. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)
-- Вчера утром, -- согласился Дагман. -- Они пока еще не знают. Так ты уходишь?
-- Да, -- коротко ответил Бел-Хаддат. Самокрутка вспыхнула точкой в темноте. -- На Венкатеше ты был последним, Эохад. Здесь последним буду я.
-- Как знаешь.
И они разошлись, по-прежнему глядя в ночь.
Острон никак не мог уснуть; на самом деле он почти боялся закрывать глаза и оттого уже добрый час следил за тем, как передвигаются фигуры часовых по краям лагеря, и мучительно в тысячный раз продумывал, каким образом они будут атаковать врагов, когда пересекут стену Эль Хайрана. Сафир беспокойно спала у него под боком, свернувшись по-кошачьи, и о ней он тоже думал; о чем же она без конца шепчется с Лейлой? Лейла и Элизбар в то время несли вдвоем караул у одного из костров, и девушка подкладывала в пламя сухие ветки саксаула, а ассахан сидел, сгорбившись, и будто бы дремал, хотя Острон прекрасно знал, что это не так. Возле другого костра сидел Исан с двумя Северными стражами, гревшими руки, и наверняка собирался сидеть так всю ночь: только Исан мог сразу предупредить их о приближении врага, потому что в отряде Муртазы не было ни одного марида, которых из-за их Дара чуяли Острон и еще двое стражей. Пламя делало его белое лицо чуть рыжеватым. Острон все не закрывал глаз и видел, время от времени бросая в ту сторону взгляды, что белоглазый все так же сидит, устало нахохлившись.
Исан чувствовал перемещения Муртазы и его отряда. На месте они не оставались: наверняка специально желали держать его в напряжении всю ночь, что самому Муртазе было сделать до смешного легко: почти с рождения младшего брата Исана преследовали жуткие кошмары, не дававшие ему спать спокойно, и оттого он приучил себя не спать по несколько ночей подряд и лишь потом, наевшись сухой травы хурр, в большом количестве росшей на склонах Талла, засыпал недолгим, но очень крепким сном.
Тридцать четыре всадника, -- судя по скорости их перемещения. Исан несколько раз перепроверял себя, но их действительно было тридцать четыре, и они то и дело приближались буквально на несколько касаб, чтоб потом тут же отдалиться, объезжали лагерь Одаренных по кругу, словно стерегли добычу. Ощущение их присутствия было сродни тому, что чувствуешь, когда позади тебя вплотную кто-то стоит. Тридцать четыре руки, протянутые к спине Исана; он не мог не нервничать, ощущая себя в опасности, боясь, что вот-вот эти руки действительно коснутся его, вонзят в ничем не прикрытую спину по кинжалу.
Время тянулось для него, словно раскаленная проволока. Он уже почти жаждал наступления утра: тогда они тронутся в путь, в движении это мерзкое ощущение рук за спиной немного рассеется, а там они пересекут проклятый Эль Хайран и...
В очередной раз поменялись караульные; сидевшие рядом с ним двое стражей уступили свои места другим. За соседним костром ассахан и его женщина ушли спать, -- хотя Исан знал, что ассахан долго не уснет из-за подспудного страха вновь услышать голос Асвада, -- и вместо них уселись другие двое, молодой курчавый китаб и бородатый маарри.
Исан никому из них не доверял, и самому Острону тоже, хотя со временем у белоглазого зародилось странноватое уважение к идиоту-нари, ведущему себя так нелогично; он постоянно бессознательно ждал от них нападения, угрозы, но беспощадная логика привела его к этому положению. Исан сдался на их милость: теперь он не имеет права сомневаться в них. Скорее всего, когда Асвад будет побежден, он сам станет таким же нелогичным, как они, и эта мысль тоже кое-что значила. Он честно пытался понять их, потому что считал, что ему это вскоре пригодится, но труднее всего было понимать отношения, связывавшие Острона и его жену (то же самое касалось ассахана, но в меньшей степени). Исан никак не мог взять в толк, как можно ценить чужую жизнь настолько выше собственной.
Быть может, когда Асвад исчезнет, он научится так же?..
Понемногу усталость взяла над ним верх, и он не заметил, как задремал. Исану никогда не снились сны, ни разу в жизни; и теперь просто все мысли куда-то исчезли, и вокруг него воцарилась холодная пустота.
Леарза и Искандер в молчании сидели у соседнего костра, и маарри угрюмо смотрел, как пляшут язычки пламени; темный бог снова разговаривал с ним, хотя Искандер дремал совсем не крепко. Больше уж враг человечества не принимал облика Раяны, ему этого не было нужно. Картины, которые темный бог показывал ему, были временами больнее даже вида умершей дочери.
Этой ночью темный бог вкрадчивым бесплотным голосом, который так хорошо уже знал Искандер, сообщил: Ангур пал.
Искандер смотрел в пламя и думал, как трудно временами не поддаваться и не верить в эти слова.
Голова сидевшего рядом с ним Леарзы между тем была забита совершенно другими вещами. Леарзе никогда не снился темный бог, он даже смутно представлял себе, что могут видеть в снах, которых так боятся, Одаренные; Леарза думал, отчего солнце вращается вокруг Саида. Острон не знал, что молодой китаб тоже давно уже заметил это странное поведение светила, и оно заинтересовало его: теперь он сидел возле костра и веточкой, позабывшись, рисовал всякие знаки в песке. Он нарисовал прямую линию и поставил над ней точку. Если Саид -- это ровная прямая поверхность, то солнце должно с южной ее стороны быть видно только далеко к северу. Совпадает... но отчего оно так низко? А если Саид круглый, то... он затер прямую и нарисовал шарик. Нахмурился.
-- Круглый, -- пробормотал себе под нос Леарза. Искандер покосился на него, но ничего не сказал: все уж давно привыкли к маленьким странностям китаба.
"Должно быть, оно стало ниже, потому что опустилось, -- думал Леарза. -- Вполне возможно, Острон и Сунгай постоянно повторяют, что темный бог становится сильнее, может, он хочет уронить солнце на землю. Оно же горячее, вот дел-то будет! ...Хотя зачем темному богу ронять солнце? Ведь если оно действительно упадет, Саид превратится в огненное море. Даже безумцы не смогут жить здесь. -- Он поколупал веточкой свой рисунок. -- Нет! Если бы солнце опустилось, было бы куда жарче, но в пустыне осень, и по-прежнему холодно. Тогда, тогда..."
Он не успел додумать: раздался крик с границы лагеря. Леарза вскинул голову и только смог раскрыть рот: он видел, как на одного из стражей, несших караул, вдруг из темноты вылетел огромный всадник на вороном коне и одним взмахом снес тому голову.
-- Атака! -- закричал другой страж, выхватывая из-за пояса ятаган. В следующее мгновение все перемешалось, не пойми откуда вылетел сам Бел-Хаддат, будто и не спал вовсе, и ясно всполыхнуло пламя Острона; оно быстро угасло, но Исан уже тоже был на ногах, и на его бледном лице было знакомое сосредоточенное выражение, так что вскоре пламя снова брызнуло во все стороны, развеивая мрак. В ту же секунду поднялся ветер, взметнул целую волну песка; люди кричали, Леарзу и вовсе сшибло с ног, а когда он сумел подняться, то обнаружил, что оба костра засыпало.
