Лана Тихомирова - Легенда о Красном Снеге
— Близ Эолиса появились пушки!
— Последние пушки согласно отчетам, были списаны и переплавлены пять лет назад, — мгновенно отозвался Сергиас.
— И это были Эолисские пушки? — спросил король, сверля министра взором.
Про себя каждый присутствующий отметил, как непросто теперь стало с Павлесом, тот словно впитал в себя всю отцовскую жесткость и теперь старался увеличить ее,
оттачивая на подданных эту новую свою черту.
— Да, сир, — с задержкой, как побитый школьник, пойманный на невыученном уроке, отвечал Сергиас.
— Значит, они не были переплавлены! — чеканя слова, впился в министра взглядом Павлес, — это был первый указ, который вы обязаны были исполнить, сразу после вашего
назначения. Протекцию вам составил ваш брат, учитывая ваши рекомендации… Отцу казалось, лучше, чем вы, трудно найти министра. Кажется, за скорое исполнение указа вам даже дали орден, выделили денег и земли вблизи Лебедь-града.
— Да, сир, — отвечал Сергиас, повесив голову, однако, наблюдая за монархом исподлобья, — с Эолисскими пушками вышло вот что: ответственность полностью конечно лежит на
мне, но ваш батюшка поручил Эолисские пушки мессиру Микаэлосу. Владыка дал мне полный отчет в том, что пушки были отправлены с конвоем в Ревень, где и были
переплавлены.
— И как, по-вашему, переплавленные пушки способны палить? — спросил король.
— Нет, сир, не способны.
— Вы проверили отчет Владыки?
— Нет, сир, ваш батюшка сочли, что владыка не нуждается в проверках.
Павлес судорожно сжал кулаки, бросил взгляд на Карикаса, потом в окно, на поля, мысленно поблуждав где-то с полминуты, он раздраженно сказал:
— Наш батюшка, да прибудет его душа с душою нашей матушки в светлых краях запада, очень не доверял Владыке. Микаэлос долгое время пробыл в стане нашего врага, но
добился там поразительных успехов, а именно прекратил вражду Лирании с одним из самых влиятельных кланов. За сию заслугу, ему была жалована должность Владыки Эолиса. Однако, не смотря на все обстоятельства и заслуги, отец никогда, слышите, ни-ког-да не доверял владыке! И я никогда не поверю, в сказку, которую вы мне сочинили тут на ходу, должно быть.
К концу своей гневной тирады Павлес говорил уже не просто раздражительно, а с едва сдерживаемой яростью. Он нарочито спокойно сел к столу, бумага и перо на всякий случай лежали еще со вчерашнего дня. Король слегка задумался, что-то записал, перечитал, подписал и передал Карикасу.
— Это мой указ, — сказал Павлес уже спокойно, — храните его, мессир. Читать не надо, я расскажу вам все на словах.
Итак, я рассудил, что пушки переплавлены не были. И я не хочу слушать ваших оправданий мессир Сергиас, и оправданий Владыки. Я поручаю мессиру Карикасу следствие и проведение инспекции по вашему, мессир Сергиас, ведомству. Когда оно будет окончено, мы призовем Владыку и допросим его, а пока, я напишу нашему брату, и он проследит за ним, а может быть, и выведает что-нибудь. Так же сейчас будет снаряжен отряд, который пойдет в район выстрелов пушек и изымет данные орудия.
И если, мессир Сергиас, вы лишитесь ваших наград, земель и должности, можете считать, что вам повезло. Что вам крупно повезло.
— Но, сир, — Дорес-старший вскочил с места, кипя праведным гневом — Брат не виноват! Это абсурд! Если Владыка, подбиваемый с Востока нашими врагами, сохранил эти орудия
и теперь использовал их….
— Вы слышите себя?! — вскричал Карикас, выпучив глаза, — Пушки стреляли по кораблю, в котором находился герцог Эолисский, и САМ Микаэлос! Те, кто стреляли из пушек с
земли, конечно вряд ли знали, кто летит над ними, но Владыка же знал. Неужели вы предполагаете, что он исполнил все это только чтобы отвести от себя подозрения?
Подвергать свою жизнь опасности, только ради того, чтобы отвести подозрения? Это невероятно! Тем более, что техника стрельбы из пушек под запретом и потому утеряна.
— Мессир Микаэлос, знаком с этой техникой и мог обучить команду, — возразил Жорес.
— Довольно! — прервал перепалку король, — выяснить все обстоятельства дела ваша задача, Карикас. И начнете вы с инспекции министерств.
Павлес сделал жест, указывая на то, что совет на сегодня окончен.
— Подождите, мессир, — что-то соображая, сказал Карикас.
— Я вас слушаю.
Карикас бросился к карте.
— Ваш брат описывает беспорядочную пальбу, вот в этом районе, — Карикас ткнул пальцем в карту, — в этих краях еще есть отчужденные земли, по договору от пятьсот
шестьдесят третьего года.
— То есть, об отчуждении части земель лесных провинций в пользу людей, — уточнил Сергиас.
— Да, — коротко бросил Карикас, — Людские племена живут там, мигрируют по отчужденным землям, по последней переписи, их осталось там не более сотни. Они кочуют. И в этот раз видимо зашли слишком близко к границе отчужденных земель, наткнулись на пушки…
— И стали стрелять, — расхохотался Жорес. — Мессир Карикас, вы сказочник! И после всего вы будете обвинять меня в абсурдности моих суждений! Вы сами несете ахинею!
— Вы, мессир Жорес, отправитесь с отрядом на места, откуда велась стрельба, и лично проверите "ахинею", — властно отозвался Павлес, — мне эти рассуждения не кажутся
глупыми. Я доверяю, мессиру Карикасу! Итак, с сего дня, я отстраняю вас, Доресы, обоих от службы, временно, пока ведется следствие, указ об этом я издам позже, с момента его подписи он вступит в силу.
Сергиас вскочил:
— Сир, я кровью и делом докажу, что не враг вам. Я готов жертвовать жизнью, чтобы доказать вам это.
— Чего вы хотите? — равнодушно спросил Павлес.
— Я хочу отдать за вас свою жизнь!
— Высокие слова, — устало сказал король, — тем не менее, я не могу дать вам ваши войска, вы не в опале, но под подозрением.
Павлес сделал нетерпеливый жест и распустил совет до следующего требования.
Он вернулся в свою башню, как раз в то время когда в спальню вернулась из молельни Фелия.
Королева вздрогнула, увидев, что ее супруг бледен и измучен.
Павлес, истощенный военным советом, упал на кровать и закрыл глаза.
Фелия взяла его руку в свою и поцеловала. Он поднялся и обнял жену.
— Я устал, Фелия, я очень устал. Еще ничего не началось. А я чувствую, что скоро все кончится.
— Ничего, солнце мое земное, — ласково прошептала Фелия, — все будет хорошо, пока мы вместе, а наши судьбы теперь неразделимы, ведь так?
— Так, родная. Ты права, моя королева!
Глава пятая. Окос
В Эолисе уже был объявлен семидесятидневный траур по покойным королю и королеве, когда до Сорокамоса дошли письма от брата. О корреспонденции ему доложил лично Микаэлос.
