Софья Ролдугина - Тонкий мир
Мало.
Кажется, это была чья-то мысль — то ли моя, то ли Дэйра, а, может, и Акери, который излучал почти физически ощутимую муку… Но в следующую секунду Дариэль резко развернул меня, склонился… и укусил за нижнюю губу. До крови.
— М-м-м!
Думаю, такого винегрета из удивления на грани шока, удовольствия и стыда эти стены еще не видели.
Я дернулась назад, инстинктивно пытаясь избежать боли, потом подалась вперед, впиваясь ногтями в плечи Дариэля, потом возмущенно вцепилась ему в волосы, и стукнула кулачком по спине, и раскрыла губы, позволяя Дэйру уже не кусать, а ласкать, извиняясь, выпивая дыхание, и…
Туман полыхнул невероятной, искрящейся белизной и сжался в одну точку.
Дэйр жадно потянулся за соскользнувшей по подбородку капелькой крови, лизнул в губы, обжигая жаром… и отстранился, медленно, с трудом, словно на одной силе воли.
— Прости… — прошептал он хрипло. Глаза у него были совершенно безумные и черные. — Я не рассчитал. Не привык к таким… клыкам. И прокусил случайно.
Я моргнула раз, другой… и зашлась в истерическом смехе.
«Не рассчитал»! Соблазнитель великий! Бездна, ну нельзя же так…
— Не важно, — приступ неуместного веселья прекратился так же внезапно, как начался. — Ксиль…
— Я в порядке, — несколько пришибленно ответили у меня из-за спины. Я охнула и развернулась.
Ксиль сидел на потрескавшемся полу арены, поджав под себя ноги, и смотрел на свои руки с таким искренним изумлением, будто видел их в первый раз. На мгновение мне показалось, что в волосах у него мелькнула седая прядь, и по спине прокатилась волна мурашек… Но это оказался всего лишь блик света.
— Я в порядке, — произнес Максимилиан уже тверже, сжимая пальцы в кулак и поднимая на меня глаза — синие-синие, как глубокое море, и такие же безмятежные. — Просто мы с Акери немного… не рассчитали. Я думал, что у меня больше энергии… А запас в регенах оказался исчерпан.
— А Акери-то куда смотрел? — неожиданно холодно поинтересовался Дэйр, и я невольно втянула голову в плечи, заслышав знакомые интонации. Так целитель выговаривал иногда безнадежно легкомысленным пациентам, пропускающим сеансы лечения под девизом «Авось обойдется». — Или власть над «всем миром» застила кое-кому взор?
Я проследила за направлением его взгляда… и поперхнулась собственной гневной тирадой. Акери застыл, словно статуя — неподвижный, вымерзший изнутри, измученный… Его белые волосы казались не серебряными, а седыми.
— Ну, зачем же так все усложнять, — Ксиль встряхнул головой, словно пытаясь прийти в себя, и улыбнулся.
Эта улыбка, как лучик солнца, коснулась Акери — и он словно чуточку согрелся, оттаял. На его лице отразились хоть какие-то чувства, кроме боли и тоски — облегчение, надежда.
— Не усложнять… — Дариэль дернул себя за косу нервным жестом. — Все-то у тебя просто… Немного не рассчитал… немного чуть не умер…
— Да ладно вам, — махнул рукой Ксиль с истинно шакарской беспечностью. — Не мог же я умереть так глупо… Да и закончилось все хорошо. А Найта, — его взгляд наполнился иронией, — даже научилась чему-то новому.
Я машинально облизнула пульсирующую слабой, горячей болью губу и залилась краской.
И ведь даже не поспоришь… Действительно — закончилось все хорошо…
И кое-чему я научилась.
А именно: с молодыми шакаи-ар лучше не целоваться. Чревато травмами.
ГЛАВА 36: ИЛЛЮЗИЯ СЧАСТЬЯ
После того случая, как Максимилиан не рассчитал силы и чуть было не разлетелся по всей Академии облачками черно-синего тумана, Акери решил уменьшить интенсивность тренировок. «Перестал гнать коней», — как выразился Дариэль.
Ксиль долго шипел на нас всех, яростно доказывая, что он вообще-то князь и сам может определить, какие нагрузки допустимы, но на прямой приказ старейшины возразить ему было нечего. Я благоразумно помалкивала, чтобы не попасть под горячую — почти в буквальном смысле — руку. Но мысленно была всецело на стороне Акери.
Если уж у Максимилиана даже попытка частично перейти в другую форму потерпела фиаско, то ему и впрямь надо было оставлять больше времени на то, что Дариэль деликатно назвал «подзарядкой».
Сам целитель, к слову, теперь каждую ночь где-то пропадал. Когда он возвращался в два-три часа пополуночи, взгляд его был задумчив, а губ то и дело касалась мечтательная улыбка. Честно говоря, меня это заставляло испытывать не очень приятное чувство, которому я боялась подбирать название. Что-то было в этом непристойное, порочное… диссонирующее.
К шакаи-ар, охотящимся на людей, я привыкла с рождения. Просто часть мира — пугающая, но естественная. Есть мы, а есть они. И они далеко.
А тут кто-то из нас вдруг стал хищником — совсем рядом.
…Я не знала, в какой момент перестала бояться шакаи-ар, помнить постоянно, что у них есть острые зубы, длинные когти и голод. Наверное, тогда, когда поняла, что могу за себя постоять. Да и кланники видели во мне не жертву, а равную им. С моим мнением считались даже те, кто называл меня ребенком.
Я словно оказалась по другую сторону барьера. Стала… одной из них?
Максимилиан, Тантаэ, Шеан с Теа — все они хотя бы раз в дюжину дней отправлялись на охоту. И — калечили, убивали…
А теперь и Дариэль. Аристократ по крови, бунтовщик по духу и целитель по призванию.
И, самое неприятное, я не могла определиться, что более чудовищно: брезгливо и испуганно отстраниться от этого нового Дариэля — или провести черту между собой и человечеством, поставив себя выше.
— Не грузись, — вскользь посоветовал мне Максимилиан, за чтением нахально использовавший мои колени вместо подушки под голову. Я, правда, не осталась в долгу и пристроила тяжеленный том «Редких алхимических материалов», который невозможно было удержать в руках, у него на затылке. — Глупости все это. У человеческого мира свои законы морали, у нашего — свои… — он с шелестом перевернул страницу. — А когда тот, кто обладает большой силой и властью, пытается следовать логике обычного человека, случаются по-настоящему страшные вещи.
Я не совсем поняла, что князь имел в виду, но после этого короткого монолога смотреть на Дэйра было уже не так странно.
Что же касается лаборатории, то там все было по-прежнему. Через четыре праздничных дня она вновь наполнилась людьми учеными и любопытствующими. Риан, как настоящая королева, властно отдавала команды, и белый шелковистый халат служил ей горностаевой мантией, а серебристые очки без диоптрий, «для солидности», сдвинутые на лоб, — венцом. Холли был полон кипучей энергии и нещадно гонял своего ассистента то к оборудованию, то в подсобку, то на склад.
