Робин Мак-Кинли - Красавица
Когда я, наконец-то, придержала поводья, края леса уже не было видно; вокруг виднелись лишь высокие деревья. Некоторые из них были довольны малы, так что я могла обхватить ствол руками и дотронуться до своих пальцев. Зарослей уже было не так много, теперь под ногами в основном был мох, а еще я заметила несколько фиалок, парочку запоздалых подснежников, и желтенькие цветочки, которые не распознала. Здесь было прохладно, но не холодно; солнечный свет пробивался сквозь листву, но не грел. Большинство стволов у деревьев были прямыми и гладкими, широкие ветки росли только над нашими головами. Мне было слышно, как где-то течет вода: кроме этого и звуков нашего путешествия (бряцанье и скрип упряжи, случайный треск лопавшихся под ногами заледеневших лужиц), не было слышно ничего. Отец немного отстал от меня; я подняла взгляд и увидела кусочки голубого неба, словно звезды на фоне пестреющей зелени, черных и коричневых красок леса. Я глубоко вдохнула и впервые за несколько дней почувствовала, как сердце поднялось из моих пяток и заняло соответствующее место в груди. И когда Отец подъехал ко мне, я заметила:
– Это добрый лес.
Он улыбнулся и ответил:
– Тебе не занимать мужества, дитя.
– Нет, в самом деле, – настаивала я.
– Тогда я рад. Я сам нахожу его слишком угнетающим, – произнес он, оглядываясь.
Мы проехали еще несколько минут, а затем Отец сказал:
– Гляди.
Что-то виднелось сквозь деревья. Через минуту я поняла: это была дорога, что вела к самой середине леса и к замку.
Часть 3
Глава 1
Я стремилась ускорить темп, насколько это было возможно, понимая, что Отец собирался уговаривать меня повернуть назад и позволить ему поехать в замок одному. Я бы не оставила его, чтобы он ни сказал, но не была уверена, насколько хватило бы моей первоначальной решимости, ведь смелость моя почти истощилась. Я знала, что продолжу, но хотела сделать это с достоинством; если Отец скажет что-нибудь, то, вполне возможно, я расплачусь, и тогда поездка будет гораздо печальнее, чем сейчас, между нами останется лишь жестокая и беспощадная тишина; плач Ричарда звучал у меня в ушах, а в мыслях стоял образ прекрасных роз, обрамляющих лица Грейс, Хоуп и Жэра, смотревших на лес. Я попыталась придать себе смелости тем, что ощущала доброту этого леса – он не был злобным, но эта небольшая радость рассеялась, как только мы ступили на белую дорогу; я пустила Великодушного галопом и Отец немного отстал. Хоть и ненадолго, но мне не пришлось волноваться о выражении своего лица. Я бы не хотела, чтобы Отец увидел его.
Мы остановились лишь один раз – лошадям был нужен отдых; голодны мы не были, хотя в седельных сумках была еда. Чуть позже полудня перед нами показались темный частокол живой изгороди и огромные серебристые ворота. Ворота блестели, словно мираж в тумане. Одиссей, который вел себя спокойно до этой секунды, задрожал и бросился в сторону, не желая подходить к высоким воротам. Отец сумел спешиться и повел несчастную лошадь ко входу, но когда вытянул руку, чтобы дотронуться до ворот, Одиссей попятился и вырвал поводья из рук. Он остановился в нескольких футах от протянутой руки Отца, смущенно озираясь, все еще испуганный. Великодушный стоял и спокойно наблюдал.
– Отец, – обратилась я к нему, пока он гладил лошадь по носу и пытался успокоить животное, – тебе не нужно ехать дальше со мной. Эти ворота ведут в замок. Если ты сейчас отправишься в путь, то к ужину будешь дома.
Мой голос дрогнул лишь на мгновение. Я радовалась, что могла спокойно сидеть на Великодушном, что не пришлось спускаться и идти своими ногами, что я могла спрятать дрожащие руки в густой белой гриве на холке коня.
– Дитя… ты должна поехать обратно. Я не позволю тебе сделать это… не могу даже подумать, что с самого начала заставило меня согласиться. Я, должно быть, сошел с ума, если подумал, что смогу отпустить тебя… вот так.
– Решение уже принято – ты не можешь его отменить; и ты согласился, потому что не было другого выхода. – Я сглотнула, хотя во рту было сухо, и продолжила, прежде, чем он смог бы меня прервать, – Чудовище не причинит мне вреда. И, возможно, оно все-таки просто проверяет нас на… честность. Возможно, мне не придется долго здесь оставаться.
Слова звучали с надеждой, но не мой голос, и ни один из нас не поверил тому, что я говорила. Я быстро продолжила.
– Уезжай. Пожалуйста. Позже нам будет еще сложнее расстаться.
Я подумала: «Не вынесу, если Чудовище отошлет тебя»..
– Со мной все будет хорошо.
Я поехала к воротам, но прежде, чем развернула Великодушного так, чтобы могла дотронуться до них рукой, ворота беззвучно раскрылись и передо мной показалось нетронутое поле ярко-зеленой травы.
– Прощай, Отец, – произнесла я, слегка повернувшись в седле. Отец спешился. Одиссей стоял спокойно, но вытянутые шея и уши выдавали его напряжение и страх. Одно неловкое движение – и конь ускачет туда, откуда мы приехали.
– Прощай, дорогая Красавица, – едва слышно ответил Отец. В ушах у меня стучало. Я проехала вперед, прежде, чем он успел сказать что-то еще, а туманные ворота безмятежно закрылись за мной. Они не успели закрыться до конца, а я уже развернулась лицом вперед и больше не оглядывалась.
Солнечный свет и сладкий запах травы были лучше, чем сон или пища; я почувствовала, как пробуждаюсь ото сна, что остался позади, в тенях деревьев. Когда я приблизилась к краю сада, то обнаружила дорожку из белой гальки, что проходила между деревьев и вела к замку.
Не смогу описать те сады. Каждый листочек и травинка, камешек в дорожке, капля воды и лепесток цветка – все было идеально, в задумке и исполнении: яркие цвета и правильные формы, целые и нетронутые, словно каждый появился здесь лишь мгновение назад, словно каждый был драгоценным камнем, над огранкой которого волшебный ювелир работал всю свою жизнь. Я вцепилась в гриву Великодушного, пока он мягко ступал вперед: движения его напоминали качание корабля в шторм.
Замок вырос перед нами, как восходит солнце, с башнями и бойницами высотой в сотни футов, уходящими в небеса. Он был каменный (весь из гигантских глыб), но отливал светом, словно спинка дельфина на рассвете. Огромный, как город, подумалось мне: множество зданий, соединенных коридорами и дворами. Я осмотрела все, что смогла увидеть – флигели замка и его стены расходились во всех направлениях. Я и представить не могла, сколько там могло быть комнат. Но везде было тихо, окна темнели, вероятно, пустые. «Не совсем уж пустые», – грустно напомнила я себе. О Боже.
