Александр Лоскутов - Высшая ценность
— Почему, почему?.. Да потому, что кончается на «у», — ворчливо пробормотал шеф. — Я вообще не должен был тебе это показывать. И уж тем более что-либо тебе пояснять.
— Ну, раз уж показали, так доводите дело до конца. Поведайте мне, что за каша у вас там заваривается. Шеф резко и возмущенно вскинул голову.
— Ну, Суханов, ты совсем уже обнаглел!.. Не имею я такого права. Меня потом церковь живьем сожрет. Без соли и перца.
— А откупиться мной вы имеете право? Если бы я не знал шефа как облупленного, то сказал бы, что он пристыжен.
— Ты сам выбирал, на какую работу идти, — проворчал он. — Пойми, Суханов, речь идет о многих тысячах, а может быть даже и миллионах, человеческих жизней. Речь идет о приходе нового мессии… кстати, до сих пор непонятно, светлого или темного. Ты должен понимать: цена ошибки слишком высока. Я не могу рисковать.
— Ясно. — Я уверенно кивнул, стараясь подавить плещущееся в душе раздражение. — Зато я могу рисковать. Так?..
Ведущая в коридор дверь приоткрылась, явив улыбающееся личико то самой новенькой секретарши. Как там, бишь, ее звали?.. Ах да, Маргарита.
— Дмитрий Анатольевич, там…
— Закрой дверь! — сердито рыкнул шеф. Испуганно пискнув, личико тотчас же исчезло, а дверь моментально захлопнулась. — Говорил же ведь: не беспокоить…
Я молчал, опустив голову и разглядывая покрытый потертым ковром пол.
— Ты, Алексей, рисковать не можешь вдвойне, — как ни в чем не бывало продолжил шеф. — Тебе ныне придется сидеть дома и носа на улицу не показывать. Ни шагу за периметр. Слышал? Ни шагу! Максимум, что тебе позволено, — дойти до магазина за хлебом.
— Домашний арест? — невинно уточнил я.
— Именно, — не поддаваясь на мою нехитрую уловку, подтвердил шеф. — Именно домашний арест.
— Может быть, еще и охрану выставите?
— Не выставлю. Понадеюсь на твое благоразумие… В конце концов, ты видел рекомендации церкви и должен понимать, что это значит.
— Конечно… Если что — сразу в цепи и в подвал к инквизиции. Правильно?
— Да.
— Но почему? На основании какого-то там тестирования… Не понимаю.
— Ты же читал заключение медкомиссии. Проверка на теосовресторе выявила в твоей душе пятно зла.
— Ха! А вы, Дмитрий Анатольевич, покажите мне человека, у которого его нет. Все мы носим в груди метку ада. У кого-то она больше, у кого-то — меньше. Но чистых людей нет по определению. В Писании сказано…
Шеф молча пожал плечами, будто бы демонстрируя, что в вопросах теологии не силен.
— Какая мне разница, что сказано в Писании? У нас конкретная проблема — вот этот вот приказ… Не крути головой. То, что на верху листа написано «рекомендации», в данный момент ничего не значит. Это именно приказ. И понимать его нужно именно так.
— Отстранить оперативника Управления внешней разведки и зачистки Алексея Суханова от исполнения служебных обязанностей, — по памяти процитировал я строки из «рекомендации». — Временно препроводить его под стражу. До выяснения дополнительных подробностей ограничить передвижение. Лишить возможности контакта с представителями темного мира… Дмитрий Анатольевич, вы только вслушайтесь. Формулировка-то какая дурная. «Лишить возможности контакта…» Да какой, к Дьяволу, может быть контакт с нечистью? Шеф чуть заметно поморщился.
— Алексей, ну ты же понимаешь, что я от этого всего тоже не в восторге. Передать Управление фактически в подчинение Епархии. Кинуть лучшего сотрудника в руки церкви. Позволить церковникам связать себя по рукам и ногам дурацкими уставами и предписаниями. Практически подписать отказную… Но, самое плохое, у меня нет выбора. У нас всех нет выбора. Грядет новый День Гнева. Ни Управление, ни армия не способны совладать с этим. Только у церкви есть план.
— И это значит, что можно позволить церкви подмять и Управление, и армию? — Я недовольно фыркнул. — Кстати, Дмитрий Анатольевич, а откуда вы знаете, что у церкви есть план? Готов поклясться, святые отцы даже от вас скрывают подробности. Да и что они могут противопоставить самому Господу Богу? Что вообще все мы способны Ему противопоставить? Молитвы? Или мечи?
Опустив глаза, шеф скромно промолчал.
— Единственное, что я могу придумать: это собраться с духом и, дождавшись, когда Всевышний в очередной раз проредит свою паству, попытаться спасти хоть что-то из былого. Для этого нужно Управление. Нужна армия… И совсем даже не нужна церковь.
Облокотившись на стол, я подался вперед.
— Зачем она вообще нужна людям, эта церковь? Все эти купола и важного вида священники в белых хламидах с золотыми крестами на груди. Зачем они нам? Все мы платим налог на их содержание. Не маленький налог. И куда, спрашивается, он уходит? На то, чтобы белорясые могли мягко спать и вкусно кушать? Да половина из них и так уже поперек себя шире!
Поджав губы, шеф молчал. Видимо, хотел, чтобы я выговорился и остыл.
— Святые отцы. Духовные наставники. Белые одежды как символ божественной чистоты и незапятнанности… Ага. Как же! Чистота, незапятнанность, безгрешность. Наши святые отцы грешат ничуть не меньше всех остальных. Едят, пьют, спят, старательно предаются тем или иным порокам, после чего каются и отпускают друг другу грехи. Человек-де грешен, а в Писании, мол, сказано, что Господь истинно раскаявшихся простит. Уж не знаю, так ли считает сам Бог или нет, но служители его для себя любое оправдание сыщут. И ссылочками на Библию подтвердят.
Я перевел дух.
— Людям не нужна церковь — по крайней мере, такая церковь. Людям нужна вера. Подлинная вера, а не та, которую предоставляют им старики в белых хламидах… «Покайся, сын мой, и пожертвуй нам на кусок хлеба с маслицем и икоркой…» Тьфу.
Махнув рукой, я обречено откинулся назад. Старый, помнивший еще дни до Гнева стул протестующе заскрипел подо мной.
— Все сказал?
— Почти. Шеф кивнул.
— Хорошо. Тогда иди. И радуйся, что тебя не слышала инквизиция.
— А что, свободу слова уже отменили? — ядовито осведомился я.
— Свобода слова — свободой слова, — прозаически отозвался шеф, — а только ересь у нас дело подсудное. И давно уже.
— Так разве это ересь?
— Что есть ересь, тебе те же самые святые отцы объяснят… Иди домой. Сиди и не высовывайся. Если что, звони. Мобильник свой заберешь у диспетчера. — Дмитрий Анатольевич слабо улыбнулся. — Оружие не возвращаю — сам понимаешь, оно тебе теперь без надобности. Я иронически поклонился. Крутанулся на каблуках. И прогулочным шагом направился к двери.
— Да, Алексей. Еще одно.
— Что? — Я на мгновение придержал шаг.
— Я за тебя поручился. Дал слово, что ты не собираешься сбегать. Ты понял?
