Юрий Никитин - Уши в трубочку
Когда покидали дворы, навстречу ехала белая машина с цветами и воздушными шариками, молодожены, я резко подал руль влево… нет, вправо, нет, все-таки влево, ибо снова треск, выскакивающий из-под колес человечек, ишь, вздумал выгружать прямо на дороге бидоны с молоком, кто ж теперь возит в бидонах, дикарь…
– Мог бы и объехать, – сказал торкесса.
– А пусть не ставит на дороге! – огрызнулся я.
– Он не на дороге, – уличила она. – Это ты поехал…
– Русский человек называет дорогой место, – отрубил я веско, – где собирается проехать. Держись!
Сбили выгружаемую посуду, явно чешский хрусталь, он так звенит, так божественно звенит, особенно когда вот так в десяток сервизов сразу, а потом еще и на самом краю тротуара перед выездом, вернее, выпрыгом на проезжую часть улицы, разнесли газетный киоск. Во все стороны разлетелись журналы с яркими красочными обложками. Один упал на лобовое стекло, порнуха, ветер начал перелистывать, я засмотрелся, торкесса отчаянно завизжала:
– Мы на встречной полосе!
– Извини, – пробормотал я.
При резком повороте журнал смахнуло в сторону под колеса грузного МАЗа, толстый протектор припечатал глянцевое тело Бритни Спирс, из-за чего я сразу возненавидел МАЗы всех модификаций. Проскочив через сплошную полосу на свою сторону, я пробормотал со вздохом:
– Ну вот и я внес свою лепту в борьбу с детской порнографией.
Торкесса спросила уличающе:
– Так ты демократ или не демократ?
– Еще не полностью, – признался я. – Вот выдавлю остатки зачатков совести, а также ошметки понятий о верности и прочих недемократических химерах, вот тогда стану в их ряды… Держись крепче! Нас пробуют взять в клещи.
Я сцепил зубы, уперся в сиденье, в черепе всплыла мрачная мысль: ну, гады, вот теперь я вам покажу, что у нас национальный вид спорта – езда на желтый свет. Кто не рискует, тот не лежит в гипсе и того не хоронят в гробу из красного дерева.
– Держись, – повторил я. – Где наша не пропадала! Везде пропадала… Пора брать реванш!
Я вел на предельной скорости, проскакивал между большегрузными грузовиками, а когда впереди начал привычно разворачиваться трейлер, проскочил в узкую щель за секунду, как сузилась еще. За спиной лязгнуло, заскрежетало, полыхнуло жарким огнем, словно раскаленный метеорит ударил в офис Сибнефти.
Я часто смотрел по жвачнику городскую хронику, где всегда подробно и со смаком, привлекая зрителей, показывают все автокатастрофы, их только по Москве не меньше ста в день, погибшие исчисляются десятками, а раненых сотни, разбитые вдрабадан авто смотрятся шикарно. Любой с жадным любопытством смотрит на смятые в лепешку мерсы, расхреняченные бээмвэ, сплющенные джипы, на кровь на выбитых стеклах, на искореженное железо, но ни разу я не видел, чтобы машины загорались при столкновениях хоть лоб в лоб, хоть от удара о столб, хоть из-за падения с эстакады… однако сейчас все до единой машины взрываются так, будто каждая является замаскированным бензовозом, перевозящим контрабандный бензин из Ирака.
Нас то и дело догонял вал огня, стена пламени всегда такая ослепляюще жаркая, что я успевал увидеть на домах отпечатавшиеся силуэты, особенно меня поразил силуэт девочки, играющей с мячом: испепеляющий жар превратил их в пепел, оставив на стене лишь негатив с застывшим вверху мячиком.
Сзади грохотало, лязгало, а ударная волна то и дело пыталась вырвать руль, я отчаянно крутил во все стороны, хотя по-прежнему мчимся по идеальной прямой. Торкесса охрипла визжать, то смотрела на меня круглыми глазами, то оглядывалась на преследователей, и тогда глаза становились вовсе квадратными.
– Нам не оторваться, – прошептала она, – их слишком много…
– Не боись, – ответил я мужественно и провел ладонью по небритой щеке, там за эти полсуток отросла уже настоящая двухнедельная щетина. – Уж теперь мы этим гадам покажем!
Она спросила жалобно:
– Уверен?
– Да!
– По…чему?
Я бесстыдно улыбнулся.
– Ты же девственница, если не брешешь?
Она вспыхнула до корней волос, гордо выпрямилась.
– А какое это имеет значение?
– Огромное, – заверил я, – решающее. До тех пор, пока не затащишь в постель, мы – неуязвимы!
Глава 7
Ее прекрасные глаза стали вовсе в виде перевернутой трапеции, я мужественно улыбнулся, показал все сто белых безукоризненных зубов, но в душе колыхнулся гадкий червячок неуверенности. Если по стандартам, то да, неуязвимы, даже прическу не попортят, но находятся всякие там тарантины, что ломают устоявшееся, где, как в старой доброй опере, заранее все известно, а увидеть себя с вывалившимися в грязь кишками что-то совсем не хочется.
Впереди слева от дороги начал вырастать высокий цилиндр из железобетона, я насчитал двенадцать этажей, позавидовал, в этом Южном Бутове все с размахом, таких гаражей нет даже в Китае, резко повернул руль, успел проскочить между потоком встречных машин, ибо автомобилисты хоть и должны держаться вместе, но на расстоянии друг от друга, на большой скорости влетел на узкую полосу, та по спирали повела вверх.
Торкесса вскрикнула испуганно:
– Там у входа красный фонарь!
– Что, – удивился я, – и здесь?
– Нет, это значит, навстречу кто-то едет!
Я отмахнулся:
– Это скорее значит, что кто-то собирается выезжать. Русские ездят быстро, но запрягают долго.
Машина наматывала круг за кругом, поднимаясь с этажа на этаж, на каждом мы проскакивали мимо приглашающе распахнутых ворот, под ярким светом электрических ламп блестят дорогие автомобили, и снова узкая дорога по спирали между бетонных стен. Торкесса все оглядывалась, вскрикнула тревожно:
– На стене блеснуло фарами!
– Догоняют?
– Нет еще, но не все разбились при погоне…
– Так и должно быть, – объяснил я. – Все по Дарвину. Отсев по дурости, неумелости, невыученным урокам, злоупотреблению спиртным, бабами, карточными играми…
– Баймами, – вставила она.
– Баймы не трожь! – отрезал я строго. – Они как раз и способствуют таким вот навыкам. Где, по-твоему, я научился на автомобиле, если у меня его отродясь не было?.. И самолет так же подниму, отбомблюсь, собью пару стелсов и благополучно сяду на любой авианосец, даже если он с коврик для моей собаки… Держись, самое интересное!
Последний этаж, дальше только запертая на большой висячий замок решетчатая дверь на чердак, я повернул руль, мы влетели в просторнейший паркинг, машины чинно по кругу под внешней стеной, огромные окна от самого пола освещают их самым выгодным образом. Другие автомобили выстроились по малому кругу вокруг внутренней стены. Между ними широкая полоса для разворотов и встречного движения, в этом Южном Бутове все по высшему современному классу, не то что у нас в боярском Центре, не учел Иван Грозный, что его церкви да колокольни мешают автодвижению.
