Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю
Однако их появление большой радости у князя Григория явно не вызвало:
— Ну, чего явились? Вам же было велено оставаться на посту до завтрева. Или даже до послезавтрева. Забыли, Анна Сергеевна?
— Мы ничего не забыли, Ваша Светлость, — несколько надменно отвечала дама, которую князь Григорий назвал Анной Сергеевной. — Но обстоятельства таковы, что оставаясь в Мухоморье, мы наверняка оказались бы за решеткой.
— Невелика потеря, — проворчал барон Альберт, но князь так на него поглядел, что тот сразу как-то скукожился и бочком выскользнул из кабинета.
— Вот Каширский не даст соврать… — продолжала Анна Сергеевна, еле кивнув в сторону своего спутника.
— Ну, Каширский соврет — недорого возьмет, — заметил князь. — Так что же такого у вас приключилось?
Анна Сергеевна поправила сползший черный чулок на левой ноге:
— Когда мы узнали, что боярин, — тут она зло скривила губки, — так называемый боярин Василий вступил в контакт не только с Беовульфом, но и с Гренделем, то предприняли операцию по его ликвидации.
— Согласно вашим директивам, — вставил Каширский.
— Чего-чего? — вскинул брови князь. — Говорите проще, не умничайте!
— Согласно вашим указаниям, устранили, — презрительно бросила Анна Сергеевна. — Я самолично замочила его ножом, в корчме.
— Так, — удовлетворенно кивнул князь Григорий. — И в чем же закавыка?
— Сегодня Беовульф предъявил мне перстень, который он неделю тому назад подарил мне, а сегодня нашел, — объяснила Анна Сергеевна.
— Ничего не понял, — проворчал князь Григорий.
— Найти он его мог только в одном месте — в корчме, где я его обронила, — пояснила Анна Сергеевна. — Когда убивала Ду… боярина Василия!
— Удивляюсь еще, как он дал нам бежать, — добавил Каширский.
— В общем, я вижу, что работнички из вас… — Князь задумался, подбирая сравнение пооскорбительнее. И, так ничего и не придумав, зашелестел бумагами. — Ну, что у вас еще? — поднял он взор на Анну Сергеевну с Каширским, которые стояли, неловко переминаясь, перед столом.
— Князь, это еще не все, — несмело заговорил Каширский. — Операция по охмурению Беовульфа и Гренделя прошла не столь успешно, как мы предполагали.
— Это еще почему? — грозно вопросил князь Григорий.
— Они оба вышли из-под влияния моих установок, — обескураженно развел руками Каширский. — Я чувствую присутствие здесь другой силы внушения, куда более могучей, нежели моя!..
— Не темни, говори по делу, — оборвал его князь.
— Здесь мутит воду Чумичка, — заявил Каширский. — Он в прошлый раз был тут вместе с царевной и тем, кто именует себя боярином Василием.
— Не помню никакого Чумички, — проворчал князь.
— Вы его очень хорошо помните, — заявила Анна Сергеевна. — Это именно он, обернувшись царевной, гм, причинил вам некоторые неприятности.
— Что?!! — вскочил из-за стола Григорий. — Схватить… изловить… на кол посадить… сжечь живьем… Ну, что встали? — напустился он на Анну Сергеевну и Каширского. — Прочь отсюда, олухи!
Оставшись один, князь Григорий со сдавленным стоном упал в кресло.
— Это судьба, — прошептал князь. — Боярин Василий, Чумичка, Грендель… И что с того, что боярин убит — колесо уже закрутилось. И что-то сделать уже поздно. Альберт! — вскричал князь. — Крыса чернильная!
В кабинет испуганно заглянул начальник тайного приказа.
— Чего изволите, Ваша Светлость?
— Запереть в замке все ворота. Поднять мосты. На стене выставить лучников. И чтобы до послезавтра без моего приказания ни одна собака сюда не пробежала! Ни одна мышь не проскочила! Ни одна ворона не залетела!
— Слушаюсь, Ваша Светлость, — пролепетал барон Альберт. — Еще будут приказания?
— Да! — рявкнул князь. — Усилить надзор надо всеми! И над обоими Длиннорукими, и над этим дураком Каширским, и над Анной Сергеевной. Никому доверять нельзя, никому.
Барон Альберт на цыпочках покинул княжеский кабинет.
— Ох, не в духе нынче хозяин, — вздыхал барон, тяжело ступая по длинному полутемному коридору. — И так каждый год. Только наступает октябрь, как будто с цепи срывается. И что ж это за тайна такая, что даже мне, главе тайного приказа, не ведома?
* * *Леший и его друг водяной привычно сумерничали в корчме, когда раздался стук в дверь.
— Толкайте, да посильнее! — крикнул корчмарь, и тут же дверь ввалилась вовнутрь, а следом за нею и запоздалый посетитель — высокий человек в лохмотьях, с которыми несколько контрастировала широкополая шляпа, надвинутая на самые брови.
— Добро пожаловать, дорогой гость, — приветствовал его хозяин. Вошедший украдкой огляделся по сторонам, снял шляпу и кинул ее на ближайший столик.
— Боярин Василий! — в голос ахнули водяной и леший.
— Никто не знает, что я здесь, — устало вздохнул Василий, присаживаясь за столик. — Переночуем, а завтра утром поедем восвояси.
— A как же… — начал было водяной и осекся.
— Увы, — развел руками Дубов, — сам я ничего не могу сделать, а те, на чью помощь рассчитывал, отказались. Да сам виноват — такие дела с наскока не делаются. Ну ничего, доживем до будущего года…
— Ах да, чуть не забыл. — Леший достал из-под стойки запечатанный в трубочку свиток. — Это для вас.
— Любопытненько. — Василий подошел к стойке и, разломав печать, пробежал послание. — Кто его принес, вы не заметили?
— Русалка, — с некоторым удивлением ответил леший. — Я уж хотел ей сказать, что вас нет, что вас убили, а ее уж и след простыл.
— Теперь и это уже ни к чему, — и Дубов, мелко порвав письмо, кинул его в тлеющую печку. — Кузьма здесь?
— Да, в вашей горнице, — кивнул корчмарь.
— Спокойной ночи, господа, — и Василий по скрипучей лестнице стал подниматься на второй этаж. — Да-да, ничего не вышло, — бормотал он себе под нос. — Остается только заехать за Надей, и домой…
— Ну где ж ты пропадал? — напустился Кузька на Василия, едва тот переступил порог комнаты. — Я тут весь изволновался…
— На болоте прятался, — ответил Дубов, опустившись на кровать. — Не мог же я тут среди дня появиться! Ну как, вещи ты сложил?
— Сложил, — буркнул Кузька. — Выходит, впустую ездили, эх-ма…
— Завтра затемно выезжаем, — сообщил Василий, — а теперь неплохо бы малость подремать. Дверь бы чем припереть на всякий случай?
Но тут дверь в «апартаменты» Дубова распахнулась, и в ней, к немалому удивлению детектива, возникла долговязая фигура Гренделя. Василий про себя усмехнулся, но виду не подал.
— Чем могу служить? — вежливо осведомился он.
