Роджер Желязны - Вариант единорога
Во-вторых, малопривлекательная женщина Иоланда Лоеб. В образованности она не уступала Гринделу, была замужем, развелась, писала очень хорошие стихи и посвятила жизнь борьбе за различные социальные реформы.
Даже Карл Мейнос был не настолько погружен в свои изыскания, чтобы не заметить, чем был чреват тот или иной выбор. Он вычеркнул Гриндела.
Иоланде Лоеб он предложил два соблазна: увеличение срока жизни и финансовое вознаграждение, которого ей с лихвой хватило бы на три жизни. Она согласилась.
Карл Мейнос провел её в дом и перед дверью комнаты, прежде чем набрать открывавший её код, сказал:
– Я хочу, чтобы она чувствовала себя счастливой. Нашла бы себе занятие. Чего бы она ни захотела, её желание должно быть исполнено. Вот все, о чем я прошу вас.
– Я сделаю все, что в моих силах, мистер Мейнос.
– Она чудесная натура. Я уверен, что вы её полюбите.
– Да, конечно.
Он открыл тамбур, и они вошли. Затем он нейтрализовал временность, внутренняя дверь открылась, и он вошел вместе с Иоландой Лоеб,
– Привет!
Глаза Лоры широко раскрылись при виде незнакомой женщины, но, когда Карл объяснил, что мисс Лоеб составит ей компанию, будет подругой, в которой она нуждается, по её губам скользнула улыбка, и она поцеловала ему руку.
– У нас с Лорой есть сколько угодно времени, чтобы познакомиться, сказала Иоланда Лоеб, – так почему бы вам пока не побыть вдвоем? – И она отошла в дальний угол комнаты к книжным полкам и взяла том Диккенса.
Лора обняла Карла Мейноса и поцеловала его.
– Ты так добр ко мне!
– Но я же люблю тебя. Что может быть проще? Жаль только, что не все так просто.
– И как продвигаются исследования?
– Медленно, но продвигаются.
Она словно бы встревожилась из-за него.
– Ты выглядишь таким усталым, Карл!
– Утомленным, а не усталым. Это большая разница.
– Ты постарел.
– По-моему, седина в бороде придает мне большое благообразие.
Она весело засмеялась, а он обрадовался, что выбрал мисс Лоеб, а не Гриндела. Проводя наедине в запертой комнате бесчисленные месяцы, которые для них там, где Время почти остановилось, не были бы месяцами, кто знает, как они повели бы себя? Лора – необыкновенно красивая женщина. В неё влюбился бы любой мужчина. Но если её компаньонкой будет мисс Лоеб… Теперь беспокоиться не о чем,
– Ну, мне пора. Сегодня мы испытываем новый катализатор… Вернее, испытывали много дней назад, когда я вошел сюда. Береги себя, любимая. Я вернусь, как только смогу.
Лора кивнула:
– Теперь, когда у меня есть подруга, мне не будет так одиноко до твоего возвращения, любовь моя.
– Что ты хочешь, чтобы я принес в следующий раз?
– Сандала для курильницы.
– Непременно.
– Теперь мне не будет так одиноко, – повторила она.
– Да. Надеюсь, что да. Благодарю тебя. И он оставил их вдвоем.
– Вы знаете Неруду? – спросила мисс Лоеб.
– Прошу прощения?
– Чилийского поэта. "Вершины Мачу-Пикчу"? Одно из лучших его творений?
– Боюсь, что нет.
– Я захватила с собой эту вещь. Потрясающая мощь. В этих стихах скрыта сила, которая, подумала я…
– …придаст мне смелости перед лицом смерти. Нет. Благодарю вас, но нет. С меня достаточно вспоминать все, что те немногие, кого читала я, наговорили о конце жизни. Я трусиха, и я знаю, что рано или поздно все должны умереть. Но в отличие от них у меня есть расписание, Произойдет это, потом это, а потом все кончится. Между мной и смертью стоит только мой муж.
– Мистер Мейнос замечательный человек. И очень вас любит.
– Благодарю вас. Я знаю. А потому если вы хотели бы утешить меня, то мне это не нужно.
Однако Иоланда Лоеб сжала губы, коснулась плеча Лоры и сказала;
– Нет. Не утешить. Вовсе нет. Помочь вам обрести мужество, может быть, веру. Но не утешать, не уговаривать смириться с неизбежным. – И она продолжала:
Смерть много раз звала меня к себе. Она была как соль, сокрытая в волнах, и аромат незримый говорил о кораблях погибших и вершинах, и о постройках ветра и метелей.
– Откуда это?
– Начало четвертой песни.
Лора опустила глаза, а потом сказала:
– Прочтите мне все целиком. Иоланда начала низким выразительным голосом с чуть заметным акцентом:
Меж воздуха и воздуха, как сеть пустая, заброшенная в улицы глухие, бреду с дарами к воцаренью листопада…
Лора слушала; в этом, казалось, была скрыта какая-то новая истина.
А потом она протянула руку, и их пальцы нежно соприкоснулись.
Иоланда рассказала ей о своей юности в кибуце и своем неудачном браке. Она рассказала, как жила потом, о своих страданиях. Лора плакала, слушая печальные слова.
И потом несколько дней ей было очень скверно. Но для Карла Мейноса речь тут шла не о днях, и у него тоже была причина чувствовать себя скверно. Он познакомился с девушкой, чье общество ему очень нравилось, пока она не сказала, что любит его. Тогда он отшатнулся от нее, как от пропасти, как от жгучей крапивы. В конце-то концов Время – их друг-враг – прочно вошло в жизнь Лоры и Карла. В их роковом me nageatrois (Брак втроем (фр.)) не было места для посторонних.
Он чертыхался, уплачивал по счетам и изыскивал способы ещё больше подчинить себе Время.
Но внезапно его начала терзать боль. Он ничего не знал о Пабло Неруде, или о Пастернаке, Лорке, Евтушенко, Йитсе, Бруке, Дэниелсе – ни о ком из них, – а Лора теперь только о них и говорила. Ему нечего было сказать, и он только кивал. Все кивал и кивал…
– Ты довольна? – спросил он наконец.
– О да! Конечно, – ответила она. – Иоланда чудесная женщина. Я так рада, что ты пригласил её.
– Отлично. Хотя бы что-то.
– О чем ты?
– Иоланда! – Внезапно он повысил голос, – Как вы? Иоланда Лоеб вышла из отгороженного угла комнаты, куда тактично удалялась во время его посещений. Она кивнула ему и чуть улыбнулась:
– Прекрасно, мистер Мейнос. Благодарю вас. А вы? Ее голос на миг прервался. Она подошла к нему, и, заметив, что её взгляд прикован к его бороде, он усмехнулся в эту бороду и сказал:
– Иногда я начинаю чувствовать себя преждевременным патриархом.
Она улыбнулась – его тон был шутливым, но он опять испытал, боль.
– Я принес вам кое-какие подарки, – продолжал он, выкладывая на стол запечатанные пакеты. – Новейшие книги по искусству, кассеты, пластинки, пару неплохих фильмов, стихи, которые критики объявили великолепными.
Обе они подошли к столу и принялись вскрывать пакеты, благодаря его за каждый подарок, радостно вскрикивая и ахая. А он смотрел на смуглое лицо Иоланды со вздернутым носом, многочисленными родинками и небольшим шрамом на лбу, а потом перевел взгляд на лицо Лоры, раскрасневшееся, улыбающееся и пока он стоял так, опираясь обеими руками на трость, думая, что он сделал правильный выбор, что-то мягко сжалось внутри его, и он снова познал боль.
