Патрик Ротфусс - Имя ветра
— Чего я хочу? Я просто хочу обратно своего Реши. — Его голос был тихим и потерянным. — Я хочу его таким, каким он был.
Наступила минута неловкого молчания. Баст с силой потер лицо обеими руками и тяжело сглотнул.
— Я отсутствую слишком долго, — внезапно сказал он, подходя к окну и открывая его.
Перекинув одну ногу через подоконник, он замер и оглянулся на Хрониста.
— Может, тебе принести что-нибудь, пока ты не спишь? Ночной колпак? Еще одеяло?
Хронист ошеломленно покачал головой, и Баст, помахав ему, перенес вторую ногу за окно и осторожно закрыл его за собой.
ЭПИЛОГ
ТРЕХЧАСТНАЯ ТИШИНА
И снова наступила ночь. Трактир «Путеводный камень» погрузился в тишину, и складывалась эта тишина из трех частей.
Первой частью было пустое, гулкое до эха молчание, возникшее по нескольким причинам. Если бы в стойлах были лошади, они переступали бы копытами, жевали, чавкали и разорвали бы тишину в клочья. Если бы в трактире осталось переночевать хоть несколько человек — их беспокойное дыхание и смешанный храп растопили бы молчание, подобно теплому весеннему ветру. Играй здесь музыка… Нет, вот уж музыки точно не было слышно. Так что в воздухе висела тишина.
В трактире, наверху, в мягкой благоухающей постели скорчился человек. Неподвижный, он лежал в темноте, широко открыв глаза, и ждал прихода сна. Этим он добавлял маленькое испуганное молчание к большей пустой тишине. Получался своего рода сплав, гармония.
Третью тишину ощутить было не так легко. Пожалуй, пришлось бы прождать около часа, чтобы почувствовать ее в толстых каменных стенах пустого общего зала и в сером металле меча, висевшего позади стойки. Тишина таилась в тусклом свете свечи, наполнявшем одну из комнат верхнего этажа танцующими тенями. Она пряталась в безумном узоре скомканных мемуаров, брошенных на столе, но не забытых. И в руках человека, сидящего рядом и старательно не замечающего страниц, которые он написал и давным-давно забросил.
У человека были рыжие, словно пламя, волосы. Его темные глаза смотрели куда-то вдаль, а в движениях сквозило то усталое спокойствие, которое приходит лишь со многими знаниями.
Трактир «Путеводный камень» принадлежал ему, и третья тишина тоже. Вполне закономерно, тишина эта была самой большой из трех: она окутывала две первые, заключала их в себе, — бездонная и безбрежная, словно конец осени, и тяжелая, как обкатанный рекой валун. То была терпеливая покорность срезанного цветка — молчание человека, ожидающего смерти.
