Лилия Баимбетова - Единорог
— Да, я это говорил.
— Не означает ли это, что вы ориентируетесь в этой самой ситуации?
— Знаете, Валерия, — сказал он после некоторого молчания, — ваши чувства мне понятны, но они неприятны мне с эстетической точки зрения. Вы словно хотите загля-нуть в конец книги.
— Нет, это не книга! Это моя жизнь. Это моя жизнь, слышите?
— Мне кажется, вы, люди, очень мало замечаете, что это — именно "ваша жизнь".
— Ах, да, — сказала я, — Вы же не человек, вы же вроде бес.
— Не без того, — согласился Асмодей, — Но вернемся к нашей теме. Мне кажется, что люди в большинстве своем просто тупо живут, мечутся, не замечая, что проходит их единственная, богом данная жизнь.
— А я верю в реинкарнацию, — пробормотала я.
— У вас только одна жизнь, Валерия.
Я взглянула на него от чашки, удивленная его странным, неоспоримым тоном.
— У людей? Или у меня?
— У вас, Валерия, у вас.
Он сказал он это так уверенно, что я неожиданно поверила. У меня одна жизнь, и когда придет мне пора умирать, я умру навсегда, чего бы я там не думала про реин-карнацию и прочую чепуху. О, боже, как же это страшно!
В сущности, мы действительно очень мало осознаем, что живем — именно здесь и сейчас. Мы строим планы, думаем о прошлом, мы вязнем в том, как другие люди представляют нас и нашу жизнь. Мы что-то делаем, непонятно что, зарабатываем день-ги, тратим их — и не замечаем, как впустую растрачиваем дни, каждый из которых не-повторимая драгоценность. Мы не замечаем порой даже, какого цвета небо у нас над головой.
Асмодей смотрел на меня, и лицо у него было такое, словно он читал мои мыс-ли. Не знаю даже, как описать его выражение — согласие и скука, вот что было написа-но на смуглом лице псевдобеса.
— Из всего сказанного я поняла лишь одно: вы мне ничего не расскажите. Ведь не расскажите?
— Не знаю, — сказала Асмодей, — Вас несомненно настигает судьба, Валерия. Вы убегаете от нее, а она вас настигает. Вообще-то я против судьбы. Давайте остановимся вот на чем: вы будете задавать мне вопросы…
— А вы НЕ будете на них отвечать, — подхватила я.
— Возможно. Во всяком случае, я подумаю, отвечать или нет. Спрашивайте, Ва-лерия.
Я онемела. У меня закончился запас слов, я не знала, о чем спросить. Кто пре-следует меня? Зачем он это делает? При чем здесь Великое Деяние? Но первое, что вы-рвалось у меня, было:
— Кем была моя мама?
Пустые глаза Асмодея притягивали меня, как дуло винтовки притягивает взгляд расстреливаемого. Губы беса шевельнулись, и в этот самый миг грянул дверной звонок — будто гром с небес.
Было уже четыре. Впервые за время нашего знакомства Валерка пришел вовре-мя.
Вот тут-то я испугалась. Все было словно в дурном анекдоте про рано вернув-шегося мужа. Почему-то я была уверена, что наличие Асмодея в моей квартире Валер-ку разозлит, хотя теперь я не понимаю, чего я так испугалась. Валерка меня не знает, не знает моих знакомых. Может, у меня дядя — бес. Ага, и тетя — бесиха.
Но я испугалась. А это бес чертов, Асмодей, посмотрел на меня так заговорщиц-ки, встал, отодвинув стул, и пошел в прихожую. Я побежала за ним.
Асмодей остановился возле входной двери. Звонок снова залился своим дурац-ким электронным чириканьем.
— Кто там? — спросила я с отчаянием.
— Лер, это я, открой.
Я посмотрела на Асмодея. Он усмехнулся, нагнулся ко мне и, приблизив губы к моему уху, сказал шепотом:
— Не беспокойтесь, Валерия. Если бы мы были в анекдоте, вам не пришлось бы меня прятать. Имейте в виду на будущее. Если выйдете замуж, лучше меня любовника вам не найти.
И исчез. Просто взял и исчез. Я, как дура, пошарила в воздухе рукой. Не — как и не было.
Я глубоко вздохнула. Ладно — глюки у меня. С кем не бывает. Будем надеяться, Валерку это не отпугнет, у него наверняка есть знакомые со съехавшей крышей.
Я открыла дверь. Валерка зашел, вздернул мне подбородок и посмотрел на мою царапину.
— Везучая ты, Лерка, — сказал.
— Я знаю.
— Да ни хрена ты не знаешь, — беззлобно отозвался он.
Повесил дубленку, разулся. Вид у Валеры был какой-то усталый, и главное — Валерка так настороженно-странно смотрел на меня, словно ждал, что сейчас со мной еще что-нибудь случиться.
— Слушай, Лер, — сказал он, — Я не жрал сегодня. Ты меня покормишь?
— Идем, — сказала я.
И пошла впереди него на кухню, думала: хоть чашки грязные со стола убрать. Чашки пропали. И ложки тоже. Мало того, пропала трехлитровая банка с маминым ян-тарным вареньем! Я испытала жгучее желание проверить шкатулку с мамиными укра-шениями и собственный кошелек. Никогда бы не подумала, что бесы такого масштаба пробавляются мелкими кражами.
В задумчивости я разогрела картошку, залила еще сметаной с поджаренным лу-ком. Валерка был так мил, что съел всю сковородку. То есть сковородку он, конечно, оставил, она же чугунная. Все-таки наша повседневная манера говорить — это что-то.
Я заварила чай. Честно говоря, я боялась, что он спросит про варенье, но он и от чая отказался. Сказал:
— Иди сюда, посиди со мной.
Поймал меня за руку и усадил на табуретку, стоявшую в углу.
— Ты очень испугалась? Утром?
— Нет, — сказала я, — Я и понять ничего не успела.
Он кивнул, словно именно такого ответа и ожидал от меня. Взял меня за руку.
— Хочешь, куда-нибудь сходим? Лер?
— А ты хочешь? — сказала я безнадежно, — Ты же устал.
Он хмыкнул.
— С чего ты взяла? Но идти никуда не хочется. Давай просто посидим.
— Пойдем в зал, — только и сказала я.
— Идем, — отозвался Валерка, поднимаясь. Свитер у него задрался, и я на миг увидела — черный металлический предмет, заткнутый за пояс его брюк. Я обомлела.
— У тебя, что, пистолет? — глупо спросила я.
Валера посмотрел на меня.
— У меня есть разрешение.
— Угу.
— Сейчас его уберу, — сказал он недовольно и пошел в коридор.
Мы устроились на диване в большой комнате, включили телевизор. Сидели близко и молчали, глядя на экран. А потом… Валерка вдруг придвинулся ко мне, потя-нулся, взял мягко пальцами за подбородок и полуоткрытым ртом прильнул к моим гу-бам. Я страшно растерялась. Другая его рука легла мне на бедро.
Он не был разгорячен, вовсе нет. Руки у него были ледяные. И дыхание — тоже ледяное. Я чувствовала себя, словно Кай, целующий Снежную королеву.
Я мотнула головой, освобождаясь от хватки его рта.
— Не надо. Валера, не надо, — еле выговорила я.
Он в тот же миг куда-то отодвинулся, встал, отошел к окну. Мне захотелось себя укусить — до крови. Валера закурил, облокотился на подоконник и стал пепел стряхи-вать в цветочный горшок. Молчали мы довольно долго. Наконец, я выговорила:
