Александр Лоскутов - Высшая ценность
— Я за тебя поручился. Дал слово, что ты не собираешься сбегать. Ты понял?
— Угу, — после недолгой паузы неразборчиво проворчал я. — Не сбегать. Все понял… Что уж тут непонятного.
* * *Вновь, как и несколько дней назад, я молча брел по улочке. Проходил мимо жилых домов. Мимо пивных баров и магазинов. Мимо многочисленных церквей и церквушек.
Домой я пока не торопился. Успею еще насидеться в четырех стенах. Лучше прогуляюсь, пока это еще возможно. Наслажусь последними каплями своей свободы.
На улицах, как обычно и бывает в это время, было многолюдно. По тротуарам тек сплошной людской поток. Усталые после долгого рабочего дня горожане расходились по домам, торопясь укрыться от жестокостей этого мира в относительной безопасности своего жилища. Пешком. Городской транспорт не справлялся с таким наплывом пассажиров, а свои личные автомашины в наши дни имели лишь немногие избранные: слишком уж дорого обходилась ввозимое аж из Тюмени топливо.
Попав в поток, я спокойно плыл по течению. Не пытался как-то протестовать или проталкиваться, хотя подобная ситуация для меня, честно говоря, была непривычна. Чистильщикам редко приходится ощущать вколачивающиеся в бока чужие локти. От этого надежно защищают болезненное уважение горожан и их затаенный страх.
Нас боятся…
Хотя кого это «нас»? Я ведь больше не чистильщик.
Где вы видели чистильщика без его пояса? Без оружия? Без меча, наконец? Чистильщик без меча — уже не чистильщик.
Сегодня я — обычный городской оболтус, каких тысячи. Ничем не примечательный парень. Разве что одет немного необычно. Да еще по сторонам глазами шарит, словно все время высматривает кого-то. А так — ничего особенного. Никто. Человек из толпы.
Я шел по вечернему городу. Просто шел, не выбирая дороги и позволяя человеческой реке нести меня туда, куда она пожелает. А когда шумный поток рассеялся, вдруг неожиданно оказался стоящим напротив дверей того же самого кафе, в котором уже провел несколько минут в раздумьях о судьбе мира и моем в нем месте.
Ну что, сделаем это традицией — предаваться тяжелым раздумьям в окружении заварных пирожных и кремовых тортиков?
Пожав плечами, я мягко толкнул беззвучно открывшуюся дверь.
Народу оказалось заметно больше, чем в прошлый раз. Но все равно добрая треть столиков были пустыми. Я, как и тогда, сел в углу, постаравшись отделиться от весело поглощающих сладости людей. Не хотелось мне сейчас компании.
Есть не хотелось тоже. Так что я просто сидел и смотрел на то, как за большим, чуточку мутноватым стеклом по улице идут люди. Разные люди. Молодые и старые. Злые и добрые. Бодрые и усталые. Веселые и грустные. Живые. Просто живые.
Зачем?.. Ах, как я хотел бы это знать: зачем Господу понадобилось устраивать детям своим такую перетряску? Зачем нам был дарован День Гнева?
Я не спрашиваю, за что — ответ на этот вопрос можно найти в каждой церковной книге. Каждый младенец знает его… Но зачем? Кто может ответить на этот вопрос?
Церковь?..
Когда я учился в школе, моим любимым предметом было именно богословие. Я знал назубок все необходимые современному человеку молитвы. Мог часами цитировать Библию. Наш школьный батюшка Авдий не мог нарадоваться успехам своего лучшего ученика, пророчил мне карьеру священнослужителя, готовил к поступлению в высшую духовную семинарию.
Но однажды я спросил его: зачем? Задал этот глупый-глупый вопрос… И выслушал пространный монолог, в котором батюшка Авдий мягко попрекал меня за незнание основ и подробно объяснял, за что именно человек удостоился божественного наказания.
За что, но не зачем…
Позднее я много раз так или иначе повторял этот вопрос. На уроках, в церкви, на школьных собеседованиях. И неизбежно слышал различавшиеся только деталями ответы: «За грехи человеческие».
Столкнувшись со столь непробиваемым непониманием, я пытался думать сам. Не знаю, успешно или нет, но когда на том же богословии я в коротком сочинении изложил свои выводы… Это была моя первая двойка по этому предмету. Первая, но отнюдь не последняя.
В семинарию я так и не поступил.
«За грехи человеческие. За то, что люди отступили от божественных заветов и оставили веру».
Говорят, пути Господни неисповедимы и понять его деяния смертным не дано никогда. Но все-таки я очень-очень хотел бы понять. Разобраться. Поверить. Ответить на вопрос «зачем?» Ответить хотя бы для себя лично.
Потому что еще говорят, что сила — удел глупцов и силовое решение проблемы выбирают только те, кто не видит иного способа поправить ситуацию.
Так зачем же Господь избрал именно эту дорогу, в одночасье истребив девять десятых населения Земли? Зачем он устроил нам День Гнева? На что рассчитывал, открывая всяческой нечисти дорогу в мир? Я не верю, что все это было задумано только для того, чтобы отделить зерна от плевел и агнцев от козлищ. Не верю, что понадобилось убрать миллиарды душ для того, чтобы у горсточки выживших пробудить истовую веру.
Может быть, я смог бы понять, если бы знал, по какому принципу Всевышний отбирал тех, кому предстояло остаться на земле. Но я не понимал и этого, хотя смотрел подробнейшие списки. Казалось бы, логично вычистить из человеческого общества всех негодяев. Или же забрать в райские кущи праведников. Но нет. Остались в нашем мире подлецы, остались и святоши. И просто обычные люди остались тоже. Маленький срез человечества. Уменьшенная ровно в десять раз и брошенная на произвол судьбы в условиях нового мира копия прежнего общества.
По какому принципу Господь производил отбор, мне непонятно. Может быть, он руководствовался при этом какими-то своими высшими соображениями, а может быть, просто рассчитал человечество по алфавиту. Я не знаю. И, думаю, этого никто не знает.
Но как бы то ни было, после безмолвного исчезновения прямо посреди бела дня девяноста процентов населения оставшаяся часть человечества застыла в ужасе и недоумении… А потом ударилась во все тяжкие, не понимая, что времена изменились, что каждый убитый, каждый замученный и несправедливо обиженный неизбежно вернется вновь и будет мстить. Мстить всему человечеству без разбора.
«И вскрылись гробницы. И мертвые поднялись из могил. И оставшихся в живых стало еще вдвое меньше, прежде чем они поняли, в чем их спасение…» Так говорит о тех ужасных днях Новейший Завет. А дальше он говорит, что ключ к спасению кроется не где-нибудь, а исключительно в вере.
Вот только я так не думаю.
Веру можно было заронить и более простым способом. Без глобальных перетрясок.
Зачем?..
Может быть, если бы я понял первопричины, то знал бы, для чего Господу понадобилось готовить второй День Гнева. И не стал бы противиться грядущему. Но я не понимаю. И потому обещаю сделать все, что только в моих силах, чтобы этого не допустить.
