Стеф Свэйнстон - Год нашей войны
— Странно видеть столь опытного путешественника таким растерянным, — заметила она.
— Кто ты? — повторил я, содрогаясь от страха.
Я оказался между этим существом и наполненным всякой мерзостью потоком. Девушка снова улыбнулась, словно говоря, что имя ей не требуется, а я — просто идиот. Должно быть, она пришла сюда из очень отдаленных мест — слишком чужой она была.
— Если ты считаешь меня странной, — сказала незнакомка, — то тебе нужно увидеть остальных членов двора.
Она просунула руку сквозь грудь и почесала затылок.
— Двора? Какого двора? Единственный двор находится в Замке!
— Я говорю о королевском дворе. Там обеспокоены. Думаю, и зубцы не очень довольны тобой. — Спокойный, медовый голос странной девушки ласкал меня. Если бы она была невидимой, я бы уже влюбился. — Никогда больше не возвращайся в Ауреату. Никогда не говори с заурийцем.
— Кезия мертв, — сказал я.
Еще одна легкая улыбка.
Я попытался вести себя как можно любезнее.
— Спасибо тебе… Спасибо, что спасла мне жизнь. Возможно, в будущем мне представится возможность оказать тебе такую же услугу, леди. Что я могу сделать сейчас, чтобы отплатить тебе?
— Ты должен отправиться домой и остаться там.
— Только не это!
— Как насчет поцелуя? — спросила она, высунув язык — клубок извивавшихся червей. Кончик языка вдруг стал ярко-красным, как будто черви открыли крохотные пасти и высунули свои собственные язычки.
Я отпрянул назад.
Девушка засмеялась и рассыпалась. Она вновь стекла вниз, разделяясь на множество мелких извивавшихся тварей, которые просачивались между камней и, один за другим шлепаясь в сток, тут же уплывали вместе с течением. Последние из них соединились в некое подобие руки, которая дружелюбно помахала мне на прощание. Я помахал в ответ, не зная, видит ли она меня.
Потом я сел рядом с отвратительным потоком и стал ждать, пока меня вернет обратно. Во время полета в Замок меня наверняка накроет отходняк. Противно предчувствовать похмелье, будучи совершенно трезвым. Мысль о моем жалком теле, лежащем на полу комнаты в холодном Лоуспассе, кишащем Насекомыми, показалась мне отвратительной.
ГЛАВА 5
Даже если бы Замок построили в форме солнечных часов, он не был бы более точен. Летом ровно в три часа дня солнечные лучи проникают через ставни Северо-Западной башни в мою комнату и скользят по столу. Это происходит на протяжении сотен лет. На этот раз они меня разбудили.
Я проснулся, и меня тут же ослепил яркий свет. Я сидел за письменным столом, а моя голова покоилась на груде испорченных таким жестоким обращением бумаг — отчетов и вариантов пресс-релиза по итогам последней военной операции Данлина. Это наверняка означало, что чернила отпечатались на моем лице. Мне придется провести еще одну ночь, переписывая все это с помощью зеркала. Я вздохнул, зевнул и потянулся.
— Ты сам себя уничтожаешь, — раздался позади меня теплый голос. Коричный голос. Запах ванили. Терн.
— Не знал, что ты вернулась, — проговорил я, не оглядываясь.
— Я выехала из Роута прошлым вечером. Прибыла в Замок в полночь. Ты уже крепко спал.
— Хорошо провела время в Роуте, обворожительная моя?
Терн полулежала на тахте, обитой бархатом шоколадного цвета. На груди у нее покоилась раскрытая книга в мягком переплете.
— Нужно починить вот это. — Она указала унизанным кольцами пальцем с длинным накрашенным ногтем на сломанный ставень, через который проникало солнце. — Тогда ничто не помешает тебе спать хоть весь день.
Может показаться странным, но главной причиной моей любви к ней был ее голос. Она выдыхала округлые, мягкие слова подобно тому, как легкое облачко пара поднимается от стакана подогретого вина или какао. Ее слова пахли бренди и сладким сиропом. Я люблю звучание слов, а мое величайшее желание — навсегда погрузиться в медленный, медоточивый голос Терн. Я смотрел на нее с восхищением, согреваемый лучом солнечного света. На ней было неяркое, кремового цвета кружевное платье с длинными рукавами. Шикарная, изящная и утонченная, она напоминала сахарную глазурь, украшавшую шоколадную тахту. Леди, которую я избрал, чтобы даровать ей бессмертие. Девушка, которая для меня лучше всех в мире. Самое прекрасное создание из тех, что я когда-либо встречал. Она начала вращать карамельного цвета зонтик от солнца, гордясь моим вниманием, как ребенок. У нее были темные волосы и мягкая, теплая кожа, оттенком напоминающая демерарский сахар. Красная, почти бордовая помада на губах и легкий макияж цвета шампанского, кофе и лакрицы вокруг глаз подчеркивали прекрасные черты лица.
— Любовь моя, — пробормотал я, — ты так хороша, что я готов тебя съесть.
Терн устремила взгляд в потолок.
— Ты по-прежнему улетаешь, — осуждающе проговорила она.
— Нет. Я завязал.
— Глупости. — Терн недоверчиво покачала головой. — Дорогой, на твоих руках дырок больше, чем в этой крыше.
Я начал судорожно искать возможность уйти от разбора на эту тему. Настойчивость не была сильной стороной моей жены. По опыту я знал, что если некоторое время поблефую, то ее внимание переключится на что-нибудь другое.
— Все будет в порядке.
— Я беспокоюсь о тебе, Янт. Твоя зависимость не была такой сильной вот уже… я даже не упомню, сколько лет.
На самом деле с тех пор, как я в последний раз видел Женю.
— Это все из-за тяжелых воспоминаний о битве и смерти Рейчизуотера, — солгал я, получая удовольствие от заботы Терн.
Я знал, что это до добра не доведет, но мне нравилось наслаждаться ее вниманием и беспокойством. Еще я размышлял, какие тайники можно использовать, если она решит найти и выкинуть весь мой запас наркоты. Для Терн было не совсем естественно так сильно волноваться по поводу моей маленькой слабости. Кроме того, я полагал, что имею право на небольшое удовольствие после всего, через что мне довелось пройти.
— Я хочу помочь тебе завязать.
— Ну, пока я не совсем готов.
Терн вздохнула — она уже не раз слышала это.
— Я завяжу, — пообещал я. — Правда. Я постараюсь.
Терн, без сомнения, различила напряжение в моем голосе и смягчилась. Последняя передозировка напугала меня, и теперь я употреблял меньше дури, боясь снова оказаться в Эпсилоне. Настоятельное требование девушки-червя не появляться больше в Ауреате по-прежнему вызывало панику. Но я больше не хотел об этом думать. Размышления вызывали желание уколоться, а меня и без этого до сих пор трясло.
— Пожалуйста, так и сделай, дорогой. Ты неважно выглядишь — кожа да кости… — Она не смогла продолжить, потому что я упал на тахту, прямо на нее, и начал покрывать ее поцелуями. Она вскрикнула и захихикала. — Оставь меня! М-м-м… Ой!
