Екатерина Иванова - К тебе я руки протяну…
— Эй… — Я мягко коснулась его плеча. — Все уже хорошо.
Он вскинулся и бросился к окну.
— Иллюзия? — Дрожащие руки, дорожки слез на щеках.
— Нет. Она просто снова уснула.
— А весной? Она…
— Она зацветет.
Лес недалеко, он даст ей сил.
— Помогите моим мальчикам.
— Я не могу.
— Рьмат Нерушимый! — Я грохнула кулаком по столу.
— Я не могу. Я знаю, как, но не могу сделать этого сам.
— Скажите мне! Я сделаю все.
— Мне нужно поговорить с вашими бабочками, наедине. — Он почти пришел в себя.
— Что бы они ни решили, я приму их сторону.
— Хорошо. Подождите здесь. — Он толкнул дверь и обернулся. С таким лицом люди просят о чуде. — Она, правда, зацветет?
— Да.
Он вышел.
****
Дверь за нами захлопнулась. Мы переглянулись.
— Пойдем к тетушке Каре?
— Идем.
Она ничуть не изменилась за три года. Скоро мы уже сидели у жарко натопленной печи, запивая сдобное печенье яблочным сидром.
Теплые карие глаза сияли внутренним светом. Быстрые руки занимались привычным делом — она снова что-то готовила. Красный фартук, припорошенный мукой. Шерстяная кофта. Я помнил ее именно такой.
— С чем пожаловали ребятушки?
— Наша хозяйка хочет отпустить нас.
— Отпустить? Это как же?
— Разорвать связь, тетушка. — Хени говорил с набитым ртом.
— Не слыхала о таком.
— С ней сейчас Мастер разговаривает.
— Он мне говорил, что нельзя связь насильно разорвать. Вот с вашей хозяйки на кого перекинуть — можно. А еще… — Она задумалась. — Можно еще вас друг на друга завязать, коли захотите.
Нельзя… нельзя. Вот и все надежды. Хени замер с куском печенья во рту. Я взял его за руку.
— Если так, тетушка. Мы сделаем, как она захочет.
— Видать, хорошая она у вас?
— Хорошая, тетушка. — Хени кивнул. — Она нас из такого вытащила. Выходила. Меня… простила. — Хени прижался ко мне, забыв про печенье.
Меня простила.
Я обнял его. Мы не будем ей обузой. Она никогда не пожелает нам плохого, а значит, мы просто подождем ее решения.
****
Я нашла их задремавшими у печи на кухне. Рядом, за покрытым мукой столом повариха сворачивала пирожки.
— Ты хозяйка их?
— Я. Ваш главный мастер говорил с ними?
— Говорил.
— Что они решили?
— То они сами тебе скажут.
— Э-эй! Просыпайтесь, заспушки.
Мальчишки продрали глаза.
— Вен. Мы тут…
— Я уж вижу…
— Нам сказали, нельзя…
— Да. А…?
— Сказали, можно на другого перекинуть, а еще друг на друга.
Хени только сопел, уткнувшись в ральтово плечо.
— Мальчики… и что вы решили?
Ральт глубоко вздохнул. Потянулся и взял меня за руки.
— А ты… ты чего хочешь?
Рьмат Великодушный. Назвал. Назвал меня.
— Вы можете уехать со мной. Но если останетесь, я сделаю так, чтобы вам не причинили вреда.
Мастер все отдаст за свою Бетелитэ.
— Мы бы остались с тобой. — Хени поднял голову, размазывая ладонью слезы по щекам.
— Вы бы остались?
А ты, Ральт?
— Мы бы остались с тобой, Вен. — Ральт обнял меня, уткнувшись лбом в ключицу.
К Рьмату все.
— Едем домой, мальчики. Едем домой.
17. Обретение
Тетушка Кара сунула Хени в руки кулек с печеньем и по очереди обняла нас.
— Расправили крылья, так летите, мальчики.
Мы выехали немедленно, не желая ждать.
— До темноты к Пайлоку не успеем, даже если будем гнать, — Вен перекинула поводья на шею Монашки и остановилась в раздумье.
— Переночуем в Караере? Отсюда есть прямой путь, с той стороны поселка.
— В Караере? Хорошо. Да еще тот лекарь, Гонта, обещал принять нас. Едем.
Мы пересекли поселок и выехали на тропу, ведущую к тракту. Поднявшаяся метель не способствовала разговорам, да и говорить не хотелось.
Разочарование, обида и… облегчение? Да, к собственному удивлению, я чувствовал облегчение. Судьба моя была решена, и мир обрел постоянство. Теперь я знал свое будущее, и, несмотря на неудачу, был рад, что все, наконец, разрешилось.
Дорога скрылась под слоем снега, когда опустилась темнота. Но спокойное белое пламя на Центральной башне города уже виднелось впереди.
Ворота были еще открыты. Стражник с радостью указал нам путь, узнав, что мы ищем Гонту Белого. Видно, старика здесь любили. Хотя если вспомнить, как он заступился за нас…
Хени почти заснул под мерный шаг своей Тучки. Накинув поводья на коновязь, я помог ему слезть седла. Всего семнадцать. Понимание ударило меня под дых и заставило замереть на месте. Семнадцать лет. Мне вчера исполнилось пятьдесят. По крайней мере, чувствовал я себя именно так. Не хотелось двигаться.
— Ральт, очнись. Ральт!
Я стоял, прижав к себе окончательно уснувшего Хени. От теплого лошадиного бока шел пар. Остроконечные снежинки падали в вороную тьму и таяли, таяли…
На снег лег белый прямоугольник, и из открытой двери крикнули:
— Ну же, заносите его в дом!
Я поднял Хени на руки и боком вошел внутрь.
— Скорее, скорее! Кладите сюда. — Доктор провел меня к широкой скамье и, дождавшись, пока я положу Хени, начал раздевать его.
— Что вы собираетесь делать? — К ним подошла Вен.
— Осмотреть его, разумеется. — Лекарь продолжал расстегивать пуговицы.
— С ним все в порядке, эр Гонта.
— В порядке? Но…
— Он просто спит. Очень устал.
— Слава Рьмат. — Доктор сел на скамью рядом с Хени и посмотрел на Вен.
— Йеи?! Вы? Здесь?
— Ну… вы же обещали нам свое гостеприимство, — Вен улыбнулась.
— Я думал, привезли раненого. А это… — Лекарь обернулся к Хени, — младший из ваших людей. Я не узнал его.
— Вы примете нас, эр Гонта?
— Конечно. Ох! Боюсь, мы разбудили еще одного больного. — Гонта встал и прошел к дальней стене. — Парень весь день промучился, уснул только недавно. Я ждал тейта, чтобы перенести его наверх.
Тейта? Но… Было лень думать. Тейта?
— Это Теритэль?
— Да. Эр Торнтон уехал в курьерскую службу, а мальчик не хотел оставаться один…
Оставаться один. Не может быть!
****
Засыпающий Ральт резко вскинулся, окинул комнату ошеломленным взглядом, рванулся к Хени и затряс его.
— Просыпайся! Просыпайся!
Хени нехотя приоткрыл глаза, но, увидев состояние Ральта, попытался сесть.
— Что случилось?
Мы произнесли это почти в унисон.
— Ты чувствуешь наших, меня, кого-нибудь? — Костяшки сжатых кулаков побледнели.
