Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю
— Сударыня, я у ваших ног, — Грендель опустился на одно колено и почтительно поцеловал ей ручку.
— Ах, ну что вы, — так и зарделась дама. — Встаньте, пожалуйста, вы меня смущаете.
Грендель послушно поднялся и, вглядевшись в лицо своей возлюбленной, невольно отшатнулся.
— Так, подействовало, — радостно потер руки Василий в своем укрытии.
— Что с вами? — забеспокоилась Прекрасная Дама. — Господин Грендель, вы сегодня как-то не в себе.
— Да… — пробормотал поэт. — Как будто пелена спала с моих очей…
— Он только теперь приходит в себя! — раздался за спиной дамы громовой голос.
Дама резко обернулась — на нее со стороны дуба тяжелой поступью надвигался собственной могучей личностью господин Беовульф.
— Не смей причинить ей ничего дурного! — выкрикнул Грендель.
— Как же! — прогремел Беовульф. — Да она сама кому угодно чего хошь причинит!
— Что это значит?! — взвизгнула дама и затравленно заозиралась по сторонам.
— Не беспокойтесь, сударыня, — тоном ниже сказал Беовульф, — ваш так называемый слуга вам не поможет. Равно как и его «установки». Можете посмотреть — он там лежит, отдыхает и не скоро очухается.
— Что вы с ним сделали? — завопила дама.
— Ну, приложил разок златою цепью, — ласково прорычал Беовульф, — Ничего, это не смертельно, я думаю. Просто легкое помутнение ума…
— Да-да, как будто пелена спала с очей моих, — продолжал бормотать Грендель. — Ах, как я заблуждался…
— Кстати, сударыня, — продолжал «наезжать» Беовульф, — что-то я не вижу на вас того перстенька, что я вам подарил.
— Я его забыла дома, — заметно побледнев, пробормотала женщина.
— А может, потеряли?
— Может, и потеряла…
— Ну так радуйтесь, я его отыскал! — И с этими словами Беовульф извлек из-за пазухи золотой перстень.
— Где вы его нашли?! — в ужасе отшатнулась Дама.
— Там, где вы его потеряли, — ответил Беовульф. И с явной угрозой добавил: — Нынче ночью.
Но тут, похоже, дама наконец взяла себя в руки.
— Вы, господин Беовульф, дурак, — с нескрываемым презрением произнесла она. — Но я знаю, кто за этим стоит!
Тут она небрежно оттолкнула стоящего на ее пути Гренделя и решительно двинулась за дуб. Через некоторое время она появилась со своим слугой, который шел, качаясь и еле двигая ногами. Прекрасная Дама, ужасно бранясь, отвесила ему пинка и быстро удалилась по тропинке. Слуга же, бормоча что-то себе под нос, поплелся следом за ней.
Беовульф и Грендель, некоторое время постояли, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, не зная, что дальше делать. И в конце концов, смерив друг друга неприязненными взорами, молча разошлись в разные стороны.
Когда Грендель медленно брел в сторону своей хижины, Дубов услышал его бормотание:
— Словно пелена спала… Это было какое-то наваждение…
Убедившись, что поблизости никого нет, Василий встал из своего укрытия и подошел к дубу. По его ветвям спускался вниз Кузька.
— Ну как? — радостно спросил домовой. — Все в порядке?
— Здорово! — только и смог ответить Василий. — Я никогда не испытывал такого удовлетворения. Ведь ты все делал, как мы договаривались?
— Ну а то как же. Сначала я смотрел за дорогой и дал тебе знать, когда появилась та баба с колдуном. А Беовульф уже стоял за дубом и ждал. Едва колдун зашел за дуб, он как даст ему своей золотой цепью по башке, а тут уж и я заступил со своей ворожбой. Мол, погляди ты на нее, господин Грендель, и сразу поймешь, откуда птичка вылетела.
— Ну, откуда вылетела, это понятно, а вот куда улетела?
Кузька на минуту задумался:
— Судя по тому, куда они побегли, то я думаю, что не в свою избенку, а куда подальше. Там, за болотом, перелесок, а через него проселок, который ведет в сторону Белой Пущи. Как раз в ту деревеньку, где бабкина изба стояла. — И домовой погрустнел, вспомнив былые денечки.
— Может, пойдем? — смущенно спросил Василий. — А, Кузьма Иваныч? — И уже веселее добавил: — А хочешь, я тебя на плече понесу?
Кузька хитро ухмыльнулся и как бы нехотя отвечал:
— Ну, так и быть. Пожалуй. Хороший ты человек, Василий, ни в чем тебе отказать не могу!
* * *За ужином обстановка была совсем безрадостной. Все, кто находились за столом, ели мало, угрюмо уткнувшись в тарелки, и даже неуклюжие попытки короля Александра развеселить своих сотрапезников никак не могли повлиять на их настроение. Скорее, наоборот.
— Кушайте, господа, — радушно потчевал Александр, — а главное, запивайте. Конечно, пьянство — дело негодное, но стаканчик старого доброго винца на сон грядущий, знаете…
Первой не выдержала госпожа Сафо:
— Это чтобы послужить одновременно и выпивкой, и закуской?
— Не понимаю, о чем вы, сударыня, — благодушно глянул на нее король.
— Ну так я вам объясню, Ваше Величество, — запальчиво вскочила поэтесса, грозно уперев ручки в полные бедра, но король жестом усадил ее на место:
— Не нужно, не нужно, Ну зачем такие мрачные мысли? Может быть, нынче ночью, гм, ничего и не произойдет… Перси, налей мне вина!
Паж, внимательно наблюдавший за госпожой Сафо и прочими, кто был за столом, вздрогнул и, конечно же, опять пролил мимо.
— Ну, за ваше здоровье, господа! — поднял кубок Александр. — И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно.
— Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! — вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. — И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню…
— То сам будет съеден! — докончил мысль синьор Данте.
— Я предупредила! — высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей.
— Такова есть наша жизнь, — философически заметил Иоганн Вольфгангович. — Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас.
— Если бы одни только червячки, — вздохнула Сафо.
— Ну, господа, зачем так мрачно, — снова заговорил король. — С такими мыслями жить нельзя, иначе нам всем нужно завернуться в простыню и ползти на кладбище. Как говаривал… нет, не помню кто, даже умирать надо с улыбкой на устах. И мне как-то больше по душе боевой задор нашей глубокоуважаемой донны Клары. Знаете, я бы избрал нашим боевым кличем такие слова: ударим поэзией по людоедству! Спокойной ночи, господа. — С этими словами Александр величественно поднялся из-за стола и, сопровождаемый Перси, удалился из трапезной.
* * *Князь Григорий уже собирался покинуть свой рабочий кабинет, чтобы отойти ко сну, но тут дверь распахнулась, и барон Альберт ввел светловолосую даму в порванном черном платье. Из-за ее плеча робко выглядывал невзрачного вида мужичок.