Анна Клименко - Принцип высшего ведовства
– Зачем? – только и спросила я, – зачем ты хочешь повесить ее смерть на мою совесть?
– Так надо. Тобой я пока не могу жертвовать.
Я помолчала. Конечно, заманчивое предложение – покинуть стены узилища и снова стать свободной (относительно), избегнуть суда и последующей казни, но…
– Знаешь, у меня еще есть совесть, – буркнула я, – никуда я не пойду.
– У тебя нет выбора, – мерзко ухмыльнулся инквизитор.
– У нее, я так понимаю, выбора тоже нет? Кто она? Проштрафившаяся ведьма?!!
– Ты ее оскорбляешь, называя ведьмой. Она ведьм терпеть не может, – Эрик покачал головой, сунул руку в карман брюк, – живо, переодевайся.
Как заманчиво. Уйти, ускользнуть из камеры… Оставив чью-то жизнь взамен собственной? Я вздернула подбородок.
– Уходите. Я не хочу… так.
Виль’атам усмехнулась – а я пришла к выводу, что на сей раз по-настоящему схожу с ума. Зубы у нее были тонкие, что иглы, и в три ряда…
А Эрик вдруг быстро шагнул ко мне, наклонился. Перед глазами мелькнуло белое, какой-то странный запах… Эфир?!! Ну, гад. Какой же мерзавец, а?.. Задушила бы…
* * *…Позже.
Я была закутана в одеяло и поверх пристегнута к сиденью. Голова раскалывалась, желудок то и дело сворачивался лентой мебиуса, перед глазами прыгали цветные мячики. Глядя на то, как Эрик уверенно передергивает рычаг коробки передач, я вяло думала о том, что жизнь ведьмы имеет еще и кучу недостатков помимо обещанных благ. Стоит хотя бы подсчитать, сколько раз я теряла сознание за двадцать пять лет нормальной жизни и сравнить полученное количество с множеством обмороков за последнюю неделю. Было над чем поразмыслить, ей-Богу! И это при том, что как ведьма я по-прежнему ничего этакого не умела. Только стопки стеклянные крошить да ругаться с призраками.
– Как ты? – спокойно поинтересовался Эрик.
– Паршиво, – так же спокойно отозвалась я, – сволочь ты последняя. Чем та девчонка провинилась, а?
На губах инквизитора мелькнула усмешка, он покосился на меня.
– Глаза мне не будешь выдирать? Все-таки по трассе едем.
– У меня руки под одеялом остались, – мрачно пробубнила я, – кстати… куда едем-то?
– У меня есть небольшой загородный домик.
– О четырех этажах и с катакомбами?
– Ты слишком хорошо говоришь для паршивого самочувствия, – заключил Эрик, – теперь слушай внимательно, Лера. Та девушка, в камере… Видела ее зубы? Она суккуб. Примет твой облик, ментальное поле я постарался скопировать на нее, суккубы к подобным фокусам очень восприимчивы. Ее будут судить, потом убьют, тело скорее всего зароют где-нибудь на старом кладбище. А затем, когда о ней… вернее о тебе забудут, Виль’атам попросту отправится домой. Ну, то есть в свой мир демонов. Я тебя успокоил?
Н-да. Успокоил так, что руки затряслись.
Я внимательно поглядела на безукоризненный профиль Эрика, а в памяти сами собой всплыли слова Михаила – и я просто повторила их вслух. Да-да, о том, что никто из ныне живущих не способен на трюки с копированием ментального поля (знать бы еще, что это такое) и на вызов демонов.
Эрик пожал плечами.
– Ну, они ведь могут и ошибаться. Считается, что колдуны, способные на подобные трюки, давно уже вымерли…
– А ты, значит, можешь вызывать демонов?
– Могу вызвать тебе персонального инкуба, – он тряхнул головой, – хочешь?
– Спасибо, не надо.
В самом деле не хотелось. Меня колотил озноб, даже одеяло не спасало. И вдруг… Господи, а как же быть с родителями?
– Я не хочу, чтобы они горевали обо мне, – прошептала я, – что же делать?
– Ты сможешь им послать весточку, Валерия. Но только то, что я скажу. Этого будет довольно, чтобы они считали тебя живой, но какое-то время не вмешивались в твои дела.
– Спасибо, – мне показалось, что я сейчас разрыдаюсь, – Эрик… я правда… никого не убивала. Да и как я могла? Все, что умею – это рюмки давить.
Он в очередной раз крутнул руль, машина вильнула вбок, перебралась на другую трассу.
– Но семь молодых мужчин разорваны в клочья, Лера. Мне пришлось… увидеть то, что от них осталось. И каждый из них с твоим ментальным следом. Отсюда можно сделать вывод, что кто-то использовал твой след и намеренно оставил его на жертвах. Хотя лично я… Да, я уверен, что все гораздо проще. Именно твой след, да – но не специально, а потому что… ну, просто так получилось. Ты оказалась в нужном месте в нужное время, кажется так говорят с подобных случаях.
У меня во рту полыхал пожар. Язык стал похож на терку, и очень хотелось пить. Я пошевелилась в своем коконе, прищурилась на вспухшее дождевыми тучами небо… Солнца не было видно, ну и хорошо – глаза резало даже от света тусклого дня.
– Эрик, куда мы едем?
– Ты уже спрашивала. В мой загородный дом, – он с беспокойством глянул на меня, – румянец у тебя нехороший.
– А как ты… прошел с суккубом мимо охраны?
– Охрана уверена в том, что к тебе никто не заходил.
– У, вот как… А как же… Ты вынес меня?
– Лера, ты слегка путаешься. Я только что тебе сказал, что они ничего не видели. Вернее, не вспомнят.
– Эрик… – я замялась на минуту, но затем все-таки спросила, – а это правда, что… ну, Малика… и младенец…
– А к чему мне лгать? В свое время мне было чрезвычайно трудно отправить ее на казнь, эту Малику.
Мне очень хотелось спросить – а сколько же тебе лет, Эрик? Но голова кружилась, хотелось напиться, и лежать, лежать…
– В тот вечер… в роще… серое и лохматое… демон?
– Да. В тот раз я наткнулся на удивительно сильного демона. Не успел его выбросить за пределы нашего плана бытия. И, кстати, моя дорогая, будь ты простой смертной, ты бы его не разглядела. Вот тогда-то я и понял, что меня нашла ведьма.
…Все. Я устала. Напиться – и спать. Долой кошмары, долой воспоминания – суккуб, демон, светловолосый паренек у киоска, журнал «За рулем». Инга с игольчатыми зубами, Андрей, втыкающий мне под ребра стилет. О, Господи.
– Лера. Лера, прекрати! Черт, да мы сейчас в кювет вылетим! Успокойся, ну перестань же. Ты что, меня не узнаешь?
Далекий, бесконечно далекий голос. А зубищи у Инги – ого-го. Скольких младенцев она сожрала, чтобы в пятьдесят выглядеть на двадцать пять?..
* * *
Наверное, я заболела. Может быть, даже ослепла, потому что вокруг постоянно была ночь, а я не видела никого, кроме навещавшего меня Андрея. Да, он время от времени приходил, и как будто бы постарел: в углах рта прорезались глубокие морщины, глаза потускнели, потеряли былой блеск и живость. Андрей виновато и жалко улыбался, подсаживался на край кровати и подолгу держал меня за руку. Молча. Пальцы у него были холодными, и еще я чувствовала, как к моему лицу то и дело прикасается что-то ледяное.
