Александр Зорич - Люби и властвуй
Эгин улыбнулся Овель, которая, несмотря на удачный исход всей этой затянувшейся сцены, была мрачнее тучи.
– Так как же мне вас теперь называть, милостивый гиазир? ― робко спросила она, краем уха слышавшая расхожую присказку о том, что у тех, кто работает в Своде, столько же имен, сколько блох на неухоженном лошадином крупе.
– Зови как хочешь, ― примиряюще сказал Эгин, пытаясь перевязать руку поверх раны витым шелковым шнуром, на котором раньше болтался поясной сарнод.
– Давайте я, Атен, ― с вымученной улыбкой отвечала девушка, ради которой Эгин и влип во всю эту историю.
Вопреки опасениям Эгина, слуги не спали, а дверь черного хода оказалась не заперта ― наверное, кто-то из чужих слуг втайне от спящих соседей Эгина по дому отправился на поиски приключений и оставил ее открытой. Таким образом, ни стучать, ни объясняться не пришлось.
– …И вот представь себе, Тэн, молния ему прямо в голову ударила. А могла бы и в меня! Мы ведь рядом стояли. Ну, думаю, сдохнет как есть! Но тут еще один мужик, он сотником сейчас служит, он тут подбежал и орет мне, как оглашенный ― рой землю, рой землю быстро! ― в людской, как обычно, разглагольствовал Амма. А Тэн, как водится, ― мычал и жестикулировал.
«Хоть и глухой, а не дурак послушать», ― промелькнуло в голове у Эгина по поводу всего этого бреда. Впрочем, у самого Тэна по поводу этого имелось готовое объяснение ― он, мол, отлично читает по губам.
– Ну я начал рыть, что твой крот. Земля мокрая, я быстро вырыл яму. И тогда мы того бедолагу закопали в сырую землю, как мертвяка. Только нос оставили. Я, конечно, не поверил, что это помогает. Но сотник знай твердит ― поможет, поможет. И правда помогло, Тэн. Помогло! Я-то думал, он сдох ― шутка ли, молния ударила. А он возьми да и оклемайся через часок-другой….
Но Тэн вместо обычного во время таких россказней товарища одобрительного мычания вздрогнул и указал Амме на дверь. Шаги с черного хода. Двое. Хозяин? А если не хозяин?
Амма бросился к печи и схватил кочергу, Тэн мигом достал свой мясницкий нож с широченным кривым лезвием. Дверь распахнулась.
– Хозяин? ― недоуменно и растерянно спросил Амма. ― А отчего не с парадного?
Но у Эгина не было ни сил, ни желания держать перед слугами отчет.
– Постелите этой девушке в моей спальне. А мне ― в фехтовальном зале, на сундуке.
– Будет сделано, ― ответствовал оторопевший Амма. А Тэн полностью погрузился в размышления о том, каким образом будет отстирывать платье хозяина завтра поутру. Может, лучше сразу выкинуть?
Овель прятала глаза. Все-таки это очень необычно ― являться за полночь в дом к офицеру Свода Равновесия, которого ты видишь первый раз в жизни. Впрочем, выбора у нее не было.
«Придет? Не придет?» ― вот какая мысль вертится в голове у каждой столичной содержанки, когда она лежит в своей постели и глядит в потолок сквозь кисею балдахина. По мнению Онни, по крайней мере.
В ту ночь строй мыслей Эгина, лежащего на сундуке, набитом мечами, алебардами, деревянным тренировочным оружием, защитными масками, поножами и метательными кинжалами, был не слишком далек от строя мыслей продажных, но честных девушек.
Он лежал с открытыми глазами и следил за безвкусными ветвлениями лепного винограда, покрывающими потолок фехтовального зала. Дверь он нарочно оставил незапертой. После купальни он был чист, словно паж супруги Сиятельного князя Сайлы исс Тамай. На удивление бодр. Рана, которую Аима, претендовавший на сведущесть в вопросах излечения и отравления, залил какой-то пакостью и перевязал, совершенно не докучала ему. Но Овель все не шла.
«Да с чего я, собственно, взял, что она вообще должна прийти? Я бы на ее месте и не подумал о таком развлечении, как ночная болтовня с офицером Свода Равновесия». ― Эгин сел на своей импровизированной постели. Он не узнавал себя. Не узнавал. С каких это пор его стало волновать, явится ли пожелать ему доброй ночи девушка или не явится?
Но не успел он сказать голосом Вальха очередное и последнее «успокойся!» самому себе, как дверь распахнулась, и Овель, босая, одетая лишь в одну батистовую рубаху с плеча самого Эгина, показалась на пороге фехтовального зала.
– Ого! ― грустно сказала она, оглядывая совершенно пустую и оттого кажущуюся необъятной комнату. ― Я вижу, вам тоже не спится! ― добавила она, как бы извиняясь за вторжение.
Сердце Эгина бешено колотилась. Кровь стучала в ушах, а язык, казалось, на время перестал выполнять даже простейшие приказания своего владельца. Так всегда бывает, когда чего-то ждешь очень долго и вдруг это желанное «что-то» появляется и застает тебя врао-плох. Застает взволнованным и нелепым.
– Я… мм… очень рад видеть вас, госпожа Овель. Мне тоже, знаете ли, не спится.
Эгин не солгал ни в первом, ни во втором. Быть может, он даже слишком рад ее видеть. Она даже еще не успела приблизиться к нему на расстояние кинжального броска, а любовный зуд, ударивший в чресла, уже казался ему почти нестерпимым. «Я заслужил ее, заслужил», ― носилось где-то среди непрошеных мыслей об Обращениях и Изменениях.
– Я так и думала, Атен, иначе бы не пришла, ― смутилась Овель. ― Я просто хотела объяснить вам, что там на самом деле происходило. А то дико как-то получается. Вы рисковали своей жизнью и тащили меня по этой грязи, вы ранены" и вдобавок у вас с плечом… А вы даже не знаете, ради чего все это!
Эгин намотал простыню на чресла и, отодвигаясь на самый край сундука (чтобы случайно не спугнуть наверняка чрезвычайно щепетильную молодую госпожу исс Тамай), по-мальчишески поджав ноги, предложил Овель место поодаль от себя. К счастью, она воспользовалась его приглашением. Впрочем, сесть больше было некуда. Разве что на пол, застеленный кое-где матами.
– Как вы себя чувствуете, госпожа? ― куртуазно поинтересовался Эгин, больше всего радея о том, чтобы легкая дрожь в голосе не выдала его волнения.
– Да мне-то что, Атен. Я только стояла поодаль и сидела у вас на руках.
Повисла пауза, какая обычно возникает вслед за правдивыми ответами на вежливые вопросы.
– Вы очень хорошо сидели, Овель, ― улыбнулся Эгин.
Пожалуй, в тот момент он был полностью уверен, что готов сидеть на этом сундуке хоть до завтрашнего вечера, лишь бы Овель продолжала говорить. Говорить любые глупости. Лишь бы звучал хрусталь ее голоса и доносились до него легкие флюиды благовоний, утонченный запах которых источало совершенное тело его ночной гостьи.
– Это были люди моего дяди. Хорта оке Тамая. Вот почему они были такими Наглыми. Я знаю в лицо кое-кого из них. И собак, разумеется, тоже знаю, ― запинаясь и бледнея, начала Овель. ― Я их видела в поместье «Дикая Утка». Вы наверняка знаете, о чем я…
