Смотри, боятся тебя… а я уже собирался сам их шугануть. Здесь тварям отец мой, старый бес, выход в мир людей открыл, так у меня есть кое-какая власть над ними, ну, ты понимаешь. Кровь. Но то, как ты сделал — это гораздо круче. Потому что — ты ж это тоже понимаешь, да? — они на тебя натасканы.
— На меня… — линия укреплений, выстроенная в мозгу, была прорвана, мир обрёл резкость и всё стало прозрачно и понятно. — Я уже не тот младенец, Сэдрик, — сказал Кирилл. — Я чувствую, что они не прочь бы меня сожрать, но не могут.
— Ну да, — сказал Сэдрик почти весело. — Всё работает, благой государь. Нечистая тварь тебя боится. По крайней мере, мелкая. Пойдём к дороге, ты же не хочешь в лесу жить остаться? — и направился навстречу луне.
— Почему — мелкая? — удивился Кирилл. — По-моему, с хорошего медведя.
— Я не про размер, который видно глазами, — не меньше удивился Сэдрик. — Это же просто видимость, чара, наваждение. Темнота, ветки, снег… Нет, ну, простеца, конечно, сожрёт, особенно, если — сворой…
— Гектор был простец?
— Ага. Солдат. Верил в то, что видел. Ты не верь. Тут много просто видимости. Ад, он, знаешь, любит врать. Собственно, он почти целиком из вранья. Поэтому слушай Дар, белый Дар плохого не посоветует. Пойдём к дороге.
Кирилл пошёл за Сэдриком, удивляясь новой остроте восприятия. Темнота уже не казалась такой непроницаемой, и в ней ощущались невидимые твари — боялись подойти близко, но шли следом шакальей стаей, голодная нежить. Глубокую тишину ночи хотелось назвать мёртвой; Кирилл вслушивался в неё и постепенно осознавал: ни звенящего стона далёкой электрички, ни шума автомобильного мотора, ни гула пролетающего самолёта он больше не услышит никогда.
Ночь этого мира — стылая тишь девственного леса… Хотя какой же он девственный, проклятое место! Над душой этого леса в день рождения Кирилла-Эральда совершили слишком серьёзное насилие, чтобы слово "девственный" подходило к нему хоть как-то.
И дымный терпкий запах, такой восхитительный и свежий, уже не превращал этот путь в ночном лесу в прогулку где-то рядом с дачей на Карельском перешейке.
— А идти далеко? — спросил Кирилл.
— Не… очень… — сказал Сэдрик так, будто прислушивался или принюхивался к чему-то важнее слов — рассеянно. — Час, быть может. И переночуем в часовне. Рядом с Гектором — там неплохо, как ты понимаешь.
Кирилл кивнул, сосредоточился на дороге. Идти по сосновому бору было неожиданно легко: сухой мороз после оттепели прихватил грязь и превратил в твёрдую поверхность, а остатки снега покрыла корка наста. Мешала только темнота — но луна выскользнула из-за туч, её тусклый свет отражался от наста; стало светлее, да и глаза постепенно привыкли к мраку.
