Людмила Астахова - Знающий не говорит. Тетралогия
– Рыцарь, сними с нее амулет, – сказал волшебник. – И вообще, ее нужно забрать из этой комнаты. Тут полно всякой гадости.
Пока Гилгит вязали, барон бушевал, кричали появившиеся откуда ни возьмись служанки, Альс сидел рядом с мертвой девочкой, словно отделенный от всех непробиваемой, толстой стеной.
– Позовите мать ребенка, – попросил он, осторожно укладывая покойницу на пол.
Он не стал дожидаться и тем паче глядеть на то, что последует за его просьбой. Молча ушел, и больше его в тот день никто не видел.
Тронгарс планомерно провел обыск в комнате Гилгит. Лорду Крэнгу и Кенарду отводилась роль свидетелей. Барон не стал церемониться с дочкой. Она сидела в небольшом каменном мешке в подземной тюрьме замка, которая, кстати, обычно пустовала. Барон Крэнг совершенно справедливо полагал, что не стоит затягивать с вынесением приговора и тратиться на кормежку узников более чем двое-трое суток. А так как в пограничных районах судебные вердикты обычно ограничивались двумя видами приговора: «Невиновен» либо «Повесить», то и после суда в темнице никто не задерживался. Поэтому старшая дочка Крэнга сидела на очень крепкой, почти новой цепи, закрепленной на талии, прикованная намертво к стене, в полнейшем одиночестве.
Маг направился прямиком к резному сундуку для одежды, в котором ничего примечательного не было за исключением наличия замка на крышке. Как правило, такие сундуки не имели запоров. Иначе как же слуги станут проветривать одежду? Тронгарс извлек из кармана маленький серебряный ключик, повертел в руках и стал открывать замок. Тот поддался не сразу, вернее, он совсем не поддался, пока маг не прошептал над ним заклинание. Только после этого ключик провернулся до конца, и колдун открыл крышку. В сундуке не было ни одежды, ни тканей на приданое, ни мехов. В нем лежали книги, переплетенные в странную коричневатую кожу, и большая шкатулка, украшенная не традиционным ветландским цветочным орнаментом, а значками вроде рун.
– Что это такое? – нетвердым голосом спросил Крэнг.
– А вы присмотритесь внимательнее, – обманчиво мягко посоветовал маг и, морщась от отвращения, извлек на свет одну из книг. Ту, что была побольше.
Мужчины склонились над добычей мага. Книга как книга, переплетенные в кожу желтые листы, исписанные незнакомыми рунами. Кен пролистал ее туда-сюда, ища закладку, но ничего не обнаружил, захлопнул и… едва не выронил фолиант из рук. Его успел перехватить барон, у которого от ужаса борода встала дыбом.
– Это ж человеческая кожа… – выдавил из себя Крэнг.
Книжка была переплетена в самую настоящую человеческую кожу, потому что на верхней обложке Кен теперь отчетливо рассмотрел полоску шрама, которую он раньше принял за складку.
– Смотрим далее, – продолжил маг, безжалостно извлекая следующий шедевр, не только переплетенный тем же способом, но еще и написанный кровью. – Это самая главная книга некромантов, именуемая «Вечность».
Он швырнул жуткий фолиант в глубь сундука и достал шкатулку. В ней лежали: высушенная птичья лапка, какой-то амулет в виде жезла, состоящего из четырех черепов, круглый измятый комочек черного цвета и несколько стеклянных баночек с серым вязким содержимым.
– Что это значит? – спросил Крэнг мертвым ломким голосом.
– Это значит, рыцарь, что хозяйка сего имущества занималась некромантией и очень даже успешно, – сказал Тронгарс таким тоном, что казалось, что вся светлица сейчас покроется слоем инея толщиной в палец. – Вот эта штука, – он показал на сморщенный, непонятный кусочек, – сердце ребенка женского пола, девочки трех месяцев от роду. И ребенок был умерщвлен относительно недавно.
Кен сдавленно застонал, как от смертельной раны, бледнея от внезапного шока. Барон выругался, черно и грязно, как говорят о злейшем и омерзительном враге. На него вообще тяжело было смотреть.
– Что теперь делать? – спросил он.
– Это, – маг кивнул на книги и амулеты, – нужно сжечь, и как можно скорее. А что вы сделаете с вашей дочерью, милорд, мне совершенно безразлично.
И почему-то посмотрел на Кенарда.
Тронгарс не выглядел довольным. Столь быстрая победа над злокозненной некроманткой если и принесла ему моральное удовлетворение, то волшебник удачно скрывал свое торжество. Выглядел он, на взгляд барона, несколько потрепанным и каким-то усталым. Это заметил даже Альс и, сменив гнев на милость, согласился разделить со старым недругом скромный ужин и неспешную беседу.
– Что заставляет юную девушку, окруженную заботой с самых пеленок, вдруг почуять вкус к чужой крови? – сказал маг, не обращаясь ни к кому конкретно.
Эльф неопределенно хмыкнул.
– Не знаю. Что вообще заставляет людей убивать маленьких, беззащитных, невинных?
– Ты сказал – людей? Считаешь, что орки и тангары лучше? – подозрительно сощурился волшебник.
– Не придирайся. Орка не стала бы некроманткой, а тангарка не перерезала бы горло ребенку, точно куренку.
В глазах Тронгарса зажегся прежний фанатичный огонек профессионального борца со Злом.
– Я уже говорил… Все это признаки нисхождения Тьмы.
Но эльф снова отмахнулся:
– Что-то мне это все сильно напоминает. У нас на каждый вредный чих принято говорить: «Искажение». И делать очень умное лицо. Искажение – это очень удобное объяснение всякому преступлению, всякой мерзости.
– Эльфийские волшебники, коих именуют Ведающими, правы.
– Ровно настолько же, насколько магистры Облачного Дома, – процедил Альс довольно зловеще.
Маг погрустнел еще больше и задумался. Молчание затянулось не на шутку.
– Ты считаешь людей существами греховными и порочными изначально?
– Я не могу судить, Вир'емар, я уже утратил счет своим грехам. И по большому счету мне плевать, насколько люди подвержены тем или иным порокам. Главное, чтобы эти пороки удерживались в рамках закона.
– Ты веришь в закон? Хм… Снова удивил. Но законы придумывают люди с теми же пороками, как и у прочих.
Эльф пожал плечами. Состязание в риторике с магом он, может быть, и выиграл бы, но заниматься словоблудием считал недостойным занятием в принципе.
Волшебник медленно отпил вино из бронзового бокала, темное, теплое, густое и красное. Как жертвенная кровь.
– Я не знал, что ты так расстроишься, Ириен.
– Я не люблю, когда убивают детей.
– Удивил. Не думал, что ты любишь детей.
– Я не люблю детей, не люблю мужчин и женщин, – огрызнулся Альс и, подумав, добавил: – Еще больше я не люблю колдунов, архимагов, в том числе и некромантов, у меня вообще туго с любовью.
